В Мозырском театре имени И. Мележа состоялась премьера «Одураченный муж»

Мольер и нас готов учить, пока мы живы

Режиссеры всего мира с удовольствием ставят пьесы Мольера. И не удивительно, ведь он — признанный король комедии, по сути, создатель этого жанра. Спектакль по пьесе «Одураченный муж» стал настоящим подарком для мозырского зрителя. Сюжет прост, даже тривиален. Богатый крестьянин Жорж Данден захотел породниться с аристократами и именоваться господином де ла Дандиньером. Отдав в жены Дандену дочь-красавицу Анжелику, разорившиеся аристократы Сотанвили совершили выгодную сделку. На Дандена же, напротив, обрушивается множество неприятностей. С детства его учили зарабатывать деньги, а вот изящно мыслить, двигаться и изъясняться не учили. Высокородные тесть с тещей постоянно, попрекают его плохим воспитанием, а жена-дворянка смотрит свысока. Вдобавок Данден рискует стать рогоносцем — за Анжеликой волочиться молодой виконт Клитандр. О том, как шла подготовке к спектаклю и что из этого получилось, разговор с режиссером мозырского драматического театра имени И. П. Мележа Романом Цыркиным. — Роман Матвеевич, почему этот автор и почему эта пьеса? — Хотелось устроить праздник зрителю и вообще прикоснуться к драматургии, к которой еще не приступали. Символично, что одновременно премьера по пьесе Мольера — «Дон Жуан» — состоялась и в столичном купаловском театре. А вообще-то я давно мечтал подойти к этому автору. Несмотря на легкость жанра, пьеса «Одураченный муж» достаточно сложная и не так раскрученная, как, к примеру «Мещанин во дворянстве», «Тартюф», «Скупой». Хотя их я тоже держал в уме. Но все-таки Мольера нельзя играть бедненько, а наше положение известно. — Говорите, что долго подбирался к Мольеру, но это же не Шекспир. — Могу поспорить по поводу Шекспира. Общеизвестно, что комедия самый сложный для постановки жанр. А Мольер — это отец французского театра. Придуманная им театральная коробка — основной элемент осовремененной декорации. Не так просто найти в очень старой пьесе что-то такое, что и сегодня заинтересует зрителя. Это как смотришь комедийные фильмы 50-ых годов: сегодня не все они кажутся смешными. Работали над спектаклем как никогда долго. Еще осенью начал знакомить артистов со средневековым фарсом — они должны были понять, что это такое. В этом жанре нет такого существования на сцене, как в психологической пьесе, от этого надо было избавляться. В репетициях были заняты практически все артисты. Мы подробно разбирали пьесу за столом, и это была хорошая школа для них. — Всякий режиссер, ставящий пьесу, которую до него другие уже ставили десятки раз, идет на эксперимент. У вас он в чем? — Мы сделали не комедию, а фарс и в этом тоже новшество. Придумали форму существования на сцене, когда герои представлены гротескно. Заострили, выпятили определенные черты характеров. Это оправдано, потому что это театр. Тем более, театр мольеровский. Исследуя широкие пласты жизни, автор отбирал только те черты, которые были необходимы для изображения определенных типов. В постановке много танцев, хотя в пьесе их совсем нет. Кстати, о музыкальном оформлении. В спектакле звучит средневековая музыка в прекрасном исполнении итальянского коллектива «Рондо Венециано». Но только вначале звучит тарантелла, а остальная вся музыка французская. — Начиная работу над пьесой, вы были уверены, что современный зритель будет смеяться над тем, над чем смеялись и более трехсот лет назад? В чем, по-вашему, долговечность творчества Мольера? — А что изменилось в человеческой сущности? Я вообще шутил, что спектакль — про всех женщин и его надо было приурочить к 8 Марта. Даже если откинуть историю про обманутого мужа, то в жизни часто бывает: говоришь правду, а тебе не верят. В итоге остаешься в дураках. Но не все ломаются в такой ситуации, как мольеровский герой, смирившийся со своей горькой участью обманутого мужа. В этом тоже смысл пьесы. Творчество же Мольера не устаревает потому, что человеческие пороки и слабости не изменились спустя века. Ханжество, лицемерие, подозрительность, тупость, чванство, дворянская спесь и жадность буржуа живучи и остаются в той или иной форме. Высмеивает их Мольер мастерски и к своему герою он беспощаден. Юмор Мольера — это еще и юмор узнавания, Нам смешно, когда мы узнаем себя. — Несмотря на то, что «Одураченный муж» — комедия, она во многом поучительна. Поучительным получился и спектакль. За фарсом угадывается комедия воспитания. — Хотел бы надеяться, что спектакль получился таким. Я же не ставлю спектакли просто так, чтобы рассказать смешную историю, которую написал кто-то, близкий мне по духу. Зритель должен разделять юмор и смысл. Мольер ведь стремился не только смешить зрителя. При всей живости, эмоциональности его творчества важнейшей чертой гения была интеллектуальность. — Наверное, чтобы зрителю было смешно и понятно, язык тоже изрядно осовременили? У современников Мольера в лексиконе уж точно не было словечек «алкаш», «пудрить мозги». — Нет, язык как раз не сильно изменили. А выражение «пудрить мозги» в пьесе было. Мы сократили пьесу, убрали устаревшие, выражения повторы. Ведь играем для современного зрителя и не претендуем на дословную подлинность текста. В том же «Ленкоме», блестящем театре, так вольно обходятся с текстом пьес, и ничего страшного. Думаю, Мольер не обиделся бы. — Наиболее удачными мне показались роли барона и баронессы Сатанвилей (Андрей Спиридович и Елена Кашаед). Ну и конечно Жоржа Дандена (Вадим Дубров). Вы согласны? Критически наблюдая за происходящим на сцене, вам хотелось бы что-то изменить, усовершенствовать в уже готовой постановке? — Всякая премьера — это еще сырой спектакль. Он должен пожить немножко. Правильнее будет оценивать его после того как раз десять будет сыгран, обрастет какими-то мелкими, но важными деталями, актеры глубже вживутся в роли. Даже Мейерхольд призывал критиков оценивать спектакль с десятого-пятнадцатого раза. — Признаться, я опасалась увидеть не добротную постановку Мольера, а этакую стилизацию под его эпоху. Чего, мол, ожидать от провинциального театра. Но была приятно удивлена: провинциальности в худшем ее понимании не заметила. Даже минимализм в декорациях создает соответствующий фон. — Я вам благодарен, что не заметили. Этого я тоже всегда опасаюсь. В работе над любым спектаклем стараюсь выбивать из актеров мысли вроде: ну что вы хотите — мы же не Москва. Требования всегда очень жесткие, чтобы не было этой провинции. Провинция — не географическое понятие, а состояние души, то, как человек себя позиционирует. Мы не ставили цель показать классического Мольера. Для этого, повторюсь, нужны богатейшие декорации и костюмы, до мельчайших деталей соответствующие эпохе. Еще умение обращаться со шпагой, ходить, как в те времена. И многое другое, чего наш бюджет позволить не может. Почти все костюмы шили сами. Они- то стилизованы под ту эпоху. Но живой Мольер, нужный нашему современнику, — это совсем другое. Я хотел поставить современный спектакль на старинном материале. Мы сделали все, чтобы он был понятен и близок современному зрителю.. И при всем этом мы с коллегами стремились передать дух творчества великого французского драматурга. Рад, если это удалось. Особенно, если учитывать, в каких условиях работали — репетировали в читальном зале городской библиотеки. — В международный День театра со сцены прозвучало обещание, что следующий профессиональный праздник коллектив будет встречать в обновленном, реконструированном театре. Это реально? — Хотелось бы надеяться, что так оно и будет. Тем более, что в марте 2015-го у театра юбилей — 25-летие. На снимках: сцены из спектакля «Одураченный муж».