Вёрсты любви по Калинковичской земле

Пожалуй, самый известный в этом ряду, на века запечатлевший для истории «калинковичские хроники», — Евгений Евтушенко. Автор множества стихотворных сборников, которые переведены почти на все языки мира, лауреат многих российских и международных премий. Давно мечтавший побывать на родине деда Ермолая Наумовича Евтушенко, поэт впервые осуществил свою мечту в 70-х годах прошлого века и с тех пор не однажды посещал деревню Хомичи, куда, по его же признанию, неудержимо влекут корни. Помните: «И сроднились белорусинка и сибиринка во мне»?.. «Если бы даже у меня не было белорусских корней, я всегда бы уважал этот народ, ту роль, которую он сыграл в Великой Отечественной войне».

Вспоминаю приезд поэта в Хомичи в 2010-м. «Здравствуйте, родные!» — краткое приветствие сразу же располагало к общению живому и непринужденному. Евтушенко тепло расцеловался с уже немногочисленными, пришедшими на встречу родственниками, вспомнил тех, кого не стало. Заметно было, что непоказное, а настоящее, глубокое родство связывает поэта с жителями полесской деревушки, откуда и берут начало его корни. Евгений Александрович предложил землякам почитать свои стихи. Громкий и зычный голос его звучал уверенно, завораживающе, гипнотизируя искренностью чувств: «Я ношу в себе Калинковичи и весь мир в себе ношу, но все дело не в количестве стран, а в том, чем я дышу. Я дышу деревней Хомичи, где в засовах нет замков, где быть замкнутым не хочется, потому и я таков»! Толпа на окраине деревни привлекала внимание проезжающих. Люди выходили из автомобилей, кто-то узнавал возвышающегося над толпой поэта, удивляясь: неужели это сам Евтушенко на обочине дороги в полесской глубинке читает свои стихи?

Продолжил отрывком из поэмы «Мама и нейтронная бомба»: «Бабка Ганна, белорусская бабушка и бабушка всего мира, если в Белоруссии был убит каждый четвертый, то в будущей войне может быть убитым каждый. Бабка Ганна, ты живая не была ни в каких заграницах. Пустите за границу хоть мертвую бабку Ганну — крестьянскую Коллонтай партизанских болот! Товарищи, снимите шапки — характеристика бабки Ганны написана фашистскими зажигалками на ее груди!»

Много ли знают в США о Беларуси? Вопрос из толпы удивил поэта: «Да как же не знают?! Еще как знают! Поэма „Мама и нейтронная бомба“ переведена на английский язык. Так что знают и про историю партизанской войны в Беларуси, и про бабку Ганну, и про бабку Евгу, и про моего деда Ермолая Наумовича Евтушенко из Хомичей. Не все, конечно, знают, а самые любознательные. Я родился в 1932 году, и во мне много всяких кровей. Может, поэтому меня интересует все человечество, и для него я пишу». Подчеркивал, что свое пребывание в Америке рассматривает как миссию, суть которой делать все для сближения народов. Ведь народ понимает любой другой народ через литературу. Ни одного плохого народа не существует. Агрессивный нацио­нализм порочен по сути. Нельзя любить свою страну за счет приоритета этой любви перед любовью к другим, утверждает Евтушенко. Год назад поэт впервые побывал в Озаричах и признался, впервые узнал про Озаричский лагерь смерти. Увозя с собой память и боль Озаричей, пообещал передать в новых стихах незабываемые впечатления.

В боях за Озаричи отличился командир взвода 1184-го артиллерийского полка 20-й Речицкой артиллерийской бригады лейтенант Анатолий Ананьев, будущий известный советский писатель, с конца 1960-х — главный редактор журнала «Октябрь». О том, какое влияние журналы «Новый мир», «Знамя», «Октябрь» оказывали в советское время на умы и совесть тех, кто родом из СССР, могут рассказать едва ли не все представители среднего и старшего поколения.

Военным адресом Ананьева, юного командира огневого взвода, стала 20-я Сталинградско-Речицкая истребительно-противотанковая артбригада, 1184-й Новозыбковский Краснознаменный истребительно-противотанковый артиллерийский полк, третья батарея. Там, по признанию писателя, он прописан навечно, как миллионы его сверстников — живых, погибших, ушедших из жизни позже войны. Боевым друзьям-однополчанам посвящена повесть «Малый заслон» — произведение о военных событиях, которые происходили зимой 1943 — 1944-го в Беларуси во время наступления наших войск. Командование фронтом разработало план операции по окружению и захвату вражеской группировки вблизи Калинковичей. О том, как батарея капитана Ануприенко и пехотинцы старшего лейтенанта Сурова отбивали танковые атаки врага, прикрывая подступы к шоссе, о мужестве солдат, выдержавших неравный бой и победивших, взволнованно рассказывает писатель. За тот бой его наградили орденом Отечественной войны II степени.

Ожесточенный бой разгорелся и за Озаричи. На подступах и на улицах села осталось свыше 1000 вражеских трупов. Уничтожено 7 немецких танков, 16 артиллерийских и минометных батарей. Потом был не менее памятный и тяжелый ночной бой по освобождению узников Озаричского концлагеря. В этом бою Ананьев был тяжело ранен, более 40 осколков попало в него. Девять месяцев пролежал в госпиталях — и снова на фронт. Бои за Будапешт и Вену. В декабре 1945-го двадцатилетнего лейтенанта демобилизовали и комиссовали инвалидом второй группы.

Война в его творчестве станет главной темой. Героизму советских воинов в боях за освобождение Калинковичей и их послевоенным судьбам посвящен роман «Вёрсты любви» (1971), удостоенный Государственной премии РСФСР. Роман во многом автобиографичен. Писатель через всю жизнь пронес светлое и чистое чувство к девушке Ксене, с которой у него «не сложилось» лишь потому, что командир, капитан Филев, опередил лейтенанта. «Тогда главные впечатления моей только начинавшейся жизни были связаны с войной, с Калинковичами, с Ксеней; там все было понятно и близко, а этот мир, то самое, что Филев называл „тянуть гражданку“, этот мир был как бы далек от меня», — строки-признание из книги. Спустя несколько лет после войны Ананьев приезжал в Калинковичи — всю жизнь его влекло в места боевой юности. За выдающиеся достижения на литературном поприще Анатолию Ананьеву было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Он награжден орденами Ленина, Октябрьской Революции, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Отечественной войны I и II степени.

— Но в ряду многочисленных высоких наград писатель нисколько не преуменьшал значение звания почетного гражданина Калинковичей, — рассказывает историк и краевед Раиса Степановна Атаманова. — Эту новость и знак почетного гражданина мы привезли ему в Москву в 1984-м, во время очередной экскурсии в столицу. А ездили в Москву с группами школьников почти ежегодно. Анатолий Андреевич всякий раз предупреждал, чтобы непременно заходили к нему. Чувствовалось, что в редакции журнала «Октябрь», на улице газеты «Правда», мы всегда были желанными гостями. Ананьев откладывал все дела и за долгими чаепитиями в воспоминаниях снова возвращался в Калинковичи, интересовался тогдашней жизнью белорусской глубинки. Он был очень интересный собеседник и добрейший человек. В эти встречи дарил нам свои новые книги, которые почти все я отдала в районную библиотеку. Себе оставила лишь одну — с дарственной надписью писателя.

В послевоенном 1946-м, когда война еще не успела стать воспоминаниями, а была продолжением жизни, поэтесса Юлия Друнина напишет: «Я хочу забыть свою пехоту. Я забыть пехоту не могу. Беларусь. Горящие болота. Мертвые шинели на снегу». Друнина ушла на фронт семнадцатилетней девчонкой и сполна хватила лиха в боях за Беларусь. Связанные с ней военные впечатления и переживания воплотились еще во многие поэтические строки: «Из окружения, в пургу, мы шли по Беларуси. Сухарь в растопленном снегу, конечно, очень вкусен...» — это тоже из того времени, из наших мест.

Примерно в середине войны Друнина попала в 667-й стрелковый полк 218-й стрелковой дивизии. Вместе с молодой поэтессой в нем служила санинструктор Зинаида Самсонова, погибшая зимой 1944-го во время Калинковичско-Мозырской наступательной операции. Она пыталась вынести раненого солдата с нейтральной полосы, но пуля немецкого снайпера оборвала жизнь девушки. Это случилось 27 января 1944 года в бою за деревушку Холма в Калинковичском районе. Похоронена Зинаида Самсонова в братской могиле в поселке Озаричи.

Погибшей однополчанке Юлия адресовала одно из своих самых проникновенных и трагических стихотворений о войне — «Зинка». «Зинка нас повела в атаку, мы пробились по черной ржи, по воронкам и буеракам, через смертные рубежи. Мы не ждали посмертной славы, мы хотели со славой жить ... Почему же в бинтах кровавых светлокосый солдат лежит? Ее тело своей шинелью укрывала я, зубы сжав, белорусские ветры пели о рязанских глухих садах».

Стихотворение стало очень популярным среди солдат, многие бойцы знали его наизусть. О дружбе с Самсоновой впоследствии Друнина вспоминала и в прозе. По ее словам, девушек в батальоне было всего две. Спали они на одной шинели, укрываясь другой, ели из одного котелка. Как при таких обстоятельствах не подружиться? Из воспоминаний Юлии Друниной: «Снова читаю и перечитываю пожелтевший наградной лист: „Санинструктор Самсонова достойна к представлению к званию Героя Советского Союза“. Подпись командира полка. Дата: октябрь 43-го. В ноябре слово „достойна“ написал командир дивизии, и, наконец, 3 июня 1944 года Указом Президиума Верховного Совета Зинаиде Самсоновой было присвоено звание Героя Советского Союза. Но Зина уже не узнала об этом... Пока наградной лист путешествовал по необходимым инстанциям, девушка воевала, спасала раненых, шла с армией вперед и вперед... И когда еще не был подписан Указ, она погибла в бою за маленькую белорусскую деревню Холма, затерянную в болотистых чащах Полесья».

Друнина признавалась, что самым сложным для нее было написать матери Зинаиды о гибели дочери. Трудно подобрать подходящие слова, потому что словами невозможно облегчить материнское горе: «Письмо Зининой матери — Марии Максимовне — в „яблочное захолустье“ я так и не написала — не поднялась рука».