Вверх 
Актриса
“Эта актриса может быть украшением любого столичного театра как у нас, так и за рубежом. Ее искусство для меня нечто исключительно живое. Яркость, проницательность ума, смелость воображения, подлинные человеческие чувства, внутренняя свобода, отвага в принятии жизни, глубина личности, цельность. Это было прозрение, озарение, счастье от возможности на мгновение проникнуть в чужую душу. Как когда-то открыла свой театр актриса Вера Комиссаржевская, актриса Людмила Корхова достойна своего театра”. Эти слова принадлежат режиссеру Риду Талипову, ставившему спектакли не только в Беларуси, но и в Австрии, Польше, Германии. …Накануне Международного дня театра мы встретились с народной артисткой Беларуси, актрисой областного драматического театра Людмилой Корховой. В перерывах между репетициями спектакля “Доходное место”, премьерный показ которого состоится завтра, говорили на совершенно разные темы. Сцена
— Что предшествовало такой высокой оценке, которую дал вам режиссер Талипов более десяти лет назад на Всебелорусской театральной конференции? — Тогда наш театр приехал на гастроли в минский ТЮЗ со спектаклем “Леди Гамильтон”, который поставил режиссер Короткевич. Очень красивый спектакль, романтический — великая любовь между Нельсоном и леди Гамильтон. Главные роли исполняли мы с Виктором Чепелевым, нынешним директором и художественным руководителем нашего театра. Талипов зашел посмотреть спектакль. Мы еще не были знакомы, и для меня было полной неожиданностью его выступление на конференции. Но на этом история не закончилась. Книгу с материалами театральной конференции мне подарил доктор искусствоведения, профессор Ричард Смольский, в прошлом ректор Белорусской академии искусств, с пометкой: “Рид Талипов прав на все 200 процентов”. Кто бы мог подумать, что потом я буду работать с Талиповым. Не могу свыкнуться с мыслью, что этого Человека не стало… — Вы послушная актриса? Отстаиваете свое мнение, если оно расходится с видением режиссера? — Отстаиваю, но не с пеной у рта, а привожу весомые аргументы. Не вижу ничего предосудительного в том, что опытный актер может внести в роль нечто свое, что подсказывает ему актерская природа. К примеру, с мэтром белорусской режиссуры Валерием Раевским можно найти общий язык сразу же, потому что и режиссер, и актер рассматривают такие ситуации как рабочие моменты. Чем слабее режиссер, тем больше амбиций и обид. Роли
— За годы актерской жизни вы сыграли множество разнохарактерных ролей: от Коробочки в “Мистической комедии” до королевы Боны в “Чорнай панне Нясвіжа”. Какие-то из них отпечатываются в памяти больше других? — Слава Богу, я в этом плане не обижена. Все роли, за редким исключением, как дети, среди которых не может быть любимчиков. Никогда не занималась подсчетом спектаклей, в которых играла, и не понимаю актеров, скрупулезно ведущих такой подсчет. Могла бы выделить, пожалуй, спектакль “Медея” в плане большой психофизической нагрузки. Первый и второй акты я не сходила со сцены, тогда как нешуточные страсти бушуют с самого начала действа! Уже много лет спектакль не идет, но зритель его помнит. — По каким признакам чувствуете, что роль удалась? — Если зритель ловит каждое твое слово, значит, ты на сцене существуешь правильно, ты не лжешь. Только правдой можно увлечь людей. И когда в финале слышишь “браво” — это и есть наивысшая оценка актерской работы. — Во время спектаклей с вами случались казусы? — Разное бывало. Вот, к примеру, случай, который казусом и не назовешь — скорее сильнейший стресс. В спектакле “С любовью не шутят” мне нужно было срочно подменить актрису. Эту роль я не играла прежде. Сложность заключалась в том, что пьеса написана в стихах. Мне ничего не оставалось, как вложить текст в молитвенник, чтобы время от времени подсматривать в него. Но когда вышла на сцену, обнаружилось, что листочки, на которых была написана роль, совершенно чистые. Как я тогда выкрутилась, до сих пор непонятно. Заслуженная артистка Людмила Горбунова выручала меня как могла, на ходу подхватывая мои реплики, и таким образом мы доиграли спектакль. Зритель ничего не заметил. Наверное, тот ужас, который я испытывала на сцене, был внутри меня. Это ощущение ни с чем не сравнимо: на тебя смотрит столько людей, а ты не знаешь, что говорить! После спектакля у меня была истерика, все разошлись, а я рыдала в гримерке. — Если бы вам пришлось вживаться в роль чиновника от культуры, с чего бы начали? — Дала бы распоряжение, чтобы перед каждым премьерным показом в центре Гомеля висела растяжка с названием нового спектакля, ведь это событие в культурной жизни города. Мне приятно получать поздравления с праздниками от министра культуры Павла Латушко. Внедрила бы эту традицию и у нас в области, дав распоряжение подготовить список творческой интеллигенции, зарекомендовавшей себя на республиканском и международном уровнях. Но главное, что сделала бы незамедлительно — увековечила память народной артистки Беларуси Нины Алексеевны Корнеевой, которая столько лет дарила зрителю свой талант на сцене нашего театра. Она достойна того, чтобы на доме, в котором она жила, появилась мемориальная доска в ее честь.
Театр
— У вас есть идеал театральной актрисы? — Да, замечательные актрисы-интеллектуалки Алиса Фрейндлих и Алла Демидова. Демидову вместе с Высоцким я видела в “Гамлете” в театре на Таганке, она играла Гертруду. Мне повезло посмотреть немало спектаклей с участием выдающихся актеров. На Таганке, в Ленкоме. Во МХАТе видела, как работают легендарные Алла Тарасова и Ангелина Степанова. — Сожалеете о развале Союза? — Сожалею. Наша труппа во времена СССР объездила со спектаклями всю страну. Выступали в Мариуполе, Керчи, Одессе, Сочи, Костроме... Гастроли длились по три месяца. Тогда актерское сообщество было прочнее. Активно работал Союз театральных деятелей, актеры имели возможность ездить в творческие командировки, смотреть спектакли, общаться с коллегами, профессионально развиваться. Как не жалеть об этом? Молодым людям тогда было проще устроиться в жизни. Наша семья, приехав в Гомель, в течение года получила квартиру. Нынче зарплата у актеров маленькая, приходится думать, где подзаработать. Особенно сложно актерам-мужчинам. — Для молодых актеров очень важно общение с мастерами сцены, у которых можно учиться, набираться профессионального и жизненного опыта. В период вашего становления были такие люди? — Это в первую очередь семья театрального режиссера и актера Остроумова. Сергей Павлович и его жена Нина Алексеевна ко времени нашего приезда в Гомель уже не работали в театре, но были в курсе театральной жизни. С дочерью Остроумовых Ириной, талантливой актрисой, я дружила. Семья часто приглашала нас в гости. Мы открывали для себя потрясающий мир талантливых интеллектуальных людей. В доме у Остроумовых можно было увидеть уникальные вещи, например, чашечку царских времен из тончайшего фарфора. Еще дружили с семьей бывшего главного режиссера Льва Михайловича Эльстона. Он тоже уже не работал, но оставался членом худсовета театра. Настоящий корифей, соратник Игоря Ильинского, он много рассказывал о театральной Москве. У нас дома хранится настоящий дворянский веер, подаренный мне женой Эльстона. Выбор
— Вы выросли в провинциальном Чечерске, где и театра-то не было, и стали актрисой. Чем был обусловлен такой выбор? — Действительно, в театральный институт я поступила, ни разу не побывав в театре. Но я ходила в кино, а в советское время перед началом фильмов всегда шли киножурналы, где часто показывали балет, рассказывали о знаменитых артистах. С раннего детства танцевала. Если папа был занят и не мог аккомпанировать на гармошке, мама напевала мне мелодии, а я выплясывала кадрили и польки. Мама хорошо читала, от нее у меня любовь к художественному чтению. Будучи школьницей, часто выступала на сцене местного Дома культуры. — Уже тогда получали удовольствие от энергетики зрительного зала? — Да, мне это нравилось. Важно и то, что мама меня всегда поощряла. Даже соседок приглашала, чтобы оценили мое творчество. Помню, читаю: “Цвёрда трымаўся юнак на дапросе…”, стоя на табуретке, а они сидят вокруг и плачут. По-настоящему прочувствовала то, что сцена — великое таинство, уже став артисткой. Актеры посылают свою энергию в зрительный зал. Зрители реагируют аплодисментами, тишиной, слезами, смехом, направляя встречную энергию на сцену. Таким образом возникают взаимные воздушные потоки. Скажите, разве это не чудо? — Чем запомнились вступительные экзамены? — Приехала в Минск со скромным чемоданчиком и маминой установкой: “Ты обязательно поступишь”. От вокзала до института прошла пешком, не знала, что можно на троллейбусе доехать. Было начало восьмого утра. В институте встретила декана. “А чего-то вы так рано?” “А я поступать!” “Общежития у нас нет, на ремонте. А жить есть где?” “Нет”. И он разрешил мне ночевать в аудитории художников. Принимал экзамен заведующий кафедрой, профессор Дмитрий Алексеевич Орлов, многие знают его по роли фон Кауница — прообраза гауляйтера Кубе в старом советском фильме “Часы остановились в полночь”. Нужно было показать, что я буду делать, если увижу тонущего человека. Не раздумывая, заорала так истошно, что Орлов начал меня успокаивать и попросил не переживать так сильно. Профессия
— Что для вас проще на сцене: засмеяться или заплакать? — Я всегда вживаюсь в обстоятельства. В любой роли надо чувствовать себя органично, никакого холодного носа, как говорят актеры. Тогда у тебя будут и смех нормальный, и слезы. А вообще многое зависит от того, сколько кому Бог отвел таланта. — Любите импровизировать во время спектакля? — Очень! Нравится, когда импровизирует мой партнер по сцене, я тут же включаюсь в игру. Для актера импровизация — это высший пилотаж. Достаточно вспомнить фразу неподражаемой Фаины Раневской: “Если актер не импровизирует — ремесло, мерзкое ремесло”. Когда у тебя хороший партнер, можно чудеса творить, а когда он непробиваем, то это называется “играть за себя и за того парня”. — Всегда ли женщина Людмила Корхова соглашается с актрисой Людмилой Корховой? — Актер по природе должен быть адвокатом каждой своей роли, героя своего защищать. Какой бы ни была роль, нужно сыграть так, чтобы народ тебе поверил. Вот гоголевская Коробочка — отрицательный персонаж, но я защищаю ее, убеждая зрителя, что жизнь довела ее до такого состояния. — Как обычно проходит ваш день перед спектаклем? — Все начинается с вечера накануне. Я должна настроиться на то, что завтра играю, должна с этим переночевать. Текст роли просматриваю с вечера, а с ним представляю мысленно весь спектакль, он у меня словно выстраивается в голове. Перед началом спектакля вспоминаю какие-то важные для себя моменты в финале, чтобы оживить в памяти главное, что должна донести до зрителя. Характер
— Вам легко попросить прощения, если считаете, что не правы? — По гороскопу я Весы, а люди этого знака любят, чтобы чаши весов стояли ровно, иначе будет внутренний дискомфорт. Если я не права, извинюсь с легкостью и радостью. — Что делаете, если обижают вас? — Здесь я стала принципиальнее. Теперь так легко некоторые вещи не забываю — годы не позволяют. Не терплю хамства, особенно если это касается актерской профессии. — С какими мыслями обычно просыпаетесь утром? — Раньше утро начиналось беззаботнее, сейчас все чаще появляется тревога, беспокойство. Мало того, что жизнь беспокойная, так еще телевидение дает много негатива. Человеческое сердце не может вместить столько. Честно говоря, завидую людям, которые могут что-то пропустить мимо себя, абстрагироваться от каких-то проблем, потрясений. Мне сын часто говорит: нельзя воспринимать все слишком эмоционально, близко к сердцу, нужно быть ровнее, спокойнее. Но как? — Легко рвете отношения с людьми? — Нет, всегда стараюсь помнить о том, что “если верный конь поранил ногу, не вини его — вини дорогу...” В жизни бывают разные обстоятельства, я это прекрасно понимаю. И не тороплюсь менять своих друзей. Жаль только, что на общение с ними не хватает времени. А новых знакомств практически не завожу, да и близко подпускать к себе новых знакомых уже не получается. — Это правда, что вы кормите бездомных котов? — Правда. Но не только котов, еще и голубей. Мы в своей квартире даже подоконник сделали деревянный, чтобы они лапки на жестяном не отморозили: нынешняя зима выдалась холодной. А бездомные коты у нас ухожены и проблем окружающим не создают, мы сделали им прививки. Пришлось вырезать во входной двери небольшое отверстие, через которое они могут попасть в подъезд, чтобы погреться и покушать. Блиц
— Самое страшное потрясение последнего времени? — Смерть режиссера Талипова. Работать с ним было интересно, он “на меня” поставил четыре спектакля, первой была чеховская “Чайка”. Рид Талипов удивительный человек: у него не было семьи, вся его жизнь была отдана театру. Горько и обидно, что такие люди уходят в возрасте, когда еще можно жить и творить. — Может ли, по-вашему, талант остаться нереализованным? — Может, если упал не на ту грядку. Убеждена, что таланту надо помогать, бездарности пробьются сами. — От какой роли вы бы отказались не глядя? — От чернушной. Театр должен вести за собой, давать зрителям пищу для ума и сердца и надежду на лучшее. Вспомните немецкого писателя Берне: “На сцене человек должен быть на ступеньку выше, чем в жизни”. — Вы суеверный человек? — Если уронила текст роли, то, где бы это ни было, обязательно сяду на него. На всякий случай. Иначе роль может не получиться. — Что для вас отдых? — За всю жизнь не была ни в одном доме отдыха, ни в одном санатории, просто не понимаю такого отдыха. Люблю лес, обожаю собирать грибы. Все ездили отдыхать на юг, а я отправлялась на Браславские озера, когда эти живописные места еще не были на слуху. — Ваш муж Александр Лавринович тоже актер драматического театра. Сложно уживаться двум творческим людям в одной семье? — У нас по этому поводу не возникает никаких проблем. Александр Софронович — любимый человек, муж, коллега, надежный тыл в одном лице. У него удивительный характер. Он создает в доме микроклимат “всё для работы” и поддерживает меня абсолютно во всем. Я ему очень благодарна за это. — Чем бы могли пожертвовать ради мужа и сына? — Наверное, всем. Семья для меня на первом месте. А потом уже вторая семья — театральная.
Культура
