О жертвенности простых сельских девушек в период фашистской оккупации

22 июня, когда Люся пришла получать карточки, фотограф плакал. Черное покрывало накрыло всю страну. Фотографии выдал молча. Сказал только одно слово: война. И пометил на обратной стороне карточек карандашиком: 22/6-1941. Вот так маленькая фотография разделила ее жизнь на «до и после».

Через несколько дней она шла домой, в деревню Ямное ныне Рогачевского района…

В оккупацию на въезде в деревню стоял крест. Одна сторона его была тесаная, вторая нет. Когда приходили немцы, Люся Зубовская поворачивала крест тесаной стороной к селению, чтобы знали партизаны. Когда оккупанты уходили, возвращала в первоначальное положение, как и задумали деревенские плотники. Вот такая народная хитрость.

«За рублем каждый наклонится»

– Мы с двумя учительницами местной школы, – вспоминала Людмила Васильевна, – переписывали партизанские листовки. Складывали их в треугольник, как письма, приклеивали сверху рубль или трешку и бросали возле колодцев. Если просто оставить, кто поднимет бумажку? А за рублем каждый наклонится...

Опять же, народная хитрость. Или мудрость? И хитрости, и мудрости хватало в то страшное время. Без них просто нельзя было выжить. А выжить ой как хотелось. Причем, не склоняя головы. Это не просто высокие слова, по таким законам жило большинство. И прежде всего молодежь.

В немецкой комендатуре в соседнем Довске удерживали много пленных советских солдат. Партизаны решили их вызволить. План был прост: обстрелять комендатуру с нескольких сторон. Но как дать знать пленникам, чтобы они со своей стороны прорывались из застенка? Решили переслать им записку-инструкцию.

Опять же, задание Люсе. Пришел связной и без больших деталей растолковал его. «Рядом с комендатурой находится сарай, – пояснил мужчина. – Один кирпич с угла вынимается. Нужно положить туда партизанские инструкции. Вот и вся работа».

Проще простого. О том, как это «просто» сделать, предоставили размышлять самой Людмиле.

Кирпич в стене сарая

Во время оккупации существовала система нарядов. Местный староста выдал таковой на работу в комендатуре трем девушкам из Ямного со словами: «Что делать, там скажут». Снова пришел связной. Людмила предложила рассказать об операции «кирпич» своим подругам.

– Нельзя, – категорически отверг идею партизан. – Если они что-нибудь заподозрят, будете дрожать втроем, а так ты одна...

И в этом была, как говорят в Беларуси, своя «рацыя».

Пришла в комендатуру с подругами без особого плана. Им поставили задачу полоть грядки как раз возле того сарая. Оставалось положиться на импровизацию.

– Я надергала травы, положила в подол и понесла к сараю. Думаю, сейчас кто-нибудь выскочит из комендатуры, – рассказывала Людмила Васильевна. – Обошлось. Опять стала полоть. И снова понесла траву в подоле. Присела возле угла и стала ощупывать кирпичи. Один сдвинулся. Не оглядываясь, сунула записку и кирпич поставила на место. Сверху привалила травой...

Девушки выпололи и думали, что их отпустят домой. Но пришли три фрица и скомандовали каждой: «Шнель, шнель».

– Меня повели в сторону больницы. Дорога шла через кладбище. Все, думаю, смерть пришла. Об этом страшно вспоминать, – делилась бабушка. – Однако кладбище прошли. В больнице немец завел меня на пустую кухню. Я помыла пол, принесла дров, затопила печь. Тут он достает продукты: яйца, муку. И... начинает готовить торт. Когда завершил работу, сказал: «Вэк!». Я рванула в свою деревню. Не по дороге, а прямо по полям. Прибежала еле живая...

Это была любовь?

– В декабре узнали, что незамужних девушек будут увозить в Германию на работы. А молодых ребят – записывать в полицию. Стали обсуждать, что делать? В то время у нас в деревне жило несколько военно­пленных. Когда их везли в вагоне, они разбили стену и прыгнули в откос. Так и оказались у нас. Их и звали не по именам. Говорили: «Вон пошел, пленный». Но никто не выдал немцам.

Решили проблему опять же просто: нужно срочно жениться. В то время в деревню вернулся еще один военнопленный Матвей Певнев. Он в отличие от других был местным жителем. И очень красивым парнем.

– Посовещались мы с девушками и решили, что замуж за него нужно идти мне, – рассказывала бабушка.

– Это была любовь? – интересовался я.

– Да нет. Скорее необходимость. Сколько испытал он! – делилась Людмила Васильевна. – Сидел в концлагере на Украине. Рассказывал, что их должны были вести в баню. На самом деле это была душегубка. Он это понял и поэтому с вечера пошел в туалет и просидел там до поздней ночи. Причем, страшно сказать, в выгребной яме. Когда немцы решили, что уже никого нет в живых, выполз под проволоку. Три месяца добирался до нашей деревни. Когда пришел, мать сожгла всю его одежду: она скрипела от блох...

Свадьба состоялась в де­кабре.

– Запрягли коня в сани и поехали в Довск, – помню бабушкин рассказ. – Там была церковь, в которой служил отец Артемий. Артемий Емельянович Потоцкий, большой друг моей будущей свекрови, Татьяны Емельяновны. Она была очень набожной женщиной. Без венчания, сказала, никакой свадьбы.

В санях, кроме жениха и невесты, были, как положено, дружки, подружки. Всего шесть человек. На окраине Довска лошадь и сани спрятали в сарае у дядьки Людмилы. Боялись, что полицаи могут отобрать. До церкви шли пешком. Было воскресенье. Сначала отслужили обедню, потом началось венчание.

– Замерзла я, хотя и стояла в пальто и в фате. Конечно, страшно, – вспоминала бабушка. – Венчали по полному обряду. А это значит, не один час. Много передумала в те часы...
Были свечи, обручальные кольца. Их у кого-то одолжила свекровь, а после свадьбы вернула. Не было цветов и шампанского. Многого чего не было. Был только страх, что все раскроется...

Потом прибежали на окраину Довска к дядьке, запрягли коня. И помчались галопом в деревню. Конечно, опять же без бубенцов и всего того, что сопутствует свадьбам.
В хате у свекрови накрыли два небольших стола. «Молодые» сели в красном углу. Занавески с окон отдернули, чтобы вся деревня видела – гуляет свадьба. Это было важно.

– А что на столах стояло? – интересовался я.

– Сначала поставили тарелку сала, потом бублики и в конце кашу, – рассказывала бабуля. – Пили самогон из рюмок, которые передавались в деревне из дома в дом. Когда гости разошлись, стала плакать. Я была совсем молодая, только школу окончила и не знала, что такое замужество.

«Медовый месяц» длился недолго. Вскоре муж ушел в лес к партизанам. Людмила продолжала выполнять их задания. Однажды пронесла в подмышке мину, чтобы передать ее дорожному мастеру для диверсии. Жила в землянке, где вместо лаза стоял куст, который сдвигали, чтобы влезть или вылезть из нее. Носила донесения. В той же церкви, где венчалась, встречалась с другими женщинами-связными и во время дружеского поцелуя сообщала информацию. Записок старались не писать: если обнаружат, сразу расстреляют. Всего не перескажешь.

Бог услышал ее молитвы

Набожная свекровь обо всем знала и молилась, чтобы дети ее остались в живых. Возможно, Бог услышал молитвы, все сложилось хорошо. И сама она осталась в живых, хотя многие соседи знали, что сын и невестка в партизанах. Вот такие люди жили в той деревне.

А после войны зарегистрировали свой брак в загсе. Правда, только в пятидесятом году. Прожила Людмила с мужем Матвеем Максимовичем аж до 1988 года, до самой его смерти, в любви и согласии. Родила двух дочерей и сына. У них шестеро внуков и много правнуков.

Практически всю жизнь проработала бухгалтером. Двадцать лет была депутатом сельского Совета.

– Сколько пар я сама расписала за это время! – вспоминала с улыбкой Людмила Васильевна. – Счастливых пар...

Так что, может быть, счастье молодых не только в том, чтобы, выпив шампанского, пронестись снежной дорогой на тройке с бубенцами или, как сейчас, на хорошем авто с лентами?

В тот же год при оккупации сыграли такие же «фиктивные», как говорят сейчас, свадьбы еще две пары в их деревне. Так же ездили венчаться в церковь в Довск, так же собирались за скромным столом при открытых окнах, чтобы видели все. Жизнь их сложилась, к сожалению, далеко не так счастливо. Женихи этих невест не дожили до Победы. Один погиб в партизанах, другой в Польше при ее освобождении.

Но бывшие невесты так и не вышли повторно замуж за всю свою длинную жизнь после войны. Видимо, не такими уж «фиктивными» были те далекие свадьбы. И невесты по-настоящему полюбили своих суженых, которых подарила им то ли война, то ли сам Бог.

Вот какими были наши бабушки!