Варвары. Грабеж мирного населения на оккупированных землях был частью программы гитлеровцев – разорить нашу страну и превратить оставшихся в живых советских граждан в нищих

В государственном архиве общественных объединений Гомельской области хранится уникальный документ – список гомельчан, проживавших в землянках, подвалах и погребах в Центральном районе города после освобождения от фашистских захватчиков. Семье Любови Туровой из шести человек, потерявшей на войне кормильца, пришлось ютиться в таких условиях несколько лет. В семьях Прасковьи Мельниковой, Сони Родман и Анны Зарецкой, чьи родные погибли на фронте, было по пять душ, у инвалида войны Лариона Марченко – семеро по лавкам, как говорили в народе, у Александры Голубовой – шестеро, Пелагеи Гончаровой – четверо.

Только в Центральном районе таких семей было полсотни, а в масштабах города в разы больше. Деваться было некуда: за время оккупации гитлеровцы разрушили Гомель более чем наполовину, а центр города – на 80%. На крупнейших магистралях – проспекте Ленина, улицах Советской, Кирова уцелело лишь несколько полуразрушенных зданий. Полностью сожжены и исчезли с карты города 20 улиц.

До войны в Гомеле работало 38 металлообрабатывающих и столько же деревообрабатывающих предприятий, железнодорожный узел пропускал ежесуточно до 90 товарных и 40 пассажирских поездов. Было два вуза, научно-исследовательский институт лесного хозяйства, 10 специальных средних учебных заведений, 38 школ, 11 больниц, 4 поликлиники, 5 библиотек, 3 музея, 2 театра, свыше 500 магазинов и заведений общепита.

Что оставили после себя немецко-фашистские захватчики? Уничтожили городскую электростанцию, разрушили водопроводно-канализационную систему и телефонную сеть, стеклозавод, «Гомсельмаш», лесокомбинат, спичечную, обув­ную, швейную и трикотажную фабрики, три кирпичных завода, взорвали паровозовагоноремонтный, станкостроительный, судоремонтный и авторемонтный заводы, три моста через Сож, сожгли два института, педучилище, 24 школы, два детсада, библиотеки. Фашистские варвары не пожалели красивый парк, вырубив сотни многолетних деревьев редких пород, сожгли бывший дворец князя Паскевича, перед этим разграбив его.

В одном из приказов немецкого командования по этому поводу говорилось: «…мебель и вещи домашнего убранства солдатам запрещается переносить из одного дома в другой. Они должны быть планомерно учтены и отправлены в Германию…». Это подтвердил обер-фельдфебель германской армии, военнопленный Генрих Гуппе. Согласно акту городской комиссии ЧГК о преступлениях, совершенных немецкими оккупантами в Гомеле (датирован 5 января 1945 года), он заявил, что лично видел, как на товарной станции Гомель для отправки в Германию грузили в вагоны кровати, столы, шкафы, сельскохозяйственные машины и многое другое.

«Школы не работают повсеместно, торговля замерла, запасы сала, спичек, приобретенные населением до оккупации, подходят к концу, керосина, мыла давно нет. Нет медикаментов. В объявлениях, сводках, листовках немцы обещали населению один посильный денежный налог. На самом деле они и дали один подворный, один подушный (1000 рублей с души), один собачий (150 рублей), один кошачий и т. д. Справедливость требует отметить, что большая половина этих налогов населением не выплачена», – писал в 1942 году секретарь Гомельского подпольного обкома КП(б)Б Илья Кожар в Белорусский штаб партизанского движения.

Все эти факты соответствуют секретной инструкции командования вермахта от 17 июля 1941 года о необходимости «воспитывать у каждого офицера и солдата германской армии чувство личной материальной заинтересованности в войне».

Народный писатель Беларуси Якуб Колас, побывавший в Гомеле весной 1944 года, был потрясен «наследием», оставленным в городе немецко-фашистскими захватчиками.

«Нельга без пачуцця жалю, вострага болю і пякучага абурэння супроць нямецкай погані пазіраць сягоння на руіны Гомеля. Папялішчы спаленых будынкаў, абгарэлыя дрэвы садоў, груды друзу, бітай цэглы і скручанага віхрамі агню жалеза – вось што засталося ад Гомеля. Як шкілеты, стаяць мёртвыя сцены мураваных будынкаў, сведкі нямецкага варварства. Тое, што заставалася пасля бамбёжак, узарвана і спалена… А чыё сэрца не загарыцца агнём бязлітаснай помсты нямецкім вылюдкам за знішчэнне нявінных людзей, расстраляных і пахаваных гітлераўскімі катамі ў ваколіцах Гомеля!» – написал он в своем очерке «На руінах Гомеля», напечатанном в «Гомельскай праўдзе» 5 апреля 1944 года.

На временно оккупированных территориях захватчики издевались над мирными людьми, занимались грабежом и расправлялись с теми, кто уклонялся от выполнения приказов немецкого командования. «У крестьян немцы отбирают скот и угоняют его в свои тылы. В период с 12 по 16 августа 1941 года по направлению д. Озаричи немцы прогнали около 2500 голов рогатого скота, – сообщалось в разведывательной сводке НКВД БССР первому секретарю ЦК КП(б)Б П. К. Пономаренко 25 августа 1941 года. – С территории Петриковского района угнали около 900 голов крупного рогатого скота. В деревне Мармовичи у одного местного жителя немецкий солдат отобрал одну свинью, хозяин возразил и припомнил солдату гражданскую войну; немецкое командование, узнав об этом факте, зверски замучило крестьянина».

Огромный ущерб нанесен народному хозяйству бывшей Полесской области. В Мозырском районе немцы при отступлении почти полностью уничтожили школы, больницы, медпункты, культурные учреждения. Многие дома колхозников сжигали вместе с жителями, 18 деревень сожжено полностью. Соглас­но архивным данным, только в Скрыгаловском сельсовете уничтожено 886 жилых домов, Слободском – 687, Казимировском – 522, Мелешковичском – 422, Прудковском – 276, Каменковском – 244, а всего 2868. В трех сельсоветах уничтожено и вывезено в Германию около двух тысяч коров, полторы тысячи свиней, более трех тысяч овец и 339 лошадей.

Областной центр Мозырь гитлеровцы превратили в груду развалин. Почти полностью разрушены Ленинская, Пушкинская, Мало-Пушкинская и другие улицы. Очень много деревянных домов разобрано на топливо. Вырублен также парк и декоративные деревья вокруг города.

В Буда-Кошелевском районе немецкие оккупанты разграбили и уничтожили всю промышленность, частично уничтожили лесозавод, разрушили городскую баню, водокачку, железнодорожную станцию и МТС. Здание средней школы превратили в тюрьму, все школы района были закрыты, а впоследствии разрушены и сожжены. Захватчики полностью уничтожили 1336 домов сельчан, их имущество разграбили.

В бывшем Уваровичском районе сожжено и разрушено 530 общественных построек, 1545 домов мирных жителей. Полностью уничтожены деревни Галеевка, Алексеевка, Задоровка, Заселье, Кленовица, Решетники. Имущество граждан немцы разграбили, лишив людей крова и средств к существованию. В деревне Телеши фашисты превратили церковь в отхожее место.

«Под угрозой расстрела и предлогом избежания жертв от бомбежки советскими самолетами выселено все население города и ряд деревень, расположенных в радиусе 18 километров от Петрикова, – читаем в сообщении начальника 1-го Управления НКВД СССР П. М. Фитина в ЦК ВКП(б) 13 сентября 1941 года. – Как только люди оставили свои квартиры, начались повальные грабежи, имущество из квартир уничтожалось, а ценные вещи увозились».

В Жлобинском районе гитлеровский солдат застрелил 16-летнюю девочку за то, что она, целуя его ноги, просила, чтобы немцы не забирали последнюю корову. В той же деревне убили женщину, которая просила не грабить имущество.

Колхозницу колхоза им. Кирова бывшего Домановичского района Аксинию Коваленко немецкие солдаты избили до полусмерти прикладами только за то, что она пыталась просить оставить для своей семьи хоть сколько-нибудь хлеба.

В бывшем Копаткевичском районе захватчики сожгли 1100 крестьянских хозяйств, полностью разрушили больницы, клубы, школы, библиотеки, бани, мельницу, уничтожили 155 гектаров зерновых культур.

«Благодаря немецко-фашистскому разгулу сумевшее уйти и уцелеть население сегодня без крова, голодное и холодное, скитается по лесам, полное страха и ужаса», – отмечалось в июне 1943 года в акте о преступлениях, совершенных немецкими оккупантами в Копаткевичском районе.

В этом документе приводится еще один ужасающий факт: «Многие матери, видя перед собою неопределенный страх и только чтобы уйти от немцев, оставили малолетних детей. Так сделала гражданка дер. Заречка Гузовец Фекла Ивановна, бросив троих малолетних детей на ст. Птичь – сама ушла в лес. Она не могла перенести охватившего ее страха, она не могла выдержать тех издевательств, которых немцы производили с населением, забранным насильно с собою…»

Ничем невозможно измерить главную потерю грозных сороковых роковых лет – жизнь сотен тысяч мирных граждан, безжалостно загуб­ленную фашистскими палачами.