Опасные горки,

или Какие острые ощущения можно получить на горнолыжном комплексе в Мозыре

Нет ничего необычного в том, что редакция получает немало писем от читателей с просьбами о помощи.Письмо С. П. Урвачевой, диспетчера мозырского комбината “Этанол”, — тоже из разряда таких. Приводим его с небольшими сокращениями: “Пишет вам покалеченная телом и душой Урвачева Светлана Павловна. В нашем городе открыли горнолыжный комплекс, и 28 января 2007 года мы с дочерью Ларисой пошли посмотреть, что он из себя представляет. Начали спускаться на тюбинге (надувные санки, похожие на автомобильную шину — прим. автора). Но поскольку полоса торможения не соответствовала наклону горы, через поврежденное защитное ограждение нас на большой скорости вынесло в овраг. Я ударилась спиной и головой о дерево. В результате дочь получила сотрясение головного мозга, а я — телесные повреждения в виде сочетанной травмы: перелома свода и основания черепа, ушиба лобных долей, закрытого оскольчатого перелома 12-го позвонка с травматическим стенозом позвоночного канала. Я была доставлена в мозырскую городскую больницу, где лечилась с 28 января по 5 февраля 2007 года. После меня отправили в Минск, в Белорусский НИИ травматологии и ортопедии, где мне были сделаны две тяжелые операции на позвоночнике. С 4 по 13 апреля снова лечилась в мозырской горбольнице, потом — амбулаторно в поликлинике.
27 апреля написала заявление в Мозырскую межрайпрокуратуру о получении травмы на горнолыжном комплексе. А 5 мая в поликлинике мне выдают очередной больничный лист уже с отметкой о том, что травма получена в алкогольном опьянении. Но на тот момент я была совершенно трезвая! Анализ алкоголя в крови — фальсификация. В карточку вклеили анализ лаборатории от 29.01.07 г. — 3,09 промилле. Неужели в нашей стране можно унизить, оклеветать человека?! Вместо того чтобы лечить искалеченное тело, калечат душу. Помогите восстановить справедливость!”

Знали бы,
где упадут…
Строки из письма — настоящий крик души, и первое, что приходит в голову после прочтения его: неужели такое возможно? Ведь те, кого обвиняет потерпевшая в фальсификации результата анализа, когда-то давали клятву Гиппократа, и принцип “не навреди!” для них должен быть незыблем. Обвинения более чем серьезные.
Светлана Павловна прислала и диск с видеозаписью, чтобы показать: спуск с горки — и впрямь экстремальное развлечение не только для детей, но и для взрослых. Впрочем, чтобы убедить автора этих строк в опасности вроде бы безобидного развлечения, никакой видеозаписи не надо. Что-то подобное довелось видеть своими глазами, и не однажды. Запомнилось, например, как двое подростков, стремительно слетев с горки на злосчастном тюбинге (их еще называют “ватрушки”), прямиком понеслись в овраг, чудом лавируя между деревьями. Но все же зацепились за ствол березы и кубарем вывалились из тюбинга.
— Так и разбиться недолго, — со страхом заметила моя спутница.
После увиденного у нас враз пропало желание прокатиться. Береженого, как известно, Бог бережет. Но не все такие осторожные, да и горка построена для того, чтобы кататься, а не смотреть на нее. После руководством комплекса были приняты кое-какие меры для безопасности катающихся. В конце спуска уложили тюки соломы — чтобы тюбинги не летели в овраг. Но это мало помогло. Для многих катающихся удовольствие заканчивалось печально, если не сказать трагически. Травмированных на комплексе за неполных два зимних месяца оказалось 130 человек. К счастью, минувшая зима была на редкость мягкой и малоснежной.
Среди травмированных не только мозыряне, но также жители Гомеля, Калинковичей, Речицы, есть даже один брестчанин. Почти все они получили травмы во время спуска на тюбингах. Ударялись друг о друга, о деревья, в заледеневшую стену из соломы: снег, оттепель, а потом мороз сделали ее твердой как скала. Безопасные только на первый взгляд “ватрушки” оказались коварными. Во всяком случае, казавшиеся безопасными в сравнении с теми же горными лыжами. Но если на горные лыжи редко кто без подготовки рискнет стать, то тюбинг-ватрушка — спортивный снаряд в некотором роде самоуправляемый. Как обычные санки: садись и спускайся. Отчего же тогда столько травмированных?
За комментариями я обратилась к директору спортивно-оздоровительного горнолыжного комплекса “Мозырь” И. И. Колупахе. Поинтересовалась, насколько, по его мнению, безопасен в эксплуатации столь популярный у горожан объект и в чем причины массового травматизма.
— Мой ответ однозначен: чтобы избежать неприятностей, надо соблюдать правила безопасности и меньше пить. Контроль за катающимися серьезный: там дежурят наши работники, наряды милиции. В день, когда травму получила Урвачева, таких нарядов было несколько. В обычные дни травмированных нет, и лишь во время праздников и массовых мероприятий их количество резко возрастает.
Именно пьяные, по словам Ивана Ивановича, и становятся жертвами собственной беспечности.
— Невозможно углядеть за всеми при большом скоплении отдыхающих — продолжает он. — Согласен, где-то мы недосмотрели, и в этом не снимаем с себя ответственности, но мы всего лишь эксплуатационники, и делать из нас крайних было бы не совсем правильным.
Иван Иванович, однако, согласился, что объект не такой уж безопасный изначально: вероятно, проект в чем-то несовершенный. Так ли это, предстоит установить специальной экспертной комиссии республиканского НИИ криминологии, криминалистики и судебных экспертиз, куда Мозырской межрайпрокуратурой отправлены все необходимые документы.
На момент нашей встречи со следователем Андреем Грибом поступили заявления от пяти травмированных граждан. Другие звонили и интересовались, как сделать это. Прокуратурой возбуждено уголовное дело по факту служебной халатности, допущенной должностными лицами горнолыжного комплекса. Следователь не исключал, что в ходе расследования статья может быть переквалифицирована или даже могут быть возбуждены дела по другим, дополнительным статьям УК. Следствие также располагает данными о том, что за зимний сезон 2007 года на комплексе травмировано 130 человек. Они, за исключением пятерых написавших заявления, пока проходят по делу как свидетели. Вызывают и опрашивают всех — для полноты и объективности следствия.
Львиная доля травмированных действительно приходится на праздник Масленицы. За выходные дни 17 — 18 февраля с горнолыжного комплекса в приемный покой горбольницы доставлено 54 человека. Почти у половины из них — переломы верхних и нижних конечностей. У других — черепно-мозговые травмы, переломы ключиц, ушибы… Скорая тогда почти непрерывно дежурила на объекте, только успевая отвозить потерпевших. Некоторым помощь оказывалась на месте. Однако прекратить опасное развлечение все еще не считали нужным. Не догадались посыпать песком и обледеневшие участки территории комплекса. Они превратились в гладкий каток, и отдыхающие падали на ровном месте: травму получить было почти так же просто, как на опасной горке. Саночный спуск был закрыт только 25 февраля. Такое решение приняла Мозырская инспекция по труду, после того как получила соответствующее требование из прокуратуры.
Ссылки же администрации комплекса на то, что травмированные — почти исключительно нетрезвые граждане, неубедительны. Следователь, анализируя список потерпевших, заметил, что среди них было немало женщин, несовершеннолетних и малолетних детей, которых никак нельзя заподозрить в употреблении алкоголя. Он подчеркнул также, что для следствия не столь важно, подвыпившими были травмированные граждане или трезвыми. Проблема в том, что объект действительно небезопасен, и предстоит установить, кто и в какой степени в этом виноват: проектировщики, строители, приемщики, эксплуатационники.

Соломки подстелили, но не помогло
Некоторые потерпевшие, кстати, попавшие в беду трезвыми, рассказали свои истории.
Леонид Федорович Демиденко, житель деревни Козенки, наслышавшись рекламы про отличный отдых на горнолыжном комплексе, приехал туда на Масленицу всей семьей, на собственной машине. Рассказывает:
— Несколько раз прокатился на “ватрушке” — понравилось. Но в очередной раз не повезло. Когда уже оказался у тюков с соломой, получил удар в ногу от съезжавшей следом женщины. В результате — открытый перелом со смещением и многочисленными трещинами. Дочка побежала за помощью, просила сотрудников комплекса, чтобы донесли меня до скорой, но помощи от них не до-ждались. Хорошо, что недалеко оказался мой знакомый. Тащил меня вместе с другим мужчиной. В машине досталось место на полу — там помимо меня уже было двое травмированных. В приемном покое больницы еще и пошутили: “Ну, признавайся, сколько выпил?”. Какое “выпил”, я ведь за рулем, да и вообще не пью.
С тех пор я уже лечусь восемь месяцев — вначале лежал на вытяжке, лишь недавно сняли аппарат Илизарова. Живу в бараке, “удобства” на улице. Можете представить, каково мне. Написал заявление администрации комплекса, но мне посоветовали предъявить билет и найти женщину, которая ударилась о меня. Непонятно — зачем. Ей тоже, наверное, немало досталось — сам видел, как помогали подняться и увели под руки с горки.
Алина Желудь, мозырянка, в феврале ей было 15 лет:
— Праздник Масленицы для меня закончился печально. Всего-то два раза и съехала на “ватрушке”. Первый — благополучно, а второй — так ударилась спиной о соломенный тюк, что меня забросило на него, почти на двухметровую высоту. Очнулась от сильной боли в спине и ноге, но не могла понять, где же я. Попробовала подняться — не получилось. Брат с другом помогли кое-как дойти до скорой. Потом рентгеновский снимок показал перелом малой берцовой кости и разрыв связок коленного сустава. В больнице провела два дня, лежала в коридоре. Травмированных поступило столько, что свободных мест в палатах не осталось. Месяц нога была в гипсе, еще месяца полтора лечилась. Спасибо учителям: приходили заниматься на дом, чтобы я не отстала в учебе. Врачи сказали, что травма будет давать о себе знать. Я это почувствовала уже на первом уроке физкультуры в нынешнем учебном году: ни бегать, ни выполнять другие упражнения, как все, не смогла. Снова лечение и освобождение от физкультуры на полгода. Сустав и теперь болит от ходьбы, на перемену погоды.
Наталья Владимировна Ибрагимова, из деревни Бобренята. Мама и представительница потерпевшего Рамиса Ибрагимова:
— Несчастье с нашим восьмилетним сыном случилось 4 февраля. Пока муж стоял в очереди за тюбингом, мальчик съехал с горки на куске линолеума — его почему-то охрана пропустила. Следом на тюбинге спускались двое взрослых и один из них нечаянно, конечно, ударил сына по голове. В результате — закрытая черепно-мозговая травма. Была сложная операция, трепанация черепа. Лечение и наблюдение у невропатолога продолжается, дорогие лекарства пришлось заказывать в Москве. Мальчику нельзя нервничать, делать резких движений, но как объяснить это ребенку?

Вопросы есть,
ответов нет…
Пострадавшей же больше других, и, наверное, не без оснований, считает себя Светлана Павловна. Идя на встречу с ней, я грешным делом ловила себя на мысли: а вдруг женщина действительно выпила столько, что не в состоянии была здраво оценить ситуацию, ориентироваться во времени и пространстве. Словно прочитав мои мысли, она первой начала разговор на “больную” тему: “В компании, в гостях я, конечно, могу выпить — в пределах разумного. Но в тот день была абсолютно трезвой. Кстати, никакого контроля за катающимися не было: кто на чем хотел, на том и съезжал. До травмы я была здоровым человеком, ходила в спортзал. А теперь мне прописана лишь лечебная физкультура — любые нагрузки опасны для позвоночника. К тому же я оглохла на левое ухо. Все еще нахожусь под наблюдением у невропатолога. Он время от времени выписывает мне лекарства на немалые суммы, но я не все могу купить — дорого. Вдобавок ко всему бухгалтерия высчитывает 50 процентов из якобы незаконно выплаченных мне по больничным листам денег. Но дело даже не в этом, а в том, как все извратили, сделав меня пьяной”.
К сожалению, ни доказать, ни опровергнуть это автор статьи не может. К тому же это прерогатива следственных органов.
Все точки над “і”, возможно, не так скоро, как того хотелось бы потерпевшим, действительно расставят следствие и суд. Но собственное журналистское расследование также дает немало поводов для размышлений. Меньше всего мне хотелось бы подвергать сомнению честность и порядочность людей в белых халатах. Встречаясь с медиками и изучив кучу документов, пришлось столкнуться с немалым количеством противоречий в них и “случайных” совпадений. Первое, пожалуй, то, что отметка об опья-нении появилась лишь в пятом по счету больничном листе, спустя три месяца после получения травмы и только после того, как Урвачева написала заявление в прокуратуру.
Все медики, с которыми пришлось беседовать, отмечали, что 3,09 промилле алкоголя в крови — это уже тяжелая степень опьянения. Чтобы получить ее, по меньшей мере, надо выпить бутылку водки. Столько не всякий мужчина в состоянии осилить, а тут женщина. Удивляет, как она твердо держалась на ногах, употребив такую “ударную” дозу спиртного. “Как мне в таком состоянии выдали тюбинг в прокате, как не заметили контролеры? В больнице я находилась дважды, почему никто из врачей или медсестер не сказал мне о результатах анализа?” — логично спрашивает Светлана Павловна. Это не единственные вопросы, на которые пока нет однозначных ответов.
В самом начале своего расследования я встретилась с фельдшером Мозырского психоневрологического диспансера В. И. Ализарчик, исследовавшей анализ крови Урвачевой. Валентина Ивановна не только рассказала, но и показала, как делается эта процедура: “Не так давно лаборатория получила новый современный аппарат — газовый хроматограф, и теперь все анализы делаются с помощью компьютера, за несколько минут. Если прежний метод был довольно трудоемким, приходилось делать много расчетов, и могли быть незначительные погрешности, то теперь результат получается очень точный. Результат анализа Урвачевой был отправлен в горбольницу вовремя, 31 января”. Что подтвердили и медики этого лечебного учреждения. Но опять же парадокс получается: программа в совершенном компьютерном оборудовании такова, что результат анализа в памяти его не сохраняется. Остается только распечатка, которая хранится пять лет. А вот взятая проба крови хранится 35 суток, после чего уничтожается. В течение этого времени можно повторить анализ, если в том возникнет необходимость. Правда, только по решению соответствующих органов. По требованию прокуратуры, например. Что было бы несложно сделать, будь Урвачева вовремя ознакомлена с результатами анализа и если бы их во-время внесли в историю болезни.

В поисках истины
Где и как в больничных коридорах блуждал злополучный результат — тема отдельного расследования. За разъяснениями среди прочих мне пришлось обратиться к главврачу Мозырского ТМО И. В. Баранову.
— Все результаты, как правило, попадают к нам своевременно, и на момент выписки пациента должны быть отражены в медицинской карте (истории болезни) стационарного больного, — объясняет он. — С Урвачевой же получилась незначительная путаница: вначале она находилась на лечении в отделении реанимации и интенсивной терапии, куда поступил результат анализа и с которым был ознакомлен лечащий врач. Но тот почему-то не передал распечатку в травматологическое отделение, из которого пациентка уже выписывалась.
Заметим, что “незначительная путаница” обернулась многочисленными разбирательствами с привлечением целого ряда служб, не говоря уже о том, что здорово попортила нервы, а заодно и имидж самим медикам.
Есть одна немаловажная деталь: кроме взятия пробы крови на алкоголь медики обязаны провести еще и визуальное освидетельствование, отразить клинические симптомы
опьянения (если такие присутствуют) в медицинской карте. Клинические симптомы — это покраснение лица, запах алкоголя изо рта, нарушение координации движений, спутанная речь… В общем, как обычно выглядит вдрызг пьяный человек, нет надобности объяснять. Правда, эти симптомы при тяжелом состоянии больного не всегда можно определить. Но тот ли случай был с Урвачевой? Опьянение в 3,09 промилле не заметить сложно. Однако дежуривший в приемном покое врач не почувствовал запаха алкоголя от пациентки и не заметил других признаков опьянения. Не заметил их и вслед за ним осматривавший ее дежурный травматолог, а спустя час и реаниматолог, почти слово в слово констатировавшие: “Состояние больной тяжелое, но она в сознании, адекватна, ориентирована”.
— Тем не менее все признаки алкогольного опьянения отражены в медицинской карте, — поясняет Игорь Васильевич. — Там четко прописано: при поступлении и госпитализации алкогольное опьянение было. Анализ лишь подтвердил, в каком состоянии находилась пациентка. Уверен и в том, что кто-то из лечащих врачей в устной форме сообщил Урвачевой, в каком состоянии она была. Недоработка медиков, тем не менее, есть — не сделана соответствующая отметка при выписке и выдаче листка нетрудоспособности.
Игорь Васильевич уверял, что сам видел историю болезни с соответствующими записями. Не верить ему у меня нет никаких оснований, но еще прежде пришлось подробно изучить заключения областной и республиканской врачебно-контрольных комиссий медицинского освидетельствования. Комиссия под председательством
А. А. Васо приезжала в Мозырь 5 июня, посещала горбольницу и психоневрологический диспансер, изучала необходимые медицинские документы, в том числе и копию медицинской карты стационарного больного (№2084/ 225). Установлено, что медицинское освидетельствование Урвачевой, забор биосреды (крови), исследование проведены в соответствии с нормативными документами. С этим никто и не спорит. Но комиссия, в частности, сделала и такой вывод: “В описании клинической картины преобладают признаки основного заболевания, которые вследствие тяжелого состояния Урвачевой С. П. затрудняли выявление клинических симптомов опья-нения”.
Аналогичная республиканская комиссия тоже в свою очередь отмечает, что “…врачи приемного покоя при поступлении Урвачевой С. П. в Мозырскую горбольницу в истории болезни не указали клинических симптомов наличия алкогольного опьянения, как требует пункт 15 Положения о проведении медицинского освидетельствования”. Республиканская комиссия, помимо всего, принимает решение: “Дать информацию в управление здравоохранения Гомельского облисполкома о допущенных нарушениях в проведении медицинского освидетельствования Урвачевой С. П., неотражении клинических симптомов наличия алкогольного опьянения в истории болезни, а также несвоевременном сообщении о результатах исследования крови на алкоголь. Вследствие чего уже невозможно было повторить исследование на алкоголь хранимой крови, удостовериться в идентичности крови”. Далее — подписи председателя и секретаря комиссии — главного нарколога Минздрава республики В. П. Максимчука. Напрашивается логичный вопрос: отчего же члены комиссий не обнаружили в истории болезни записи о клинических симптомах опьянения? Когда и как она появилась там, можно лишь догадываться. Во всяком случае, такой записи нет ни в выписке из истории болезни, ни в выписном эпикризе, который получила Урвачева, когда покидала больницу. И. В. Баранов согласился, что это также серьезное упущение с их стороны. Как видно, сплошные противоречия и взаимоисключающие выводы внутри самих медицинских структур.
— Все случившееся — факт неприятный для главного лечучреждения города, — подчеркивает И. В. Баранов. — По этому факту было проведено служебное разбирательство, сделаны соответствующие выводы и приняты, как принято говорить, оргмеры.
Похоже, что служебное разбирательство было проведено лишь после проверки областной врачебно-контрольной комиссии. Во всяком случае, объяснительные написаны врачами 20 июня, спустя две недели после визита комиссии в Мозырь. Пятеро врачей были лишены премиальных выплат за месяц. Кстати, их объяснительные если не помогают отчасти пролить свет на запутанную историю, то опять же наводят на размышления: дежуривший в приемном отделении врач и осматривавший пациентку травматолог объясняют, что освидетельствования на наличие клинических симптомов опьянения не проводили, а реаниматолог на момент осмотра не выявил признаков их. Лечащий врач Урвачевой травматолог И. К. Труш, как и его коллеги, конечно же, знает о правилах определения клинических симптомов опьянения: “Но как успеть заметить их, если больные поступают почти непрерывным потоком. Зимой, в самый сезон травматизма, в сутки приходится осматривать, оказывать помощь 50 — 60 пациентам и еще расписывать все в журналах. Вот и теперь беседую с вами после того, как больше суток провел в больнице. Врачей первичного звена хронически не хватает. Уверен, что у Урвачевой нет жалоб по качеству оказанной ей медицинской помощи. Это и есть объективный анализ нашей работы”. Действительно, нет таких жалоб. Более того, Светлана Павловна подчеркивала, что все лечившие ее врачи, медсестры — прекрасные специалисты, которым она благодарна за помощь. Но проблема-то в другом.
Светлана Павловна была на приеме у замминистра внутренних дел, и тот посоветовал написать заявление на возбуждение уголовного дела о фальсификации анализа в отдельное производство. Прокурор Мозырской межрайпрокуратуры
В. В. Бровко сообщил, что материалы по Урвачевой будут выделены из общего уголовного дела в отдельное производство. После завершения проверки и принятия прокуратурой решения она сможет обратиться в суд. Также Василий Владимирович сказал, что прокуратура будет признавать потерпевшими всех 130 травмированных.

Между тем
Зимний сезон вот-вот наступит, и толпы отдыхающих снова устремятся за острыми ощущениями на спорткомплекс. Администрация его и строители уже предприняли кое-что, чтобы обезопасить горку для катания. Изменили рельеф склона, сделав его более пологим, а спуск направили в другую сторону, незначительно удлинив его. Директор комплекса сообщил, что с наступающего сезона ужесточится система пропуска на объект вообще, а не только на саночный спуск. Все желающие прокатиться будут расписываться в специальном журнале об ознакомлении с правилами техники безопасности. Установят и контроль у входа на комплекс, чтобы пьяные туда не проходили. Интересно, как будет определяться степень трезвости потенциальных отдыхающих: на глазок?
Любовь ЛОБАН