Это страшное слово “радиация”

Выплыл из подсознания, озарился ярким светом тот отрезок жизни, который уже не вернуть. Это было задолго до катастрофы. Мы поехали к родителям мужа в Хвощевку. Был разлив рек, на обочине дороги прямо в воде цвели желтые цветы. У нас их называли “лотаць”.

Около Горошкова свернули на мост через Днепр и там увидели, насколько большой разлив. С моста хорошо была видна Речица, а над ракитовыми кустами, надевшими ярко-зеленый наряд, кружились стаи чаек. Птицы падали в реку, но сразу же взмывали вверх, как бы радуясь теплому солнцу, голубому небу, прозрачной воде…

Родители мужа не ждали гостей, сами собирались в Оревичи. Но встреча была очень теплая, светлые чувства, воспоминания о ней остались на долгие годы. Тогда я впервые услышала песню на украинском языке:

Тогда же в гости приехали двоюродный брат мужа Володя с женой, так совпало. Они пригласили нас в Киев, и я не смогла отказаться. Отправилась без мужа, с детьми, для них это был настоящий праздник. Туда ходили “ракеты”. Длинные, компактные. Спустившись вниз, мы сидели на скамейке, а мимо быстро проплывали берега. Вот уже и Киевское водохранилище. Большие волны колыхали наш катер как щепку. проехали Чернобыль — красивый, утопающий в зелени садов городок. Приплыли к шлюзам, сбавили ход. Нас понесло в темный тоннель, вода опускалась все ниже. А потом неожиданно оказались вновь на реке. Сразу стало светло и как-то радостно на душе.

На пристани в Киеве было многолюдно, запомнилось, что все люди были веселые, воодушевленные, и почти все говорили на украинском.

А назавтра было знакомство с Киевом. Мы катались на электричке через реку, фотографировались на мосту Патона, гуляли по Крещатику. Целых три дня провели в городе.

Сейчас, по прошествии стольких лет, трудно поверить, что мы стали чужими.

Трудно понять, что после взрыва на атомной станции именем прекрасного города Чернобыля стали пугать весь мир.

Жизнь людей разделилась на до и после.

Находясь в тот день в любимой деревне, помню, как почувствовала першение в горле, головную боль, резь в глазах. Солдаты проводили дезактивацию дворов, мама плакала, не хотела уезжать, но я тогда не могла понять ее боли. А ведь она прощалась с деревней — местом, где прошли ее детство, юность. Здесь жили ее родные, ее далекие предки.

Уже повзрослев, я испытала ту же тоску по деревне, по любимой Припяти, по ее лугам, по пению соловьев над рекой.

Все ушло безвозвратно.

И я поняла слезы мамы. Переехав к нам, она больше не пела свои любимые песни, хотя голос ее оставался сильным до последних дней.

Заканчиваю свое печальное повествование словами песни:

Но в душе каждого полешука живет надежда, что через годы, через расстояния в эти мертвые деревни и села вернутся люди. Человек — творец жизни на Земле. С приходом людей оживет и природа. Солнце вновь озарит этот край и будет греть песок на берегах реки. И Припять вновь начнет трудиться, нести на себе корабли, а те будут перекликаться гудками. Дети станут плескаться в теплой, ласковой воде, а по вечерам на берегу опять запоют девчата: “Ой, рэчанька, рэчанька, чаму ж ты ня поўная?”.

От всей души желаю радости и счастья нашим потомкам на этой многострадальной земле.