Без срока давности. Оснований для реабилитации нет

Но были среди них и те, кто сотрудничал с немецкими властями. Читаем документ: «В Дворецком сельсовете Рогачевского района, в период немецкой оккупации некто Бруховицкий работал дорожным мастером, выдавал немецким властям семьи партизан и связных, избивал плохо работающих на дороге и уклоняющихся от выхода на работу. 

Такое отношение к предательским и прислуживавшим немцам элементам, возвращающимся из Германии, со стороны народа является повсеместным…»

Архивные уголовные дела свидетельствуют

Читая увесистые тома, задаешься вопросом: на что рассчитывал начальник полиции, возвращаясь в город, где творил черные дела? Неужели допускал мысль, что за сотрудничество с фашистами ему будет снисхождение? Когда его задержали органы НКВД и стали допрашивать, выяснилось, что Коржевский миновал фильтрационные лагеря НКВД, нарядившись в овечью шкуру. После освобождения американцами представился рабочим с динамитной фабрики в Баварии, попросился, чтобы с семьей – женой и двумя сыновьями – вернули на Родину. После пересадки в Польше доехал до Речицы в отдельном вагоне с кучей добра. Да вот не рассчитал, что встретят его не с оркестром.

Из материалов уголовного дела видно, что у следователя был главный вопрос: почему Коржевский стал предателем? Да не простым, а руководителем полиции, под началом которого в Речице служили 112 и в районе 60 человек.

Из допроса: «Когда в сентябре 1941 года меня вызвали к бургомистру Карлу Герхардту, в присутствии полковника СД мне предложили возглавить речицкую полицию. Когда я начал отказываться, показали окровавленную стенку в здании педтехникума и сказали, что расстреляют как большевика. Я испугался и согласился…»

Но почему ему, бухгалтеру судоверфи, предложили эту должность, а не кому-то другому? Ответ кроется в биографии: в 1915 году 19-летнего сына священника призвали в царскую армию, после окончания школы прапорщиков отправили на фронт Первой мировой войны. А потом революция, Гражданская война. Пошел на войну с белополяками, в неразберихе, как утверждал, оказался в банде Булаховича, откуда снова вернулся к красным. Но его как перебежчика на три года выслали в город Череповец. Потом прибыл в деревню Черное Речицкого района к отцу. Не оттуда ли ненависть к советской власти, к людям?

В маленьком городке все знали друг друга, поэтому таким, как Коржевский и его заместитель Кузменок, удалось быстро составить списки местных евреев, за три-пять дней произвести их аресты. Пленников-мужчин свезли в здание «Союзтранса» на углу улиц Вокзальной и Луначарского, а женщин и детей – в два барака около спичечной фабрики.
Уже в декабре после посещения чинами СД, приехавшими из Гомеля, эти гетто решили уничтожить. Невинных людей расстреляли возле бараков, где они содержались, а также в танковом рву возле больницы.

Из допроса Коржевского: «Я в расстрелах не участвовал, этим занималась жандармерия, а меня попросили выделить несколько полицейских во главе с Кузменком». 

Следователь: «А кто составил список из 200 граждан, симпатизировавших советской власти, и какова их судьба?»

Ответ: «Списки были составлены в районной полиции и впоследствии переданы в жандармерию…»

Леденящие душу подробности расстрела речицких евреев рассказала допрошенная в суде Ольга Борисовна Фуксон: «Когда нас привезли на автомашинах к противотанковому рву, меня и дочь, там находились и речицкие полицейские, в том числе Ковалевский, которые участвовали в расстреле, вооруженные винтовками. Началась стрельба в людей, обреченных на смерть. Пуля попала мне в руку и в ногу. Я упала вместе с расстрелянными людьми. Не помню, что было дальше. Через некоторое время я пришла в сознание – значит, жива. Передо мной и на мне были трупы. Я позвала свою дочь, которая так же лежала среди трупов живая. Немцев уже не было. Проходивший мимо старик сказал: «Зачем убивают людей? Может, и моя участь такая?» Я попросила его помочь мне и дочери освободиться. Он помог. Я и дочь добрались до одной из деревень, переоделись в другую одежду и до прихода РККА скрывались».

А дальше Коржевский сдавал своих подчиненных и подробно рассказывал о их злодеяниях.

Так, Дмитрий Григорьевич Чумак до войны был осужден к трем годам лишения свободы за самовольную порубку леса. В суматохе первых дней войны сбежал из-под стражи и вернулся в свою деревню Коростень Речицкого района. Учитывая его уголовное прошлое, бургомистр района предложил ему службу в полиции урядником Капоровского сельуправления. 

Осенью 1941 года им был арестован и лично расстрелян лес­ник, житель деревни Коростень Степан Мещанский, который до войны составил на него протокол за самовольную порубку леса. Кроме того, Чумаком были арестованы и впоследствии расстреляны жандармерией в городе Речице секретарь сельсовета Николай Бобров, председатель колхоза Андрей (Ануфрий) Чашун, партизан Иван Стрельченко. В 1941 году урядник задержал 7 военнослужащих Красной армии, выходивших из окружения, которых после доставки в комендатуру расстреляли. Чумак лично отбирал у советских граждан для немецких оккупантов скот, продукты питания, теплую одежду.

Читаю все это, и сердце учащенно бьется: в расстрельных списках в деревне Коростень была семья моего деда Апанаса Бучко, довоенного председателя колхоза. Мама рассказывала, что они уже «стояли под пулеметом», но один из полицаев смилостивился и вычеркнул нашу семью. Причина была в том, что перед войной фининспекторы конфисковывали корову у семьи Чумака, пока тот сидел в тюрьме. Мой дед уговорил тогда не делать этого. Но протокол допроса моего деда свидетельствует о том, что тот стоял на коленях перед Чумаком и просил пощадить его и шестерых детей, пообещав два пуда меда и батрачить на семью полицая. Не тронул их и второй полицай по фамилии Шматок.

Побывал на экскурсии в рейхе

27 октября 1945 года в городе Речице приговором военного трибунала войск НКВД Гомельской области Коржевский В. И. признан виновным по ст. 63-I УК БССР, с санкцией ст. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года и осужден к 20 годам каторжных работ с последующим поражением в правах на срок 5 лет с конфискацией имущества. 

Из приговора: «Виновность Коржевского установлена в следующем: проживая в оккупированном г. Речице Гомельской области, с сентября 1941 года до бегства с немцами, т. е. до осени 1943 года, работал у оккупантов в должности начальника городской и районной полиции. 

В материалах дела есть сведения о поездке Коржевского на экскурсию в Германию. После возвращения, выступая перед речичанами, он восхвалял комфортную жизнь в Третьем рейхе.
Почему Коржевский избежал смертной казни? В суде военного трибунала не было доказано, что он лично убивал людей. Были приняты во внимание свидетельства двух женщин – евреек Ястребицкой и Маркевич, которые, благодаря ему, избежали расстрела. Зачли начальнику полиции и то, что он оказывал помощь землякам – жителям деревни Черное – избежать репрессий немецких властей и угона в Германию. Жена Коржевского, Елена, даже собрала подписи односельчан. Может быть, на это он рассчитывал, возвращаясь в Речицу?

Этим же приговором был осужден к 20 годам каторжных работ бывший полицейский Василий Ковалевский. Его характеризуют показания Елены Маркаль, жены убитого в деревне Солтаново партизана Павла Маркаля. Она рассказала, что полицейскому-убийце Ковалевскому немцы отдали одежду, снятую с ее убитого мужа, и лошадь, на которой он ездил в разведку. 

Впоследствии Ковалевский разграбил их квартиру в Речице, когда Елену вызвали на допрос в полицию. Не гнушался даже чугунами и кухонной посудой, забрал себе.

После завершения расследования 15 октября 1945 года следователь выделил в особое производство материалы в отношении 39 лиц – «активных пособников немецких властей». В их числе были Леонтий Кузменок – бургомистр Речицкого района, Александр Коржевский – начальник Речицкой промполиции (охраняли предприятия), Александр Майер – комендант карательного отряда, Степан Мельников – начальник Речицкой тюрьмы, Дмитрий Чумак – урядник Капоровской сель­управы.

По данным следствия они значились «уехавшими с немцами». Были объявлены в розыск. 

Какую же кару понесли иуды, поднявшие оружие против своего народа? 

О расправе над речицким бургомистром – фольксдойче Карлом Герхардтом, который верой и правдой служил фашистам, стоит сказать отдельно. Он был застрелен партизанами Андреем Батурой и Федором Вишняком через окно дома в момент поднятия бокалов: праздновал с немецкими офицерами свой день рождения.

13 февраля 1946 года Чумак был задержан органами Смерша в городе Калинине (ныне Тверь), где работал на вагонном заводе. Несмотря на отрицание им вины, выявилось преступное прошлое полицая: были живы жители деревни Коростень, на глазах которых он творил свои злодеяния и которых грозился уничтожить до 12-го колена.

28 мая 1946 года военный трибунал войск МВД в городе Речице приговорил Чумака к высшей мере наказания. Его подручный Семен Шматок годом ранее был приговорен к 20 годам лагерей.
В мае 1948 года в Василевичах состоялось открытое судебное заседание военного трибунала над начальником Бабичской полиции Блиновым и его подручными Неживенком и Карлюком. Их приговорили к 25 годам лагерей, а Шпадарука – на 10 лет (смертная казнь была отменена в том году – прим. автора). Это они в декабре 1942 года сожгли деревню Крынки вместе с 88 жителями, издевались и расстреливали людей в других селах. 

В феврале 1960 года состоялся суд над бывшим начальником Василевичской полиции Комаровским, на совести которого сотни убитых и замученных советских граждан. Приговоренный к высшей мере наказания, в своей жалобе на приговор он ссылался на крестьянское происхождение, «…что, будучи ограниченным по своему умственному развитию и кругозору, слепо выполнял приказания немецкой жандармерии». «Из чувства, свойственного советскому правосудию гуманизма», просил смягчить приговор. Однако Верховный Суд БССР оставил его в силе.
В 1960 году органами госбезопасности был разоблачен и приговорен к расстрелу бывший заместитель начальника Копцевичской полиции Иван Козлович: под фамилией Козловский сумел дослужиться до руководителя одного из предприятий города Ленинграда. Уцелевшие жители деревни Михедовичи опознали карателя, который вместе со своим братом сжигал и убивал их земляков.

«Гомельская праўда» писала о суде в Василевичах над предателем Комаровским (1 марта 1960 г.)

Стрелял жертвам в затылок

В 1962–1963 годах были установлены и осуждены более двадцати бывших полицаев Хойникской полиции, скрывавшихся от возмездия.

Особой жестокостью отличался ее начальник Александр Ермольчик. По его приказу проводились массовые расстрелы евреев и цыган. Он лично выстрелами в затылок убивал своих жертв, не щадил даже грудных детей. В феврале 1943 года Ермольчик вместе с подчиненными расстрелял из ручного пулемета около 70 жителей деревни Омельковщина.

После войны в 1962 году он был установлен в ФРГ. По представленным советской стороной доказательствам уголовное преследование проводили компетентные органы Германии. В процессе затянувшегося следствия палач умер, не дождавшись приговора.

3 февраля 1969 года Гомельский областной суд приговорил к длительным срокам лишения свободы семерых полицаев Словечанской полиции, а Петровича, Некрашевича, Чижа – к высшей мере наказания. В 17 томах дела были зафиксированы факты их карательной деятельности в Ельском районе.

Кровавый след на территории Гомельской области оставила так называемая «белая команда» изменника Родины Александра Буглая. Отборное полицейское подразделение дислоцировалось на станции Уза. Оно было сформировано из местных жителей, люто ненавидящих советскую власть. На их совести около трех тысяч уничтоженных мирных граждан. Впоследствии этот «восточный батальон – 689» был разбит частями Красной армии.

Буглай, представившись белорусским националистом, нашел прибежище в США. Власти этого государства отказались выдать его СССР. 

В феврале 1944 года органы Смерша 63-й армии задержали Мельникова, Малишевского, Васильева и Слышенкова из состава «белого карательного отряда». А в марте того же года в Чечерске на открытом судебном заседании они, представ перед своими земляками, отводили глаза за содеянное на оккупированной территории. Под руководством Буглая за проведение успешной операции против партизан им было присвоено звание «белая команда» с ношением белой повязки на рукаве. Под видом советских десантников они входили в деревни, выведывали все о партизанах и их связных, а назавтра, переодевшись в форму карателей, уничтожали всех сочувствующих советской власти.

Так они поступили в деревнях Прибор, Лозов, Рогинь Буда-Кошелевского района, Каменка Рысковская Журавичского, Перекоп Рогачевского, Бабичи и Меркуловичи Чечерского районов. В деревне Фундаминка Буда-Кошелевского района «белой командой» была расстреляна семья командира партизанского отряда Лазаря Ананьевича Солодкова. 

Присутствующие на процессе жители Чечерска требовали для изменников Родины смерт­ную казнь. Военно-полевой суд 120-й Рогачевской дивизии вынес карателям заслуженные наказания. Все четверо были повешены 31 марта 1944 года на центральной площади Че­черска.

В начале 90-х годов прошлого века органами прокуратуры были пересмотрены все уголовные дела в отношении лиц, сотрудничавших с немецкими оккупационными властями. Ни один не получил снисхождения.

Из заключения прокуратуры Гомельской области от 18 октября 1994 года… «Таким образом, вина Коржевского В. И. в измене Родине и оказании содействия немецким оккупантам, совершении расправ и насилий над гражданским населением в суде доказаны полностью, преступные действия его квалифицированы правильно, и суд обоснованно приговорил его к каторжным работам». 

Через 75 лет после окончания войны внуки и правнуки обращаются ко мне как к прокурору области реабилитировать их предков. Но, когда открываю архивные дела и читаю о кровавом прошлом их дедов, становится не по себе. А в ответах пишем кратко: «Оснований для реабилитации не имеется». Как донести до нынешнего поколения жестокую правду войны, анатомию предательства? И сделать это коррект­но, ведь по одним улицам ходят наследники как палачей, так и жертв. 

Июнь 2000 года

Август 2000 года