Под днищем реактора
24.01.2008
22 дня в нескольких сотнях метров от четвертого блока Чернобыльской АЭС стояли на вахте в мае 1986 года работники тампонажного управления объединения “Белоруснефть”. Они сменили коллег из Ивано-Франковска и Полтавы, первыми пришедших на ликвидацию катастрофы.
Возглавил отряд речичан начальник управления мой старинный и старший друг А. В. Родыгин. Он взял меня в зону лишь на день: “У каждого своя работа. Тебе хватит дня, чтобы составить представление об обстановке, а мы сделаем здесь все, что от нас зависит”.
...В 30-километровой зоне все цвело. Казалось, что только из-за горячей весенней поры пустынны улицы деревень. Но тишиной встречали и совсем недавно заполненные машинами поля. В садах — благоухание, тянутся из палисадников гроздья сирени, кое-где уже распустились тюльпаны. Но красота мертва, когда ее подарить некому.
В автобусе было тихо, если и разговаривали, то вполголоса. Все знали, что кому-то нужно делать эту работу ТАМ, но давила неизвестность. Напряжение начало немного таять уже на месте, когда встретились с главным инженером объединения “Укрнефть” С. Н. Гареловым. Станислав Николаевич с первых дней после катастрофы был на станции, как тут говорили, схватил определенную дозу, но приобрел опыт, уверенность в возможности сражаться с невиданной стихией. Эту уверенность вселил он и во вновь прибывших.
Кто пережил эти события, помнит сдержанную информацию тех дней, поступающую из Чернобыля: обстановка напряженная. Тогда благодаря подвигу летчиков реактор был заглушен сверху, а вот что делается там, внизу, выдержало ли напор излучения днище реактора? Чтобы добыть информацию для ученых, работали буровики и шахтеры. Тампонажники несли круглосуточное дежурство. В любой момент готовы были привести в действие мощные насосы и поставить цементную преграду радиации.
Для непосвященных дежурство — чуть ли не время отдыха. Дежурство, особенно в таких экстремальных условиях, — это, прежде всего, напряжение сил, ежеминутная готовность к броску. И когда энергия напряжения, как сжатая пружина, не находит деятельности, она ищет другого выхода. Нередко в подобных обстоятельствах сдают нервы. К чести тампонажников, в их коллективе подобных случаев не было.
А когда во время дежурства экипажа цементировочного агрегата Михаила Гвоздя и Дмитрия Музыченко возникла необходимость помочь в прокладке новой линии
6-дюймовых труб до реактора, они, не задумываясь, взялись за дело. Никто пышных слов не говорил. Было сказано просто и точно: “Хлопцы, чем быстрей мы это сделаем, тем меньше опасности для нашего здоровья”. 300 метров линии проложили за 40 минут. Тем, кому приходилось этим заниматься, представляют, какие это темпы.
Начальник управления А. В. Родыгин, конечно же, смог бы найти повод, чтобы не ехать в эту командировку и послать кого-то другого, но он этого не сделал. Напротив, чуть ли не сутками был на объекте. Необходимо было познакомиться с обстановкой, определить объем будущих работ, готовить бесперебойное обеспечение их материалами. Готовился штурм радиации.
И он начался, когда, как выяснилось, возникла реальная угроза проникновения радиоактивных веществ в почву из-под днища реактора. Перед этим еще раз проверили технику. Потом Родыгин, который руководил работами, вспоминал самоотверженность бригадира автомобилей-цементосмесителей Алексея Шевцова, мотористов цементировочных агрегатов Григория Балмакова и Бориса Смагина.
Мне запомнились люди, работавшие в те дни на станции. У них не было знаков различия. Черная, белая или защитного цвета спецовки, обязательный респиратор. Перед радиацией все равны — академик или генерал, солдат или рабочий. Все были равны перед опасностью и ответственностью за свое дело. Каждый на своем месте.
Затем тампонажники готовили здесь же, недалеко от станции, массивные железобетонные блоки для “саркофага” четвертого блока. Не по-майски жаркое солнце, рев дизелей цементировочных агрегатов и отчаянный свист винтов вертолетов, на небольшой высоте раз за разом бросающих на реактор мешки со специальной дезактивирующей смесью. Ко всему этому можно было привыкнуть. Тяжело было привыкнуть к постоянной опасности — невидимой, не ощутимой. До аварийного реактора рукой подать. Он все еще оставался неудержимым и грозным — стреноженный, но не укрощенный зверь. А рядом у здания администрации станции цвели розы. Только в респираторе не ощущаешь их запаха.
Жили речицкие тампонажники вне 30-километровой зоны на базах отдыха “Автомобилист” и “Геолог”. Помню, в то время проходил чемпионат мира по футболу, и из блока отдыхающей смены разносилось дружное: “Гол!” Играли в шахматы, некоторые даже пытались развлечься на волейбольной площадке и сходить на рыбалку. Но запомнился мне импровизированный митинг, на котором машинистам цементировочных агрегатов Григорию Марковскому и Валентину Грапову были вручены ордена, которые они получили за мирный труд в очередной пятилетке.
...Через 20 лет мы встретились с Григорием Николаевичем и Валентином Ивановичем в день чернобыльской трагедии у проходной тампонажного управления. Здесь открывали стелу нефтяникам — участникам ликвидации катастрофы на ЧАЭС. Они в первые дни приехали на четвертый блок, чтобы не допустить радиацию в грунтовые воды, что могло бы стать совершенно непредсказуемой катастрофой для всего Припятско-Днепровского бассейна.
На черном обелиске, установленном среди молодых сосен, — 108 фамилий. Двадцать одного уже настиг радиоактивный убийца. Имена их перед собравшимися зачитал на митинге председатель ветеранской организации управления Г. Н. Марковский. В траурном списке и Александр Васильевич Родыгин.
Именно по инициативе ветеранов была построена эта памятная стела.
— Мы специально вписали имена всех наших работников — участников тех трагических событий, и уже ушедших, и тех, кто на пенсии или по сей день продолжает трудиться, — говорил, открывая стелу, начальник тампонажного управления В. Г. Лимаренко. — Сменятся поколения, но они не забудут подвиг своих старших товарищей.
Александр ЧУРИЛОВ
Возглавил отряд речичан начальник управления мой старинный и старший друг А. В. Родыгин. Он взял меня в зону лишь на день: “У каждого своя работа. Тебе хватит дня, чтобы составить представление об обстановке, а мы сделаем здесь все, что от нас зависит”.
...В 30-километровой зоне все цвело. Казалось, что только из-за горячей весенней поры пустынны улицы деревень. Но тишиной встречали и совсем недавно заполненные машинами поля. В садах — благоухание, тянутся из палисадников гроздья сирени, кое-где уже распустились тюльпаны. Но красота мертва, когда ее подарить некому.
В автобусе было тихо, если и разговаривали, то вполголоса. Все знали, что кому-то нужно делать эту работу ТАМ, но давила неизвестность. Напряжение начало немного таять уже на месте, когда встретились с главным инженером объединения “Укрнефть” С. Н. Гареловым. Станислав Николаевич с первых дней после катастрофы был на станции, как тут говорили, схватил определенную дозу, но приобрел опыт, уверенность в возможности сражаться с невиданной стихией. Эту уверенность вселил он и во вновь прибывших.
Кто пережил эти события, помнит сдержанную информацию тех дней, поступающую из Чернобыля: обстановка напряженная. Тогда благодаря подвигу летчиков реактор был заглушен сверху, а вот что делается там, внизу, выдержало ли напор излучения днище реактора? Чтобы добыть информацию для ученых, работали буровики и шахтеры. Тампонажники несли круглосуточное дежурство. В любой момент готовы были привести в действие мощные насосы и поставить цементную преграду радиации.
Для непосвященных дежурство — чуть ли не время отдыха. Дежурство, особенно в таких экстремальных условиях, — это, прежде всего, напряжение сил, ежеминутная готовность к броску. И когда энергия напряжения, как сжатая пружина, не находит деятельности, она ищет другого выхода. Нередко в подобных обстоятельствах сдают нервы. К чести тампонажников, в их коллективе подобных случаев не было.
А когда во время дежурства экипажа цементировочного агрегата Михаила Гвоздя и Дмитрия Музыченко возникла необходимость помочь в прокладке новой линии
6-дюймовых труб до реактора, они, не задумываясь, взялись за дело. Никто пышных слов не говорил. Было сказано просто и точно: “Хлопцы, чем быстрей мы это сделаем, тем меньше опасности для нашего здоровья”. 300 метров линии проложили за 40 минут. Тем, кому приходилось этим заниматься, представляют, какие это темпы.
Начальник управления А. В. Родыгин, конечно же, смог бы найти повод, чтобы не ехать в эту командировку и послать кого-то другого, но он этого не сделал. Напротив, чуть ли не сутками был на объекте. Необходимо было познакомиться с обстановкой, определить объем будущих работ, готовить бесперебойное обеспечение их материалами. Готовился штурм радиации.
И он начался, когда, как выяснилось, возникла реальная угроза проникновения радиоактивных веществ в почву из-под днища реактора. Перед этим еще раз проверили технику. Потом Родыгин, который руководил работами, вспоминал самоотверженность бригадира автомобилей-цементосмесителей Алексея Шевцова, мотористов цементировочных агрегатов Григория Балмакова и Бориса Смагина.
Мне запомнились люди, работавшие в те дни на станции. У них не было знаков различия. Черная, белая или защитного цвета спецовки, обязательный респиратор. Перед радиацией все равны — академик или генерал, солдат или рабочий. Все были равны перед опасностью и ответственностью за свое дело. Каждый на своем месте.
Затем тампонажники готовили здесь же, недалеко от станции, массивные железобетонные блоки для “саркофага” четвертого блока. Не по-майски жаркое солнце, рев дизелей цементировочных агрегатов и отчаянный свист винтов вертолетов, на небольшой высоте раз за разом бросающих на реактор мешки со специальной дезактивирующей смесью. Ко всему этому можно было привыкнуть. Тяжело было привыкнуть к постоянной опасности — невидимой, не ощутимой. До аварийного реактора рукой подать. Он все еще оставался неудержимым и грозным — стреноженный, но не укрощенный зверь. А рядом у здания администрации станции цвели розы. Только в респираторе не ощущаешь их запаха.
Жили речицкие тампонажники вне 30-километровой зоны на базах отдыха “Автомобилист” и “Геолог”. Помню, в то время проходил чемпионат мира по футболу, и из блока отдыхающей смены разносилось дружное: “Гол!” Играли в шахматы, некоторые даже пытались развлечься на волейбольной площадке и сходить на рыбалку. Но запомнился мне импровизированный митинг, на котором машинистам цементировочных агрегатов Григорию Марковскому и Валентину Грапову были вручены ордена, которые они получили за мирный труд в очередной пятилетке.
...Через 20 лет мы встретились с Григорием Николаевичем и Валентином Ивановичем в день чернобыльской трагедии у проходной тампонажного управления. Здесь открывали стелу нефтяникам — участникам ликвидации катастрофы на ЧАЭС. Они в первые дни приехали на четвертый блок, чтобы не допустить радиацию в грунтовые воды, что могло бы стать совершенно непредсказуемой катастрофой для всего Припятско-Днепровского бассейна.
На черном обелиске, установленном среди молодых сосен, — 108 фамилий. Двадцать одного уже настиг радиоактивный убийца. Имена их перед собравшимися зачитал на митинге председатель ветеранской организации управления Г. Н. Марковский. В траурном списке и Александр Васильевич Родыгин.
Именно по инициативе ветеранов была построена эта памятная стела.
— Мы специально вписали имена всех наших работников — участников тех трагических событий, и уже ушедших, и тех, кто на пенсии или по сей день продолжает трудиться, — говорил, открывая стелу, начальник тампонажного управления В. Г. Лимаренко. — Сменятся поколения, но они не забудут подвиг своих старших товарищей.
Александр ЧУРИЛОВ