Увидела убитую маму и не смогла заплакать. Ребенок войны из Речицкого района рассказала, как немцы застрелили родных, а ей чудом удалось спастись

«Я родилась и жила в деревне Кобылево, которую пере­именовали в Первомайск. Когда пришла война, отец отправился на фронт. В 1942-м мама родила сына и заболела. Все хозяйство, два брата и сестра остались на мне, потому что я была старшей. Помню, зимой надену кожух, валенки, платок и пойду рубить дрова. Затоплю печь, есть сварю. Мучалась! Мама лежала с весны до осени и так высохла, что, когда мы вывели ее на улицу, с нее падало платье. Но она выжила! Чтобы погибнуть…

Так как отец коммунист, мы все время прятались по чужим домам, и никто нас не выдал, хорошие были люди. Однажды пошли далеко-далеко в лес и жили там в куренях. Вдруг приехали немцы, вышли на поляну, где пахал мужчина, а под березами висела колыбель с дитятком. Каратели убили и ребенка, и дядьку этого, и коня. Мы стали убегать кто куда.

Жили на хуторе в 500 метрах от села. Только вернулись из леса – явились фашисты. Потом они, видимо, подумали, что если начнут с нас, то из села все убегут, поэтому поехали туда. А мы стоим, ждем чего-то, когда кругом село горит. Ну, тогда люди были темные, не то что сегодня: дети в пять лет уже на сцене выступают.

Один немец пришел к нам, поднял автомат и говорит: «Баба, яйки». Показывает на карман, чтобы ему туда клали яйца. Я побежала в дом, немец хотел в меня выстрелить, но ему сказали, что я за яйцами пошла. Когда вернулась, поняла, что он застрелил моих маму и братьев. Все это произошло 14 мая 1943 года. Хаты горели, а я пошла в свой дом и сидела там. Только и он загорелся. Куда деться? У меня одна мечта была – про жизнь. О смерти не думала. Отправилась к дядьке, но вскоре и его хата загорелась.

Решила пойти в поле, метров через 50 легла и тут же уснула. Открыла глаза – все горит, немцы ездят на машинах. Встала, чтобы проверить, ранена я или нет. Снова легла и проспала до самого заката. А после пошла искать маму. Вижу, что на каждого человека кто-то уже насыпал земли. В тот момент ни жалости не почувствовала, ничего. Пустодуй. Там клунка наша лежала, я ее ногой откинула. Нашла маму, посмотрела на нее. И хоть бы заплакала…

Солнце заходит, куда идти? Пошла в белый свет. Встретила женщину, она спрашивает: «Кто ты?» – «Лида». – «Какая Лида?» – «Кузьмова». – «А куда идешь?» – «Не знаю». Повела меня к своему куреню и сказала, что мне до немцев оставалось метров 50. Люди меня обули, дали полблинчика (все ж голодные) и стакан молочка. И только в тот момент я расплакалась…

Сестру мою Нину немцы завезли к скоту. Когда их гнали в Макановичи, многие, в том числе Нина, поразбегались по лесу. А тех, кто дальше погнал коров, расстреляли. Позже мы с сестрой нашлись, люди передали мне, что она жива.

Осенью немцы стали отступать. Мы жили у дядьки в Защёбье, уходили в лес. А потом родственники нас выгнали, сказав, что из-за нас их убьют. Будто клеймо, что мы из Кобылева. Вышли с Ниной на дорогу и встретили немцев.

Они пригнали нас в Защёбье и заперли в хлеву. Затем направили к военному коменданту. Я рассказала, что отец на фронте, маму убили, когда село жгли. А мы из Кобылева, и у нас там бульба. После этого нам выдали документ, чтобы нас никто из немцев не трогал и мы разобрались со своей бульбой. Документ надо было вернуть. Думаю, нам помогла в этом переводчица коменданта.

Пошли домой, собрали сухарей, табаку, спрятали бульбу и отправились в лес искать родню. Нашли дядьку и двух теток, переночевали у них. Дядька покурил и говорит: «Слухай, Лида, раз у вас такой документ, принесите мне табаку». А до Защёбья 15 километров, немцы кругом. Я притулилась к углу: «Нет, не пойду». Он отвечает: «Так пусть Нина сходит». Мне не хватило ума отказать. Нина собралась и пошла, 12 лет детенку… Ночью ее схватили, поместили в хлев, а на завтра отправили в концлагерь. Люди из Лоева помогли ей там выжить. Даже готовы были забрать с собой, если я погибну.

Когда пришла Красная армия, мы с Ниной и тетками поехали жить в Макановичи к двоюродному деду. И в один момент тетки говорят нам: «Идите отсюда. Мы будем тут жить». Можете представить, какая была судьба? Только вышли на улицу, нас встретил дед. Разозлился, что нас выгнали, и дал им нагоняй.

По весне перевез нам в Кобылево стобочку – небольшое строение. Стали там жить, я начала трудиться в колхозе еще в 1944-м. В следующем году вернулся раненый батька. Он пошел жить к другой женщине, сестру забрали в детдом. А я выкарабкивалась. Работала в магазине – грамотной была, шесть классов окончила. Батька забрал меня к себе, пожила у него где-то год и в 1946-м вышла замуж. В одном доме десять лет прожили ввосьмером: мы с двумя детьми, свекровь и свекор, дед и баба. Потом батьке говорю: «У тебя хлев большой, одну часть отделите и поставьте нам хоть маленькую хату». Он ответил: «Нет, будем строить тебе полноценный дом».

В колхозе была полеводом, и на сеялках трудилась, и косила, по 50 соток укашивали. Стала учетчиком на ферме: принимала молоко, перегоняла. Однажды наш скот забрали и пригнали туберкулезный и лейкозный. Поставили сепаратор и пастеризатор. Молоко надо было пастеризовать, перегнать – я все это делала. Была крепкой, сильной, выполняла много тяжелой работы.

В 1969 году меня поставили заведующей. Председатель колхоза звонил и говорил: «Кузьминична, принимайте ферму». На третий раз я разозлилась и ответила: «По телефону ферму не принимают». После этого собрали правление и утвердили меня в должности.

На дворе декабрь, коров кормить нечем. Говорю председателю колхоза: давайте мне человека, пойдем по домам и будем собирать сено. Ездили за ним и по селам на тракторе. Так и развивали хозяйство. Радовались, когда можно было не вручную доить, а с помощью доильных аппаратов. Я набирала все больше доярок, вскоре их было 17. Сделали пастбище, стали туда выпускать животных. У нас было 12 телятников, больше 700 коров, а всего скота 1500 голов. Молока на нашей ферме было очень много. Когда оно перестало помещаться в один холодильник, поставили второй. Отправляли нас на ВДНХ в Москву. В 40 лет пошла учиться заочно в Речицкий зооветеринарный техникум. Домой приходила в полночь, а в пять утра уходила, чтобы коров доить. Трудилась как папа Карло. Боялась лишнюю чарку выпить, чтобы не потерять работу. Очень ценила ее. Когда достигла пенсионного возраста, год не шла оформляться. Думала, что если буду получать пенсию, то мне не разрешат работать.

Однажды зашли с напарницей на базар. В бочках стояла селедка, жирная, как сало. Есть хотелось сильно. Я говорила с заведующим магазином, а напарница накидала в сумку этой селедки (смеется). Перекусили. А до дома идти несколько десятков километров. К слову, моя мама пешком ходила в Хойники на слет передовиков, до войны она была передовицей, трудилась в сельском хозяйстве. Батька был председателем колхоза».

Лидия Скакун всегда была в почете у коллег и в районе в целом. Избиралась депутатом сельского и районного Советов депатутов, заседала в товарищеском суде. В 1985 году в соревновании среди животноводов получила звание «Лучший бригадир молочно-товарной фермы Гомельской области». Награждена орденом «Знак Почета», медалью «За трудовые заслуги», медалями Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, почетными грамотами.

Богатство Лидии Кузьминичны – ее семья: двое детей, семь внуков, десять правнуков и два праправнука. Внук Владимир Климович во время работы в МЧС получил из рук Президента медаль «За спасенную жизнь». Когда ночью загорелся дом соседей, Владимир до приезда пожарных вынес из огня бабушку и двух детей.

– Я прожила очень хорошую жизнь, – подытоживает Лидия Кузьминична.