Читая Антона Павловича Чехова, или Рассуждения в преддверии Дня медицинских работников

24.01.2008
В ам никогда не приходилось встречаться с такими выражениями или, вернее, по нятиями, как “чеховский врач”, “врач чеховского типа”, “врач времен Чехова”? Нам, бывшим студентам медицинских вузов, доводилось порой слышать такие определения на занятиях по медицинской этике и деонтологии. Нередко подобные выражения встречаются в СМИ в публикациях на морально-этическую тему медицинского характера. В представлении авторов, употребляющих их, “чеховский врач” — это олицетворение идеального врача с точки зрения медицинской этики и деонтологии: бескорыстного, самоотверженного, готового прийти на помощь больному в любое время дня и ночи, одним словом, это профессионал до мозга костей, уважаемый всеми, чуть ли не антипод врачу, нашему современнику. Так ли это на самом деле?
Обратимся лучше к самому Антону Павловичу Чехову, прекрасному врачу и великому русскому писателю. Конечно же, не к нему лично, а к его бессмертным произведениям, к тем из них, в которых образ врача запечатлен особенно ярко. Первое, что бросается в глаза, то, что врачи в его произведениях не штампы, не иконы, а такие же люди, как и мы: так же любят, страдают, так же порой грешат. И при этом оказывается, что действительно они, как и нынешние участковые врачи и их сельские коллеги, большие труженики: им приходится очень много трудиться. Например, Старцев Дмитрий Ионыч, земский врач из Дялижа, никак не мог навестить своих знакомых Туркиных, потому что “в больнице было очень много работы, и он никак не мог выбрать свободного часа... каждое утро он спешно принимал больных у себя в Дялиже, потом уезжал к городским больным... и возвращался домой поздно ночью”. Огромная нагрузка, хроническое переутомление не могли не повлиять с течением времени на отношение врача к своей работе. Вот что говорит доктор Астров Михаил Львович из пьесы “Дядя Ваня” старой няне Марине: “Заработался, нянечка. С утра до ночи все на ногах, покоя не знаю, ночью лежишь под одеялом и боишься, как бы к больному не потащили. За все время, пока мы с тобою знакомы, у меня ни одного дня не было свободного”. Не кажется ли вам, что эти слова Астрова очень современны, очень созвучны нашему времени, когда огромная нагрузка притупляет у врача чувство долга, безотказности в оказании помощи страждущему? Особенно ярко это проявилось в докторе Рагине Андрее Ефимовиче из рассказа “Палата № 6”. В юности этот человек “не чувствовал призвания к медицине” (как видите, и во времена Чехова не все шли в мединституты по призванию) и тем не менее окончил медицинский факультет. “В первое время Андрей Ефимович работал очень усердно. Он принимал ежедневно с утра до обеда, делал операции и даже занимался акушерской практикой... Но с течением времени дело занятно прискучило ему своим однообразием и очевидною бесполезностью”. По его рассуждению, “оказать серьезную помощь сорока приходящим больным с утра до обеда нет физической возможности, значит, поневоле выходит один обман... Да и к чему мешать людям умирать, если смерть есть нормальный и законный конец каждого?.. Подавленный такими рассуждениями, Андрей Ефимович опустил руки и стал ходить в больницу не каждый день”. Так что же получается: если наши участковые врачи (а кому не приходилось обращаться в наши поликлиники, особенно в период эпидемии гриппа) порой принимают гораздо больше пациентов, чем доктор Рагин, значит, они оказывают некачественную медицинскую помощь, чем обманывают своих пациентов, или они гораздо талантливее и трудоспособнее этого “чеховского врача”? Но это уже тема другого исследования.
К сожалению, у персонажей Чехова не всегда бывают лады и с медицинской этикой, и деонтологией. “Чеховский врач” может даже распустить руки в отношении своего подчиненного или грубо выговорить ему, пусть даже за дело. Так поступил земский врач Григорий Иванович Овчинников в рассказе “Неприятность”: он ударил своего фельдшера по лицу за то, что тот был на работе пьян. К чести этого доктора, он потом испытывал душевные муки, угрызения совести за свой поступок, и чувство раскаяния далось ему нелегко: “Он человек нехороший, пока он служит, у меня накипело на душе, но тем не менее мой поступок ничем не может быть оправдан. Я воспользовался правом сильного. Он мой подчиненный, виноват и к тому же пьян, а я его начальник, прав и трезв... значит, я сильнее. Во-вторых, я ударил его при людях, которые считают меня авторитетом, и таким образом я подал им отвратительный пример...”.
Но не все врачи из чеховских произведений способны трезво оценить свои подобные поступки. Например, доктор Кириллов, ослепленный собственным горем (умер его единственный сын Андрей), посчитал себя глубоко оскорбленным за срочный безотлагательный вызов, оказавшийся ложным, и тяжко оскорбил невинного Абогина, будучи убежденным в своей правоте, что сделало их врагами (рассказ “Враги”). Никаких угрызений совести, раскаяния не последовало, к глубочайшему сожалению, и хотя “пройдет время... но это убеждение, несправедливое, недостойное человеческого сердца, не пройдет и останется в уме доктора до самой могилы”.
Разве “чеховские доктора” Старцев, Астров, Рагин, Кириллов, Овчинников могут для нас — и состоявшихся, и будущих врачей — быть примером для подражания? Конечно же, нет! Но их поступки учат нас не быть такими, и это, в конечном счете, не менее важно, чем пример идеального героя.
И все-таки у Антона Павловича Чехова есть прекрасный образец для подра жания! Это доктор Дымов из рассказа “Попрыгунья”. Что мы узнаем о нем? Внешне это был ничем не примечательный человек, ничем особенным не выделялся, в отличие от друзей его жены Ольги Ивановны. “Ее муж, Осип Степанович Дымов, был врачом и имел чин титулярного советника. Служил он в двух больницах: в одной сверхштатным ординатором, а в другой — прозектором... Частная практика его была ничтожна, рублей на пятьсот в год. Вот и все”. Нет, не все! А. П. Чехов скупыми строками создает образ настоящего врача, основным достоинством которого являются самопожертвование и искреннее участие к больному, сочетающиеся с большим терпением и глубокой скромностью. “А какая нравственная сила! Добрая, чистая, любящая душа — не человек, а стекло!” — так охарактеризовал доктора Дымова его коллега Коростелев. Медицина была его призванием, он всего себя отдавал ей. Очень интересен диалог Дымова с супругой по этому поводу:
— Ты, Дымов, умный, благородный человек, — говорила она, — но у тебя есть один очень важный недостаток. Ты совсем не интересуешься искусством. Ты отрицаешь и музыку, и живопись.
— Я не понимаю их, — говорил он кротко. — Я всю жизнь занимался естественными науками и медициной, и мне некогда было заниматься искусствами.
— Но ведь это ужасно, Дымов!
— Почему же? Твои знакомые не знают естественных наук и медицины, однако же ты не ставишь им этого в упрек. У каждого свое. Я не понимаю пейзажей и опер, но думаю так: если одни умные люди посвящают им всю свою жизнь, а другие умные люди платят за них громадные деньги, то, значит, они нужны. Я не понимаю, но не понимать не значит отрицать.
— Дай я пожму твою честную руку!
Такой человек просто должен был сгореть на работе. Это и случилось: спасая жизнь ребенку (“у мальчика высасывал через трубочку дифтеритные пленки”), он заразился дифтерией и умер. Как тут не вспомнить старинную эмблему врача: горящую свечу с девизом вокруг нее: “Светя другим, сгораю сам!”
Наверное, образ врача Дымова и является тем “чеховским врачом”, о котором порой вспоминают наши журналисты и писатели. О таких людях, по-видимому, сказал другой, уже упомянутый выше, “чеховский врач” Астров: “В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли”.
Как было бы всем хорошо, если бы такими людьми были все наши врачи и пациенты!
Владимир ШАРОНОВ,
главный врач
поликлиники № 9 г. Гомеля