Лейтенанту милиции Шипилову Павлу Николаевичу, погибшему при исполнении служебных обязанностей, посвящает его сестра
Памятная табличка на здании ОВД Лоевского райисполкома
Лет этак тридцать пять тому назад, вот точно такой же черно-белый Дружок, а может, Шарик, норовил потянуть меня за рукав кителя всякий раз, когда я проходил по этой же, моей улице. Здесь меня знает каждый. И каждый мне рад. Даже тот, кто никогда в жизни не видел меня, моего лица, не знал моих чаяний и надежд, не в курсе моего трудового деревенского мальчишества. Впрочем, как и я, никогда не мог знать, что эта скромная улица, мой участок, увековечит… имя мое, наречется в мою честь. Потому что я… погиб. Погиб весной, совершив свою обычную, но такую любимую работу: выполнив служебный долг, откликнувшись на зов своего молодого горячего сердца. Если бы истлевшие уста мои не безмолвствовали, я сказал бы сейчас каждому прохожему на моей улице: «Помни обо мне, не забывай!»
Павел Шипилов любил жизнь
Я был, я любил, я стремился, я чтил. Я любил возвращаться в свою деревеньку за рекой. Буквально впрыгивал на теплоход «Ракета», так спешил в отчий дом. Не передать словами, как я гордился этим удивительным судном на подводных крыльях, его скоростью, стремительным полетом в бурлящей пене Днепра. Моя «Ракета», как моя жизнь, началась в 1957-м, и это родство меня по-ребячески веселило. Я всякий раз хохотал, оказавшись на ее белоснежном борту. Перед глазами проносились милые места. Шипело ленточное кружево растревоженной водной глади.
«Вот Карашин!» – вслух, улыбаясь, говорил я. «Дубы!» – здесь учился я танцевать, отдавшись звукам гармони, здесь в первый раз поцеловался с девчонкой. «Вот Вербуж!» – грибные места, родной до боли домик бакенщика. «А вот мое любимое Белое болото!» – тонкоствольные березки трепещут на ветру, стесняются веснушками-чечевичками, взмахивают зелеными платочками листьев, приветствуя меня.
Я машу им в ответ фуражкой, хохочу: эх, до чего же хороши!
«Вот желтые могучие кручи!» – сколько раз сигал я с них в манящий омут! Старики грозили: «Опасно, сынок, виры!»
А вот и милая пристань. «Ракета» сбавляет ход. Мягко целует резиновые круги пристани, выбрасывает трап. Ступаю на родную землю. Кланяюсь ей. И бегу. Бегу по златоцвету бессмертников, любуюсь дымком над хатами; смотрю туда, где мой Днепр распускается венами заток – во влажных долинах белеют стада коров.
Я счастлив, здесь все для меня родное и близкое, и спешу, тороплюсь, жадно хватаю широкой грудью тишину родного края, его мир и покой.
Я всегда торопился в отчий дом. Но на пути к нему у меня были еще мои деды, ожидавшие на лавочках у ворот. Они знали, чуяли мой приезд. Родной дед и два двоюродных: они – три брата, три великана, три фронтовика.
Я любил каждого из них. Сначала спешил к деду Михайлу – его хлебосольный просторный дом встречал меня первым. Потом, уводимый песчаной змейкой дороги в ромашковое поле, кланялся я избе деда Николая. А дальше – мой родной дед Апанас. Не Афанасий – Апанас, он сам так окрестился. Я пошел в него: и статью, и характером, и черной, как смоль, шевелюрой.
Мои деды часто собирались вместе, сказывали о войне, грустили, смеялись, плакали. Склонялись друг к другу, как могучие дубы, я был рядом с ними четвертым. Помню, в такие минуты вдруг, внезапно злыми осами лезли мне в голову строчки поэта Анатолия Вертинского, его «Реквием»…
Тонкоствольные березки Белого болота
Этим четвертым оказался я сам. 9 мая 1987 года. Предчувствие меня не подвело: мои деды пошли по земле без меня.
Я никогда не думал, что слава может прийти ко мне. Но это случилось. То был обычный день в череде моих служебных будней, и самый трепетный для моей страны: готовились отпраздновать сорок вторую годовщину Великой Победы. Уже девять лет как был я на страже правопорядка, сразу после службы в армии пришел в милицию и прикипел. Честь мундира для меня не была громкой фразой.
…В дежурке раздался звонок, женский голос молил о помощи. Не медля, ничуть не страшась, я вышел из отдела по адресу, который хорошо знал. Как, впрочем, знал я раньше и своего убийцу, знал слишком близко. Не известно было одно: этот злосчастный маршрут станет для меня последним. Больше я никогда не пройду по земле, не промчусь на «Ракете», не обниму своих стариков. Эх, если бы я только знал! Да если бы и знал, все равно повторил бы то, что сделал тогда! Это был мой долг, мой мирный май, и я не мог позволить, чтобы в этот день кто-то изведал боль, которую пережили люди земли лоевской, испытавшие до дна зверства фашистских палачей.
Семейный дебошир беспробудно пил третью неделю. В это утро и вовсе распоясался, шутка ли – метать ножи над головой беззащитной жены? Я должен был остановить его, вразумить. Меня возмутила его выходка… и ведь когда? В такой священный день! Он укрылся в кухне. Я начал звать его по имени. Говорил ласково, потом настойчиво. (Прежде, бывало, он соглашался со мной, затихал, но не в этот раз.) Он противился, не уступал. Я толкнул дверь, осторожно, едва коснувшись ее, и первое, что увидел – обрез немецкого карабина. Немецкого! Я замешкался, подбирая нужные слова. Надеялся: он успокоится, подчинится, непременно придет в себя, ведь мы знакомы, мы не чужаки. И вдруг… раздался выстрел. Один, потом второй. Меня обожгло, оглушило. Он выстрелил. Выстрелил в меня. Сначала я ничего не понял. А когда догадался, было уже поздно…
Я столько всего не успел, не смог, не дожил, не надышался… Как же моя девочка, моя жена? Она так и не свяжет жизнь ни с кем другим, я в этом уверен! А как же моя дочка?
Я задохнулся кипятком крови и... все…
Мне было всего тридцать, я не хотел умирать.
Я похоронен в родной земле, на тихом кладбище, близ моей деревеньки. Я радуюсь, когда приходят ко мне друзья, родные, сослуживцы. В черном граните застыла на мне советская милицейская форма, я никогда ее не предам. Две звезды на погонах. Я улыбаюсь, всматриваюсь в родные лица идущих земляков. Их меняет время, меня – нет. Безмолвно прошу каждого пришедшего: «Помни меня, не забывай!»
Во снах своих, теперь уже вечных, беспробудных, я все шагаю по своей улице, лечу домой на «Ракете» в кружевных лентах Днепра, машу фуражкой застенчивым березкам и благословляю род свой: полк новых молодых стражей порядка, таких же, как и я, непоколебимых, отданных сердцем чести мундира. «Живите, братья, живите со славой! И сделайте так, чтобы каждый на нашей земле мог широко вдохнуть, принять, понять тишину родного края, его мир и покой!»
P.S. Автор выражает благодарность за помощь в подготовке этой публикации всем сотрудникам ОВД Лоевского райисполкома и лично майору милиции Александру Атрощенко и заместителю начальника подполковнику Александру Кушнерову.
