Фантазия – это мускул. Чем больше ты ее тренируешь, тем сильнее она становится. (Люк Бессон)

В творчестве мэтров не бывает.

Слова одни скрывают часто слова другие.

Каждый француз в душе немножечко фантаст.

Две вещи не имеют предела: женственность и способы ею пользоваться.

У каждого — и у меня, и у вас — своя манера выражения того, что мы чувствуем.

Мои фильмы – это мои дети, я горжусь всеми, и не за кого из них мне не стыдно.

Фантазия – это мускул. Чем больше ты ее тренируешь, тем сильнее она становится.

Мне нравятся персонажи, у которых есть мужество решиться на то, о чём они мечтают.

Я знаю многих режиссёров, которые сняли слишком много фильмов. Это печальное зрелище.

Юмор для жизни — то же самое, что храм для верующего, ничего лучше человек просто не придумал.

Мое кино растет на улицах, а не на коктейльных вечеринках, поэтому на улицах я провожу больше времени.

Кино никогда не спасало ничью жизнь, это не лекарство, способное спасти чью-то жизнь. Это всего лишь аспирин.

Мне страшно интересно посмотреть, что будет через пару лет, когда это новое поколение режиссеров начнет снимать.

Когда я слышу «мэтр», сразу представляю себе какого-нибудь важного начальника. Я, конечно, тоже начальник, но мэтром себя не считаю.

Человек может повзрослеть, только преодолевая трудности и препятствия. А взрослеть тебе, хочешь ты того или не хочешь, все равно придется.

Очевидно одно: ты, как режиссер, всегда будешь отличаться от других, ты всегда будешь уникальным из-за той уникальной среды, в которой ты сформировался.

Если я дожил до того, что меня кто-то называет мэтром, это вовсе не значит, что мне пора в отставку. На творческую пенсию уходят те, кому нечего сказать.

Увы, человеку часто кажется, что лучше там, где его нет, и, вместо того чтобы постараться стать счастливым на своем месте, он тщетно рвется занять место чужое.

У каждого своя правда и каждый инстинктивно признает только ее. Правду другого понять гораздо труднее. Некоторые учатся этому всю жизнь, но так до конца и не выучиваются.

Можно следовать только за своими инстинктами и не ссылаться на то, что это могло бы понравиться публике. Поэтому для своих фильмов я принципиально не делаю предварительные показы.

Великие детские писатели были настоящими писателями, они никому не подражали, они не ставили своей целью заработать много денег или навязать какую-то идею. Они просто писали о своих мечтах.

Не люблю того, что называется звездной жизнью — мне бы лучше по городу покататься на мотоцикле, повидаться с друзьями, гамбургеров пожевать, на живых людей посмотреть, поболтать с ними, чем тусоваться.

Только дети обладают светлой способностью мгновенно переходить от одного настроения к другому. Когда тебе не исполнилось еще и десяти, даже самые неприятные воспоминания не имеют над тобой власти.

Люди часто говорят, что в глубине души я ребёнок. На самом деле, я думаю, у меня просто есть доступ к моему детству, я его очень хорошо помню. Все мы когда-то были детьми. И это качество нужно уважать.

Я считаю, что современные дети не подчиняются многим правилам. Родители постоянно на работе; школа не всегда может рассказать о жизни; политики погрязли в коррупции и скандалах; спортивные кумиры сидят на наркотиках. Правила необходимы детям.

Почему я снял «Подземку»? Зачем я сделал всё это подводное безумие в «Голубой бездне»? Зачем я снял этот мрачный фильм о Никите? Не знаю. Снял и всё. Я делаю то, что делаю, потому что хочу этого, потому что я хочу изучать, искать новые вещи.

У меня есть свое видение, свой опыт и какой-то культурный багаж, в конце концов, у меня есть родители, которые меня по-своему воспитали, есть место, где я вырос, еда, которую я ем, и интеллектуальная пища — все это, конечно, оказало и продолжает оказывать сильное влияние на меня самого и отражается в моих фильмах.