Обыкновенная трансплантология: пересадка почек в Гомеле идет в рабочем порядке

Отношение к трансплантологии до сих пор во многом неоднозначно как в обществе, так и в самой медицинской среде. Тем не менее трансплантология развивается и движется вперед. В Гомель она пришла в конце прошлого года вместе с пересадкой почки. Первая операция была проведена на базе РНПЦ радиационной медицины и экологии человека: сегодня с донорской почкой живут уже 15 реципиентов.

Жизнь после смерти

Сердце донора какое-то время еще бьется, когда хирургическая бригада начинает забирать необходимые для трансплантации внутренние органы: достаточным основанием служит смерть мозга. Ее констатирует консилиум врачей при участии судмедэкспертов, представителей органов прокуратуры, милиции, администрации больниц и клиник. Со слов медиков, роговицу глаза, костную ткань или, например, кожу можно забирать и после остановки сердца, поскольку они более устойчивы к гипоксии — недостатку кислорода. Что же касается внутренних органов — почек, печени или поджелудочной железы, то после остановки сердца, когда кровоснабжение прекращается, в той или иной степени происходит омертвение тканей, и пересадка может оказаться не такой удачной. Трансплантологи утверждают, смерть мозга — это не кома, из которой еще можно выбраться. В данном случае путь лежит лишь в одну сторону: как только умирает мозг, умирает и человек. Чтобы констатировать смерть мозга, применяются очень серьезные методики и выполняются сложные биохимические исследования. В это время сердечная деятельность, дыхание и функции внутренних органов поддерживаются медицинской аппаратурой и специальными лекарственными препаратами. Тогда же решается вопрос о необходимости и возможности донорства. И если решение оказывается положительным, донор отключается от систем жизнеобеспечения уже в процессе операции. Во всем мире ощущается острая нехватка органов для трансплантации, и то, что донорами становятся умершие люди, — это мировая практика. Трансплантологи руководствуются, прежде всего, тем, что чья-то смерть — это в итоге чья-то жизнь.

Презумпция согласия

Но как быть с тем, что ушедший в мир иной, быть может, не согласился бы стать донором? Вопрос, лежащий на поверхности, и право задать его имеет каждый из нас. Согласно белорусскому законодательству, если при жизни человек не оставил никакого заявления, считается, что препятствий нет: презумпция согласия как раз в этом и заключается. Несогласие могут выразить родственники умершего, будь они рядом. Но у человека может не оказаться родственников. Или они будут далеко. В таком случае искать их никто не станет — закон этого не требует, а время идет на часы. В январе этого года в закон о трансплантации, действующий на территории нашей республики, были внесены изменения, поясняет врач анестезиолог-реаниматолог, заведующий кабинетом транспланткоординации РНПЦ радиационной медицины Олег Петкевич. Согласно им, человек, не желающий стать после смерти донором, может оставить заявление в любом медицинском учреждении страны, куда бы он ни обратился. Более того, данная информация как выдержка из закона о трансплантации должна находиться на стенде с объявлениями в каждом из них. Олег Петкевич ведет всю организационную работу, связанную с трансплантацией, на территории Гомельской области. С его слов, учитывая небольшие размеры Беларуси, донорская почка доставляется из одного региона страны в другой в среднем за семь часов.

Лист ожидания

Кандидат медицинских наук доцент Александр Величко заведует отделением трансплантации, реконструктивной и эндокринной хирургии РНПЦ радиационной медицины.

— В ходе первой операции по пересадке почки вы ассистировали минскому коллеге. Но уже вторую пересадку делали самостоятельно. Волнение было сильным? — Волнение — плохой попутчик для хирурга. Любая операция требует определенного настроя, и хирург, разумеется, всегда думает о том, как она пройдет. Переживая не только за ее успех, но и за то, как будет чувствовать себя пациент в послеоперационный период. Однако это не то волнение, из-за которого выбрасывается адреналин. Подобного хирург не может себе позволить: ведь все его движения должны быть точными. — Сколько человек сегодня ждут донорскую почку? — В тот момент, когда мы только начинали, в лист ожидания были внесены 110 реципиентов. С тех пор прошло четыре месяца, мы провели 15 операций, но количество реципиентов осталось примерно тем же... — Что служит показанием к трансплантации? — Существует ряд заболеваний, приводящих к нефросклерозу и хронической почечной недостаточности четвертой стадии, когда в обязательном порядке требуется диализ. Качество жизни при этом хуже, чем после трансплантации. Особенно при гемодиализе. Пациенты нуждаются в нем каждые три дня, и поэтому у них нет возможности куда-то уехать. Кроме того, гемодиализ чреват нарушением кальциевого обмена и в целом общими метаболическими изменениями, которые могут привести к каким-то осложнениям. Поэтому чем дольше человек находится на гемодиализе, тем труднее его оперировать. — Как долго приходится ждать операции? — Это ведь не очередь в магазине. Кому-то может повезти и через месяц после того, как его включат в лист ожидания. А кому-то и десять лет приходится быть на диализе. Разные бывают ситуации. Ведь подобрать донорскую почку не так-то просто. Реципиент и донор должны совпадать не только по группе крови — необходима совместимость тканей. Но и одной гистологической совместимости недостаточно. Реципиент обязательно проверяется на наличие антител к донорскому органу. Почка весьма имуннореактивна. И антитела, если они есть, говорят о высокой вероятности криза отторжения. — В течение скольких лет пересаженная почка может работать? — 10 лет. Это считается хорошим показателем. — А потом? — При наличии донорского органа возможна еще одна трансплантация, и примеры этому в белорусской медицине имеются. — Насколько серьезны побочные явления, возникающие вследствие пересадки? — Почка, повторюсь, имуннореактивна. Сложность в том, что организм начинает убивать пересаженный орган, и реципиенту в течение всей жизни приходится принимать довольно много сильнодействующих препаратов — в свою очередь нацеленных на то, чтобы убивать иммунитет. Так что есть определенный риск пострадать от какого-нибудь вируса, который в обычной ситуации был бы не опасен. Кроме того, из-за своей токсичности эти препараты не лучшим образом воздействуют на печень, мозг или ту же пересаженную почку. Поэтому их прием строго дозируется, а концентрация контролируется при помощи специальных лабораторных исследований.

Главное успеть

— Кто забирает донорские органы? Это какая-то отдельная служба? — Нет. Те же хирурги, которые заняты в операциях по трансплантации, выезжают за донорскими органами туда, где есть районные больницы. При этом не следует думать, что мы пересаживаем только те почки, которые забираем. Допустим, сегодня мы забрали две почки в Мозыре и отправили в Минск, а наутро к нам приехала почка из Бреста — потому что она подходит нашему реципиенту. Вся трансплантология в стране завязана в единую систему, существует целая цепочка, состоящая из многих звеньев. Хирургическая служба участвует во всех: от момента изъятия органов до трансплантации и сопровождения реципиента в послеоперационный период. И чтобы система работала четко, без сбоев, в каждом регионе есть координатор. Как правило, это врач анестезиолог-реаниматолог. — Сколько времени донорскую почку можно держать в специальном растворе? — До 36 часов. Но чем быстрее произойдет трансплантация, тем лучше. — Донорские органы доставляются спецтранспортом? — Машиной. — В разных фильмах часто показывают, как бригада врачей, схватив контейнер, спешно бежит к самолету... — С донорским сердцем происходит именно так. Хватают контейнер и прыгают в вертолет: от момента остановки сердца до его включения времени остается совсем мало. До 6 часов... — Когда к вам еще только «едет почка из Бреста», вы уже готовитесь к трансплантации? — Конечно. Хотя стопроцентной уверенности, что донорский орган подойдет, никогда нет: мало ли что в дороге, к примеру, произойдет. Но мы все равно вызываем реципиента и готовим к операции.

Родственная трансплантация и генетика будущего

— Донорами нередко становятся ближайшие родственники реципиентов. Вы принимали участие в таких операциях? — Да, дважды. В Минске, в 9-й клинической больнице. Во время одной из них мать отдала ребенку часть печени. Но мы родственной трансплантацией пока не занимаемся. — Почему? — Возможно, еще не готовы психологически. Но то, что мы к этому придем, — вне всякого сомнения. — Так же, как и к пересадке печени? Ведь скольких людей можно было бы спасти от цирроза например... — Почему нет? В Минске в прошлом году провели 75 таких операций. Все дело в том, что пересадка печени считается одной из самых сложных в трансплантологии в технологическом плане, она требует хорошей материально-технической базы, оснащенности дорогостоящим оборудованием. Мы такой базой пока не располагаем. Что же касается хирургической практики, то еще год назад мы бы и почку не пересадили. Но ведь выучились! Печень же — орган очень благодарный. Подбирать донора можно лишь по группе крови. И если операция проходит успешно, печень очень хорошо приживается, а после трансплантации достаточно минимального количества препаратов. — Каков завтрашний день трансплантологии? — Наиболее близкая перспектива — это, быть может, более масштабная родственная трансплантация. Или, например, разработка методик, позволяющих более точно подбирать реципиента и донора. Ну, а если говорить о том, что нас ждет в более отдаленное время, то это генетика... — Но ведь столько копий вокруг нее сломано. Бедная овечка Долли... — Сломано не сломано — а за генетикой будущее. Будут донорские органы выращиваться из клетки, обязательно. Возьмите однояйцевых близнецов — если один из них становится донором, то после трансплантации вообще нет необходимости принимать какие-либо препараты. Орган и без них не отторгается, потому что у таких близнецов один и тот же набор хромосом. — Вам непросто было выкроить время для интервью. Слишком напряженный график? — По-разному бывает... Но я ведь не один оперирую, с коллегами. — Если говорить о трансплантации, они ассистируют, оперируете вы. Получается, вам и лавры... Профессиональную зависть ощущаете на себе? — Знаете, при желании каждый может достичь профессиональных вершин, если захочет. Так что все пути открыты! А дело у нас общее, поэтому о какой зависти может идти речь? Мои коллеги — они такие же трансплантологи, как и я. Мы работаем одной большой командой. Ничего не состоялось бы без координатора, на котором лежит огромный груз ответственности за все организационные моменты, или врача-нефролога, который изначально вносит имена реципиентов в лист ожидания, а затем как до, так и после трансплантации наблюдает за состоянием их здоровья. И вот как раз здоровье пациентов — это самое главное для каждого из нас. Мы вместе, и в этом наша сила.