Картофелина про запас
Я родился в деревне Лучин Рогачевского района 29 июня 1940 года. Помню страшные взрывы, от которых прятался под печь. Помню, как приходили немцы и забирали маму на принудительные работы. Долго еще после войны, поев картошки, всегда брал еще одну – про запас.
Война глубоко проникла в мое подсознание, она живет в нем и сейчас, хоть столько мирных лет прошло. С 1960 года живу на своей второй малой родине – в Красном Береге.
Меня не покидает тревога и возмущение теми, кто производит все более смертоносное оружие для нападения. При этом считают себя умными, образованными, религиозными. Прожили бы они хоть один день в землянке, в оккупации. Или их дети…
И ведь всё, что они делают, – ради власти и денег. Так и хочется крикнуть им: остановитесь!
Будучи педагогом, всегда поддерживал проведение военных сборов старшеклассников. Детям нужно знать, что такое война.
Только бы не забыли, только бы не забыли белорусы, что им пришлось пережить.
Каждый 5-й, 10-й, 15-й…
Изучая историю Красного Берега и близлежащих деревень, раз за разом возвращался к теме войны, собирал воспоминания людей.
За годы оккупации в Красном Береге погибли 173 человека, из них 112 – дети. 62 жителя вернулись с фронта инвалидами.
Бургомистром поселка немцы назначили Владимира Васильчика. Он был директором местного вареньеварочного завода, уважаемым в округе человеком. Просчитались: Васильчик был связан с подпольем, сотрудничал с партизанами. Благодаря его деятельности было спасено много земляков.
Оккупационный порядок в поселке был жестоким: чуть ли не каждый день расстрелы, издевательства, пытки. Именно здесь фашисты создали один из самых крупных пересыльных
пунктов в области, через него прошло более 12 тысяч детей в возрасте до 15 лет.
Вообще, в Красном Береге было два лагеря. Один на территории военной части – сюда свозили военнопленных и после облав местных жителей трудоспособного возраста. В него попал мой отец. Всего скопилось не менее 8 тысяч человек. Более тысячи увезли на работы в Германию, из них 42 – краснобережцы. Остальных узников освободили только 26 июня 1944 года.
Вот что рассказал отец об издевательствах в лагере. После выгрузки «продуктов» охрана строила людей в шеренги. Выявлялась «недостача» – и следовало наказание. Каждый 5-й, 10-й, 15-й и далее получал удар по голове, после которого долго лежал без сознания. И так каждый день.
Маленькие доноры
Местных жителей, краснобережцев, редко били и почти не забирали в Германию. Способствовал этому начальник жандармерии Юзеф. Он говорил: «Моя людя». Объяснял, что люди нужны в поселке для работы, что нужно делать план. Говорят, Юзеф был связан с Васильчиком, после освобождения Красного Берега он присоединился к красноармейцам. Неизвестно только, кем он был: тайным коммунистом, антифашистом, агентом НКВД?
Второй лагерь – для детей от 5 до 14 лет на территории усадьбы Козелл-Поклевских. Детей привозили из разных районов Гомельщины, а местных заставляли приходить самих – для сдачи анализа крови. Детей постарше переправляли на работы в Германию, маленькие становились донорами крови для немецких солдат и офицеров.
Обычно детей мыли в речке Добысне. Некоторые пытались ее переплыть и спрятаться в кустах на другом берегу. Раздавалась автоматная очередь, и обрывалась еще одна маленькая жизнь.
О работе таких лагерей не осталось документов, или они до сих пор не найдены. Специальная зондеркоманда сжигала не только документы, но и тела жертв. Удалось установить лишь 15 фамилий детей-доноров, а через лагерь по разным сведениям их прошло около двух тысяч.
Но рассказы о том, что творилось в лагере, дошли до нас. У Екатерины Клочковой из деревни Святое кровь брали дважды. Детям давали кусочки сахара, освобождали на несколько дней от
рытья окопов. Фашистские медики понимали: чтобы кровь была хорошей, ребят нужно кормить.
Но кормили все равно плохо. По воспоминаниям другого донора, Григория Голубицкого, после забора крови давали лишь сладкую воду и суп, в котором плавало с десяток крупинок пшена. Дети постоянно плакали, спали на соломе вповалку. Плачущим надзиратели затыкали рты той же соломой.
Лилия Блажевич, 1938 года рождения, из деревни Солоное рассказывает:
– Нас было три сестры, двух младших война забрала. Когда привезли в Красный Берег, мне обмерили череп, взяли кровь на анализ. Гемоглобин оказался низким, оставили подкормить. Давали молочную водичку с сахаром, от которой открылась рвота. Я еще больше ослабла. Всю оставшуюся жизнь не ела молочные супы. И в других молочных продуктах мерещился немецкий сахарин.
По свидетельствам тех, кто выжил, фашисты старательно заметали следы: деревня была сожжена, лагерь ликвидирован. Когда наша армия близко подошла, немцы погрузили детей в эшелон и увезли. На перегоне Осиповичи – Пуховичи состав был перехвачен советскими войсками, узников освободили.
Одной девочке, дочери Никодима Романенко, удалось спастись еще в Красном Береге. Но через три дня, находясь дома с близкими, она умерла.
По расчетам извергов, преступления против детей могли бы замалчиваться, так как даже мысленно трудно представить, что это возможно: методично выкачивать кровь из пленных, тем более из детей.
Но живые свидетели остались. Они подтверждали, что представить такое трудно, но забыть – невозможно.
