Крепкий и сообразительный
В журналистику меня, бывшего пастуха и бравого моряка, занесло случайно. Обычное дело — выбор стези у вузовского стенда. Хотел быть математиком, но немного опоздал.
Родился в деревушке Пивоши на Минщине, пас коров, лошадей, был отличным наездником, а в промежутках ходил в школу. В семилетку — за семь километров по пересеченной местности, в десятилетку — за 10. Бегом через поля, луга, чтобы не опоздать, зимой — на лыжах. К физкультуре у меня пожизненная любовь. В свои 85 не мыслю утра без зарядки, занимаюсь йогой, дыхательной гимнастикой.
Помню лыжную гонку допризывников. Лыжня пролегла по родному лесу, и дистанция знакома — 10 км. Как не победить? И ведь победил. Обогнал 200 участников со всего района. Поставили последним, но я сошел с лыжни и вырвался вперед по целине. Соперники не верили, что дотяну до финиша, но нагнали только в конце, когда на лыжи стал налипать снег (о смазке тогда не знал). Выход нашел по-крестьянски просто: лыжи на плечи и — бегом. Ленточку под общий хохот пересек первым.
Едва успевший
На флот шел серьезный отбор: брали здоровых и выносливых. Я занимался пятиборьем, был первым в области по прыжкам в длину. В школе едва не вышел на медаль, делал успехи в математике. Призвали на Черное море, в Севастополь, да не куда-нибудь, а в секретную часть. Радиоразведка. Три года ловил в трескотне помех переговоры неприятельского флота в Средиземном море. 12-часовые вахты по 20 сточенных карандашей выдерживали единицы. Поэтому не хотели отпускать, сулили зарплату, погоны. Но я стремился в вуз, и главком Черноморского флота, по-отечески выслушав, сдался. Стимулом были письма одноклассника, поступившего на физмат БГУ. Я ведь ничуть не хуже «рубил» в математике.
Скорым примчался в Минск, даже не заезжал в деревню. Но опоздал. Документы на физмат и ряд других факультетов уже не принимали. Оставался журфак, но конкурс был высоким — более 10 человек на место. Скидок военным тогда не делали, мне моряцкая форма помогла — в комиссии сидел замдекана, бывший моряк. Мне даже шпаргалку простили — первый раз в жизни решил списать сочинение. За оставшееся время предложили написать еще одно, посадили рядом человека. Списать было невозможно, и я, вспомнив школьную тему, выдал за считаные минуты «Народность и патриотизм в творчестве Некрасова». Повернулся к висевшему на плече преподавателю: «Ну как?» Впечатленный, тот кивнул: «Неплохо. Только здесь чуть подправь».
За шпаргалку снизили оценку, поставили «четыре», но баллов хватило, чтобы выйти на решающее собеседование. Замдекана долго расспрашивал о морской службе и вынес вердикт: «Будете учиться».
Влюбчивый
На факультете минчане и москвичи, еще одесситы. Деревенских — раз-два и обчелся. На курсе учились писатель и поэт Буравкин, поэт-лирик Зуенок, захаживал старшекурсник и будущий классик Бородулин. Помнится разудалая студенческая свадьба Геннадия Буравкина. Сам не красавец, тоже из деревни, выбрал настоящую звезду, минчанку. Ее родители противились союзу, и молодые, дотянув до пятого курса и защитив дипломы, устроили свадебный пир прямо в студенческом городке. Тогда мы не пожалели сил на веселье — гудел весь городок. А впереди было распределение.
Кривая судьбы занесла в Комарин на Гомельщине — тогда райцентр. Хлопцы с курса попали в столичные, областные газеты, подались в писатели, а я оказался на краю республики, в глуши. Зато там встретил любовь. Будущая жена трудилась в газете корректором. С Екатериной Ивановной мы сменили не один город, но не изменили чувствам — вместе прожили 57 лет, вырастили детей, гордимся внучками и правнучкой.
Беспощадный
В журналистику меня, бывшего пастуха и бравого моряка, занесло случайно. Обычное дело — выбор стези у вузовского стенда. Хотел быть математиком, но немного опоздал.
Родился в деревушке Пивоши на Минщине, пас коров, лошадей, был отличным наездником, а в промежутках ходил в школу. В семилетку — за семь километров по пересеченной местности, в десятилетку — за 10. Бегом через поля, луга, чтобы не опоздать, зимой — на лыжах. К физкультуре у меня пожизненная любовь. В свои 85 не мыслю утра без зарядки, занимаюсь йогой, дыхательной гимнастикой.
Помню лыжную гонку допризывников. Лыжня пролегла по родному лесу, и дистанция знакома — 10 км. Как не победить? И ведь победил. Обогнал 200 участников со всего района. Поставили последним, но я сошел с лыжни и вырвался вперед по целине. Соперники не верили, что дотяну до финиша, но нагнали только в конце, когда на лыжи стал налипать снег (о смазке тогда не знал). Выход нашел по-крестьянски просто: лыжи на плечи и — бегом. Ленточку под общий хохот пересек первым.
Едва успевший
На флот шел серьезный отбор: брали здоровых и выносливых. Я занимался пятиборьем, был первым в области по прыжкам в длину. В школе едва не вышел на медаль, делал успехи в математике. Призвали на Черное море, в Севастополь, да не куда-нибудь, а в секретную часть. Радиоразведка. Три года ловил в трескотне помех переговоры неприятельского флота в Средиземном море. 12-часовые вахты по 20 сточенных карандашей выдерживали единицы. Поэтому не хотели отпускать, сулили зарплату, погоны. Но я стремился в вуз, и главком Черноморского флота, по-отечески выслушав, сдался. Стимулом были письма одноклассника, поступившего на физмат БГУ. Я ведь ничуть не хуже «рубил» в математике.
Скорым примчался в Минск, даже не заезжал в деревню. Но опоздал. Документы на физмат и ряд других факультетов уже не принимали. Оставался журфак, но конкурс был высоким — более 10 человек на место. Скидок военным тогда не делали, мне моряцкая форма помогла — в комиссии сидел замдекана, бывший моряк. Мне даже шпаргалку простили — первый раз в жизни решил списать сочинение. За оставшееся время предложили написать еще одно, посадили рядом человека. Списать было невозможно, и я, вспомнив школьную тему, выдал за считаные минуты «Народность и патриотизм в творчестве Некрасова». Повернулся к висевшему на плече преподавателю: «Ну как?» Впечатленный, тот кивнул: «Неплохо. Только здесь чуть подправь».
За шпаргалку снизили оценку, поставили «четыре», но баллов хватило, чтобы выйти на решающее собеседование. Замдекана долго расспрашивал о морской службе и вынес вердикт: «Будете учиться».
Влюбчивый
На факультете минчане и москвичи, еще одесситы. Деревенских — раз-два и обчелся. На курсе учились писатель и поэт Буравкин, поэт-лирик Зуенок, захаживал старшекурсник и будущий классик Бородулин. Помнится разудалая студенческая свадьба Геннадия Буравкина. Сам не красавец, тоже из деревни, выбрал настоящую звезду, минчанку. Ее родители противились союзу, и молодые, дотянув до пятого курса и защитив дипломы, устроили свадебный пир прямо в студенческом городке. Тогда мы не пожалели сил на веселье — гудел весь городок. А впереди было распределение.
Кривая судьбы занесла в Комарин на Гомельщине — тогда райцентр. Хлопцы с курса попали в столичные, областные газеты, подались в писатели, а я оказался на краю республики, в глуши. Зато там встретил любовь. Будущая жена трудилась в газете корректором. С Екатериной Ивановной мы сменили не один город, но не изменили чувствам — вместе прожили 57 лет, вырастили детей, гордимся внучками и правнучкой.
Беспощадный
На переезд нужно было копить, и я взялся за работу. Тогда и рядовые журналисты получали неплохо — только пиши. В моем понимании перо должно было не гладить, а колоть, потому любимым жанром стал фельетон. Сатирой бил наотмашь, не щадя чинов и званий. Хорошо, подружился с начальником милиции, который все это поощрял и сам подкидывал сюжеты. Повезло и с главредом, почти ровесником. Наши взгляды на действительность во многом совпадали.
Один за одним стали выходить фельетоны на руководителей — сначала мелких, потом крупных чиновников. Резонансным был материал про директора маслозавода, помню заголовок — «Флагман „Кротов“ снялся с якоря». Потом досталось главврачу райбольницы, председателю колхоза. Крепким был колхоз, и руководитель неплохой, но зачем воровать? Председатель построил дочкам дома из казенного леса, мы и напечатали. Посыпались звонки: вы что?! Он же член бюро райкома!
Но на этом мы не остановились, вышел еще один фельетон — о судье. Он был выпивохой, нередко вел заседания подшофе. Чтобы собрать фактуру, пришлось за ним поездить, многих опросить. Несмотря на предупреждения «сверху», статья увидела свет. Что бы ни говорили о том времени, но авторитет факта в советской журналистике нередко оказывался выше авторитета партии.
Вспоминаю звонок жены (был в отъезде): «Вадим, нам дали трехкомнатную квартиру!» И свой ответ: «Я столько не просил».
Позже дошли слухи о командире местной пожарной части, отце пятерых детей, который тогда же получил двухкомнатную. Говорили, он написал жалобу, и не кому-нибудь, а Н. С. Хрущеву. Чем закончилось, не знаю, но вскоре мы перебрались в Светлогорск, где мне предложили должность замредактора межрайонки «Огни коммунизма».
Незаменимый и незабываемый
Затем было предложение возглавить газету нового райцентра — Октябрьского. Согласился не сразу. Поставил условие — нужны пять наборщиков с 5-м разрядом. Тогда не в каждой крупной газете работали такие специалисты. Скрипя зубами, просьбу выполнили — собрали людей по всей области.
В «Чырвонам Кастрычнiке» пришлось начинать с нуля. Штат набирал сам. Из слуцкой газеты переманил хорошую линотипистку, знакомую по университетской практике. Обратился с просьбой к директору линотипного завода в Ленинграде, в письме провел аналогию блокады города и осажденной, но не сдавшейся в годы войны Октябрьщине. В итоге мы получили лучшее на то время оборудование.
Результаты не заставили ждать. Успехи нашей районки отмечали даже на республиканском уровне. Стали названивать из обкома партии: делитесь, мол, опытом. Не все знали, что работали мы порой до 12-ти ночи. В наборщицы брали старшеклассниц и в сжатые сроки натаскивали до 5-го разряда. Эти девочки получали по 90 рублей, больше, чем учителя. Не знали, что в пишущей команде были журналисты, когда-то оступившиеся. Они были рады возможности вновь проявить себя. Нанимал их под свою ответственность. Никто не сорвался.
Довелось работать и в обкоме партии. Но все это время писал и печатался в «Гомельскай праўдзе». А в 1972-м был зачислен в штат. Направили в отдел информации — самый боевой и первый по объему строк. Газета выходила ежедневно, утолить новостной голод могли только универсалы. Писал о криминале, науке и культуре, физкультурно-массовой работе, вел страничку о природе. Разве что фельетоны остались в прошлом.
В 1977-м мне присвоили звание «Отличник печати». Награжден медалью «За трудовое отличие», двумя почетными грамотами Верховного Совета БССР.
Время, хочу сказать, было трудное, но интересное. Благодарен коллегам, с которыми связала судьба, — мы многому учились друг у друга. Знаете, самое главное — это было честное время. В людях не было ни капли зависти.
Один за одним стали выходить фельетоны на руководителей — сначала мелких, потом крупных чиновников. Резонансным был материал про директора маслозавода, помню заголовок — «Флагман „Кротов“ снялся с якоря». Потом досталось главврачу райбольницы, председателю колхоза. Крепким был колхоз, и руководитель неплохой, но зачем воровать? Председатель построил дочкам дома из казенного леса, мы и напечатали. Посыпались звонки: вы что?! Он же член бюро райкома!
Но на этом мы не остановились, вышел еще один фельетон — о судье. Он был выпивохой, нередко вел заседания подшофе. Чтобы собрать фактуру, пришлось за ним поездить, многих опросить. Несмотря на предупреждения «сверху», статья увидела свет. Что бы ни говорили о том времени, но авторитет факта в советской журналистике нередко оказывался выше авторитета партии.
Вспоминаю звонок жены (был в отъезде): «Вадим, нам дали трехкомнатную квартиру!» И свой ответ: «Я столько не просил».
Позже дошли слухи о командире местной пожарной части, отце пятерых детей, который тогда же получил двухкомнатную. Говорили, он написал жалобу, и не кому-нибудь, а Н. С. Хрущеву. Чем закончилось, не знаю, но вскоре мы перебрались в Светлогорск, где мне предложили должность замредактора межрайонки «Огни коммунизма».
Незаменимый и незабываемый
Затем было предложение возглавить газету нового райцентра — Октябрьского. Согласился не сразу. Поставил условие — нужны пять наборщиков с 5-м разрядом. Тогда не в каждой крупной газете работали такие специалисты. Скрипя зубами, просьбу выполнили — собрали людей по всей области.
В «Чырвонам Кастрычнiке» пришлось начинать с нуля. Штат набирал сам. Из слуцкой газеты переманил хорошую линотипистку, знакомую по университетской практике. Обратился с просьбой к директору линотипного завода в Ленинграде, в письме провел аналогию блокады города и осажденной, но не сдавшейся в годы войны Октябрьщине. В итоге мы получили лучшее на то время оборудование.
Результаты не заставили ждать. Успехи нашей районки отмечали даже на республиканском уровне. Стали названивать из обкома партии: делитесь, мол, опытом. Не все знали, что работали мы порой до 12-ти ночи. В наборщицы брали старшеклассниц и в сжатые сроки натаскивали до 5-го разряда. Эти девочки получали по 90 рублей, больше, чем учителя. Не знали, что в пишущей команде были журналисты, когда-то оступившиеся. Они были рады возможности вновь проявить себя. Нанимал их под свою ответственность. Никто не сорвался.
Довелось работать и в обкоме партии. Но все это время писал и печатался в «Гомельскай праўдзе». А в 1972-м был зачислен в штат. Направили в отдел информации — самый боевой и первый по объему строк. Газета выходила ежедневно, утолить новостной голод могли только универсалы. Писал о криминале, науке и культуре, физкультурно-массовой работе, вел страничку о природе. Разве что фельетоны остались в прошлом.
В 1977-м мне присвоили звание «Отличник печати». Награжден медалью «За трудовое отличие», двумя почетными грамотами Верховного Совета БССР.
Время, хочу сказать, было трудное, но интересное. Благодарен коллегам, с которыми связала судьба, — мы многому учились друг у друга. Знаете, самое главное — это было честное время. В людях не было ни капли зависти.
