Супостаты, вяленая тарань и неизвестный Путин
28.07.2014Гомельчанин Владимир Бортновский, подполковник медицинской службы в запасе, служил на атомной подводной лодке. Глубоко под водой ему приходилось удалять зубы, делать трепанацию черепа, спасать от инфаркта. Случись, и роды наверняка принял бы. Вот только женщин в автономное плавание не брали. С героем этой публикации корреспондент “Гомельскай праўды” встретилась в канун Дня Военно-морского флота.
… и в настоящее время
— Сегодня вы, будучи кандидатом медицинских наук, преподаете в Гомельском медуниверситете, заведуете кафедрой гигиены. Но знаете, ее название ближе к санэпидемстанции, чем к Военно-морскому флоту. Как вы стали подводником?
— Окончил Военно-медицинскую академию имени Кирова. В декабре ей, кстати, 225 лет исполнится. Учебное заведение такого рода было единственным на весь Советский Союз. Конкурс — 12 человек на место. Я поступил на факультет подготовки врачей для Военно-морского флота. Впрочем, в большей степени там готовили врачей для подводных лодок — дизельных, атомных. Я на атомной лодке служил.
— Как вы на нее попали?
— Окончил академию с красным дипломом и получил право выбора флота. Выбрал Северный краснознаменный флот. Еще в студенческие годы я начал заниматься научной работой на кафедре военно-морской и радиационной гигиены. И, в частности, вместе с моим руководителем мы разработали способ консервации питьевой воды в условиях автономного плавания. Он позднее вошел в руководство по медицинскому обеспечению кораблей Военно-морского флота. Поэтому при выпуске у меня было рекомендательное письмо от Главного гигиениста ВМФ с указанием конкретного места назначения. Им должна была стать служба радиационной безопасности третьей флотилии атомных подводных лодок. Ими были новейшие для того времени большие подводные крейсеры стратегического назначения.
Но когда я пришел в отдел кадров Северного флота, встретивший меня майор подписанное генерал-майором письмо бросил в ящик письменного стола не читая. Однако право выбора у меня осталось, и я выбрал самую плавающую в тот момент третью флотилию атомных подводных лодок под командованием вице-адмирала Матушкина. Попал в экипаж 31-й Краснознаменной дивизии, в которой базировались лодки, бравшие на борт шестнадцать ракет с ядерными боеголовками. Это были ракеты средней дальности действия.
— И далеко вы с ними ходили?
— В район пресловутого Бермудского треугольника. Подлетное время этих ракет составляло семь минут. А цели, знаете, куда были направлены?
— Куда?
— На Вашингтон, Нью-Йорк, Детройт… Нашей задачей было скрытно подойти в район боевого патрулирования и находиться там где-то сорок пять суток. При этом нас ни в коем случае не должны были обнаружить. Иначе это считалось бы срывом боевой задачи. Всплывать было
нельзя. Это был 1979 год, пик напряжения времен холодной войны. Лодка в течение года делала два-три автономных похода. На моем счету за два года службы было три автономки.
Для Военно-морского флота готовили врачей, способных справиться с проблемой в самой сложной ситуации
— Вам приходилось оказывать медицинскую помощь разного рода?
— Да. Нас готовили как врачей общей практики, способных оказывать помощь в полном объеме в самых сложных ситуациях. Ведь что значит не справиться с больным? Передать его другим врачам, то есть засветиться в районе боевого патрулирования и сорвать боевую задачу. Так что в случае необходимости я бы мог и аппендикс удалить.
— А зуб?
— Зуб тоже. За время службы я зубов пять, наверное, удалил. А вообще ставил временные пломбы.
— Так вы все-таки больше врач, чем подводник?
— Почему же я не подводник? Во время первого похода по приказу командира сдал зачет на самостоятельное управление кораблем. Так что всю лодку наизусть выучил. В походе любые нештатные ситуации могли случиться. Знаете, для чего сотрудник особого отдела во время каждой автономки на борт садился? Для того, чтобы ни одна нештатная ситуация не была скрыта. А во время боевого дежурства случалось разное. Контакты с супостатом, например.
— С кем, простите?
— С супостатом. Так мы называли подводные лодки вероятного противника.
— Понятно. Это у вас сленг такой был. И что контакты? Случались?
— Конечно. И весьма серьезные. До столкновений доходило.
— До своего рода подводных ДТП? Как это было возможно?
— Ну, знаете! Самолеты в небе сталкиваются. А тут… Существует мертвая зона, где шум винтов не слышен. И супостат часто шел за хвостом одной из наших субмарин: как раз там, где гидролокатор не прослушивал. Американские подлодки пасли нас постоянно. Вам известно, как погиб “Курск”?
Неизвестные фото Владимира Путина, сделанные моряками во время одного из его визитов на Северный флот
— Взорвалась учебная торпеда?
— Нет, есть и другие версии. Группа французских журналистов три года занималась собственным расследованием причин гибели “Курска”. Итогом этой работы стал документальный фильм, снятый режиссером Жан-Мишелем Карре. Авторы фильма, который был показан в первые дни января 2005 года телеканалом France TV, утверждают, что “Курск” был потоплен американской торпедой. Настоящим открытием для французов стало то, что на учениях в Баренцевом море, где произошла трагедия, присутствовали китайцы. Никто никогда об этом не говорил. Тем не менее в фильме есть документальные кадры, на которых видны генералы из Пекина, присутствовавшие на учениях вместе с российскими коллегами.
Американцев, кроме интереса к учениям и к “Курску”, по-видимому, тревожила возможность приобретения Китаем столь эффективного оружия, и они якобы направили в район учений сразу две свои субмарины — “Мемфис” и “Толедо”. Обе подлодки шпионили в непосредственной близости от российского атомохода, что и стало причиной столкновения “Мемфиса” с “Курском”, после чего второй американской подлодкой в российскую субмарину была выпущена торпеда. Она сумела пробить прочный корпус “Курска”, внутри российской подлодки произошел взрыв, и “Курск” упал на дно. Получила повреждения и “Толедо”, видимо, от осколков. “Мемфис” с полученными от столкновения повреждениями дошел до норвежской ремонтной базы, которая расположена неподалеку от места гибели “Курска”. Пентагон пытался скрыть этот факт, но американскую подлодку сумели зафиксировать спутники.
— В трагедии “Курска” наверняка осталось еще немало тайн, однако давайте вернемся к событиям вашей службы. Как долго длились автономки?
— Мы находились в море по восемьдесят суток.
— Интересно, чем вас кормили все это время?
— Автономный паек подводника при четырехразовом питании составлял 4900 калорий. Невозможно было съесть все, что приготавливалось, и процентов сорок, по моим подсчетам, отправлялось за борт.
— Так чем же кормили все-таки?
— Обеды были шикарные: борщи, супы гороховые. Наш кок готовил великолепно. Перед походом в холодильники загружались мясо, рыба…
— Икра красная, икра черная…
— Да, та и другая обязательно входила в автономный паек. Балычок входил — рыба красная. Что касается рыбных консервов, то в одном из походов их было одиннадцать наименований. Правда, не все хорошо шли. Ставриду, сайру, скумбрию мы не любили, шпроты вообще за консервы не считали. А вот горбуша, лосось, стерлядь — те шли хорошо. Фрукты в автономный паек тоже входили, шоколад. Соков на борту было великое множество: виноградный, томатный…
— А покрепче что-нибудь?
— Полагалась пятьдесят граммов вина в сутки — сухого или десертного. По субботам у нас была большая приборка, после которой интендант доставал бутылку хорошего вина. К нему мы открывали большую жестяную банку с вяленой астраханской таранью. Берешь ее — она мягонькая, гнется. Цвет — янтарный, а аромат какой!
— Есть еще истории, близкие к камбузу?
— У меня была обязанность снимать пробу с блюд, приготовленных коком. Замполит тоже имел такое право. Знаете, где самое вкусное мясо? На косточке. И вот мы с замполитом устраивали своего рода соревнование — кто первым придет снимать пробу и эту косточку получит. Кстати, замполит мне как врачу часто помогал.
— То есть?
— У меня как у начальника медицинской службы подлодки в подчинении никого не было. На борту имелся химик-санинструктор, но он вида крови не переносил. Работал как дозиметрист: большую часть времени следил за содержанием кислорода и углекислого газа в воздухе. Так что на помощь, когда было нужно, приходил товарищ замполит.
Однажды, во время отработки боевой задачи, случай был очень тяжелый. В одном из отсеков давление было поднято на пять избыточных атмосфер, а один из моряков раньше времени начал открывать переборочную дверь. В результате она его ударила по голове настолько сильно, что он потерял сознание. Удар пришелся на область височной кости, что крайне опасно. В таких ситуациях больше всего боишься кровоизлияния в мозг. Здесь же были все признаки того, что внутричерепное давление нарастает. Пришлось делать маленькую трепанацию, и товарищ замполит мне ассистировал. Он знал названия всех хирургических инструментов, имевшихся на подлодке, а у нас были большой и малый операционные наборы. Такая вот история.
— Были еще какие-то неординарные критические ситуации?
— Был непростой случай, когда в одном из походов мы потеряли половину гидравлической жидкости, создающей давление в системах управления. Пришлось заменять ее морской водой. В итоге все рули стало клинить. Командир был вынужден перейти на постоянное несение боевого дежурства, он практически не спал. В течение всего похода лодка управлялась ручными рулями. Все понимали, что любая нештатная ситуация может закончиться плачевно. Лодка, например, могла потерять глубину. С одной стороны, максимальная глубина у нас была небольшой — 250 метров. Но это не было безопасным из-за давления. Однажды во время контрольного погружения мы натянули в отсеке нитку. Так вот корпус при погружении сдавило настолько, что она провисла.
В общем, в этот раз по понятной причине нервы не у всех выдерживали. У нашего старпома случился приступ стенокардии. А это предтеча инфаркта. Медикаментозное лечение не помогало, поэтому пришлось применить лечение кислородом под давлением. Мы поместили старпома в кислородной маске в боевую рубку, подняв в ней давление на одну лишнюю атмосферу. Он находился в таком положении где-то около часа, и таким образом приступ стенокардии удалось победить. Меня же после этого случая все зауважали: старпома у нас очень любили.
Справка "ГП"После окончания в 1979 году Военно-медицинской академии Владимир Бортновский прошел путь от начальника медицинской службы атомной подводной лодки до заместителя начальника медицинской лаборатории Северного флота, поскольку параллельно со службой постоянно занимался научной работой. В 1991 году он был назначен начальником цикла военной и военно-морской гигиены Военно-медицинского факультета при Нижегородском медицинском институте. В 1993 году в звании подполковника медицинской службы был уволен в запас в связи с сокращением Вооруженных Сил Российской Федерации. Имеет медаль “За боевые заслуги”. С 1993 года заведует кафедрой общей гигиены, экологии и радиационной медицины Гомельского медуниверситета. Однако связи с Северным флотом не потерял. В настоящее время там служит его сын. А моряки, с которыми Владимир Бортновский по-прежнему общается, передали ему любительские снимки Владимира Путина, сделанные во время одного из визитов российского президента в Северодвинск.