В школьном музее деревни Скрыгалов на Мозырщине собран богатый материал о земляках, строивших советскую власть и создававших колхозы, прославивших свой край на фронтах Великой Отечественной и принесших известность своей малой родине. Николай Иванович Шляга, генерал-полковник, начальник Главного военно-политического управления Вооруженных cил СССР — едва ли не самый выдающийся из земляков, решением Мозырского райисполкома школе присвоено его имя. В музее создана экспозиция, посвященная Шляге. Самые ценные экспонаты когда-то привезли из Москвы дочери Елена и Марина.
Родился Николай Иванович в 1935 году в семье колхозников в небольшой деревушке Передрейка, от которой до Мозыря четыре десятка километров. Детство его пришлось на суровые годы войны, юность — на полуголодные послевоенные. В семье было пятеро детей. Отец, Иван Яковлевич, знавший в глухом лесу каждую тропинку, стал партизанским проводником, мать Ефросиния Григорьевна кормила партизан. После того как в 1942 году сожгли их деревню, забрала детей и тоже ушла к партизанам.
Маленький Николай видел, как радостно встречали сельчане красноармейцев-освободителей. В далеком 1955-м он пешком прошел 40 километров до Мозыря и еще десять — до Калинковичей, чтобы стать курсантом военного автоучилища. Сила воли, стремление к знаниям помогли простому деревенскому пареньку, пройдя все ступеньки роста, сделать головокружительную карьеру, заняв один из самых высоких постов в высшем армейском эшелоне большой страны.
Николай Иванович никогда не забывал свою малую родину, время от времени приезжал сюда с семьей. На Мозырщине живет немало его родственников. Племянник Александр Сазонов, в прошлом военный инженер, рассказывает: «У нас находились общие темы для бесед, но дядя не хотел углубляться в профессиональные тайны. Ему интереснее было общаться с моей мамой, его сестрой, вспоминать босоногое детство в Передрейке».
Между тем военные биографы не обходили вниманием нашего земляка. Из этих порой противоречивых характеристик по большей части складывается портрет человека доброго, но никак не жесткого и сурового: профессия, похоже, не наложила на характер свойственного отпечатка. Не только отличная боевая подготовка солдат и офицеров, но и то, в каких условиях они живут, несут службу, одним словом, быт — все это не менее важно для высшего командования, постоянно подчеркивал Шляга.
Человек своего времени
Один из военных авторов Николай Зенькович вспоминал выступление Николая Ивановича на высоком армейском совещании в последние годы существования СССР: «...Шляга всегда строптивым характером отличался. Знаете, сказал он, сколько в стране ветеранов-афганцев? 68 тысяч. А других воинов-интернационалистов, воевавших в Египте, на Кубе, в Анголе? Четыре тысячи. Никто ими не занимается. Создают свои коммерческие организации, перебиваются с хлеба на квас — увечные, больные, обманутые, брошенные страной и партией. Нельзя так обращаться со своими сыновьями. Предложения на сей счет поданы лично товарищу Горбачеву. В ответ — молчание. Может, все это уже не нужно?»
Советский военачальник, генерал армии Валентин Варенников отмечал и другое: руководившие ГПУ Советской армии и ВМФ — до июля 1990 года генерал армии Алексей Лизичев, а после генерал-полковник Николай Шляга были детьми своего времени и системы: «Как привил им в свое время М. Суслов — ни вправо, ни влево от тезисов марксизма-ленинизма, так они и жили по цитатам. Хотя оба они были хорошими, нормальными людьми, и у нас с ними были деловые отношения».
В июне 1991-го генерал-лейтенант М. Сурков предложил исключать из партии тех, кто хочет подорвать ее изнутри, настаивая на ликвидации армейских партийных организаций. Министр обороны маршал Язов подчеркивал, что армия должна быть коллективной и по форме, и по содержанию. Ни один партработник не решит важную задачу без взаимодействия с командирами — без единоначалия армии не обойтись: «Народ нам верит. Я каждый день получаю сотни писем, люди требуют: „Куда вы смотрите?“ Вопрос сейчас стоит так: „или — или“. Или сохраним Союз и армию, или разбредемся по национальным квартирам. Мы не должны бездействовать».
После доклада Язова перед участниками сборов выступил генерал-полковник Шляга, предупредив, что будет выступать колко. Николай Иванович изложил драматическую ситуацию, сложившуюся в стране, а следовательно, и в армии. Подчеркнул, что государство вступило в крупнейшую после Октября пору потрясений. Идет обнищание экономики, партия больна. Многие негативные явления из общества перетекли в армию, не удается остановить падение воинской дисциплины. Произошел резкий рост дедовщины, дезертиров 5,7 тысячи человек, «а к осени будет в 5 — 7 раз больше». Но еще до наступления осени произошли драматические для страны события.
В августе 91-го Великий разлом прошел в августе по войскам и душам человеческим, расколовший на противостоящие лагеря не только страну, но и армию. Надо было еще пережить все трагедии августа, чтобы увидеть породу людей, умеющих быстро менять веру и принципы, предавать ближних.
— Вскоре после августовского путча, уже будучи в отставке, где-то в 1993-м году, Николай Иванович приезжал на родную Мозырщину, на свадьбу племянницы. И мне, конечно же, интересно было узнать детали трагических событий августа 1991-го, что называется, из первых уст, — вспоминает Александр Сазонов. — Как могло случиться, что миллионы коммунистов, комсомольцев — это же целая армия — безучастно наблюдали со стороны, как рушится великая страна? Об этом я прямо спрашивал у родственника. Но и тогда он ушел от ответа или же не захотел откровенничать. «Сложное было время», — только и сказал.
19 августа 1991 года в СССР была предпринята попытка государственного переворота. Военный документалист Виктор Баранец написал о днях ГКЧП: «В кабинете Шляги собралось почти все руководство ГлавПУРа... До командиров и политработников доводилась задача, которую поставил министр обороны: не допустить ни единого выстрела, избежать стычек с гражданским населением, с демонстрантами. Читали постановления ГКЧП, приказы министра. Язов несколько раз в течение каких-то 20 минут звонил начальнику ГВПУ. Шляга не сдержался: «Когда приперло, сразу о ГлавПУРе вспомнили!»
По разговору Шляги с Язовым было понятно, что речь шла о необходимости срочно выпустить несколько тысяч листовок для военнослужащих частей, введенных в Москву. «Было ясно и то, что начальник ГлавПУРа не был заранее посвящен в планы ГКЧП. Иначе все листовки были бы отпечатаны и отправлены в части задолго до того, как завелись двигатели боевых машин в Московском и других гарнизонах». Баранец удивлялся: как Шляга, возглавляющий управление, работающее на правах военного отдела ЦК КПСС, оказался выведенным из игры? Что стояло за всем этим? Недоверие? Сверхзасекреченность? Перестраховка?
Спустя много лет писатель Александр Проханов вспоминал: «Крупные чиновники знали мою близость к гэкачепистам. Но что было странно — партийное номенклатурное чиновничество не нашло ничего лучше, как обратиться ко мне, чтобы получить информацию о ГКЧП. Помню, ко мне в редакцию позвонил Николай Иванович Шляга, вторая после министра обороны фигура, который должен был бы получать всю информацию от своего шефа Язова. Но такой информации не было. И Шляга звонил мне, чтобы узнать подробности о ГКЧП и, может быть, даже получить от меня некоторые директивы».
Офицеры Главного оперативного управления Генштаба тогда задавались вопросом: какими будут последствия появления танков на улицах Москвы? Замышлялось, что присутствие боевых частей в столице должно деморализовать противников КПСС и нового Союзного договора. Дальнейшее известно. Вечером 19 августа Борис Ельцин подписал обращение к солдатам и офицерам Вооруженных сил, КГБ и МВД СССР: «Не дайте поймать себя в сети лжи, обещаний и демагогических рассуждений о воинском долге! Не станьте слепым орудием преступной воли группы авантюристов, поправших Конституцию и законы СССР». А 24 августа 1991 года Горбачев сделал заявление, что не считает для себя возможным дальнейшее выполнение функций Генерального секретаря ЦК КПСС и слагает полномочия. В тот же день был подписан Указ Президента СССР о прекращении деятельности в Вооруженных силах СССР, правоохранительных органах и государственном аппарате политических партий и политических движений — в сентябре 1991-го они окончательно упраздняются.
Пять лет спустя маршал Язов скажет: «Давайте не будем именовать это путчем. Была последняя попытка защитить страну, которую я ушел защищать в 1941-м. Тогда защитил, теперь — не смог...» Для многих высших военных чинов развал Союза стал личной трагедией. Язов был первым из них. Но были и те, кто считал: отказался бы Язов от участия в ГКЧП — и стал бы народным героем. Дмитрий Тимофеевич знал это. И говорил: «Меня бы после этого назвали трусом и предателем».
Один из военных авторов Николай Зенькович вспоминал выступление Николая Ивановича на высоком армейском совещании в последние годы существования СССР: «...Шляга всегда строптивым характером отличался. Знаете, сказал он, сколько в стране ветеранов-афганцев? 68 тысяч. А других воинов-интернационалистов, воевавших в Египте, на Кубе, в Анголе? Четыре тысячи. Никто ими не занимается. Создают свои коммерческие организации, перебиваются с хлеба на квас — увечные, больные, обманутые, брошенные страной и партией. Нельзя так обращаться со своими сыновьями. Предложения на сей счет поданы лично товарищу Горбачеву. В ответ — молчание. Может, все это уже не нужно?»
Советский военачальник, генерал армии Валентин Варенников отмечал и другое: руководившие ГПУ Советской армии и ВМФ — до июля 1990 года генерал армии Алексей Лизичев, а после генерал-полковник Николай Шляга были детьми своего времени и системы: «Как привил им в свое время М. Суслов — ни вправо, ни влево от тезисов марксизма-ленинизма, так они и жили по цитатам. Хотя оба они были хорошими, нормальными людьми, и у нас с ними были деловые отношения».
В июне 1991-го генерал-лейтенант М. Сурков предложил исключать из партии тех, кто хочет подорвать ее изнутри, настаивая на ликвидации армейских партийных организаций. Министр обороны маршал Язов подчеркивал, что армия должна быть коллективной и по форме, и по содержанию. Ни один партработник не решит важную задачу без взаимодействия с командирами — без единоначалия армии не обойтись: «Народ нам верит. Я каждый день получаю сотни писем, люди требуют: „Куда вы смотрите?“ Вопрос сейчас стоит так: „или — или“. Или сохраним Союз и армию, или разбредемся по национальным квартирам. Мы не должны бездействовать».
После доклада Язова перед участниками сборов выступил генерал-полковник Шляга, предупредив, что будет выступать колко. Николай Иванович изложил драматическую ситуацию, сложившуюся в стране, а следовательно, и в армии. Подчеркнул, что государство вступило в крупнейшую после Октября пору потрясений. Идет обнищание экономики, партия больна. Многие негативные явления из общества перетекли в армию, не удается остановить падение воинской дисциплины. Произошел резкий рост дедовщины, дезертиров 5,7 тысячи человек, «а к осени будет в 5 — 7 раз больше». Но еще до наступления осени произошли драматические для страны события.
В августе 91-го Великий разлом прошел в августе по войскам и душам человеческим, расколовший на противостоящие лагеря не только страну, но и армию. Надо было еще пережить все трагедии августа, чтобы увидеть породу людей, умеющих быстро менять веру и принципы, предавать ближних.
— Вскоре после августовского путча, уже будучи в отставке, где-то в 1993-м году, Николай Иванович приезжал на родную Мозырщину, на свадьбу племянницы. И мне, конечно же, интересно было узнать детали трагических событий августа 1991-го, что называется, из первых уст, — вспоминает Александр Сазонов. — Как могло случиться, что миллионы коммунистов, комсомольцев — это же целая армия — безучастно наблюдали со стороны, как рушится великая страна? Об этом я прямо спрашивал у родственника. Но и тогда он ушел от ответа или же не захотел откровенничать. «Сложное было время», — только и сказал.
19 августа 1991 года в СССР была предпринята попытка государственного переворота. Военный документалист Виктор Баранец написал о днях ГКЧП: «В кабинете Шляги собралось почти все руководство ГлавПУРа... До командиров и политработников доводилась задача, которую поставил министр обороны: не допустить ни единого выстрела, избежать стычек с гражданским населением, с демонстрантами. Читали постановления ГКЧП, приказы министра. Язов несколько раз в течение каких-то 20 минут звонил начальнику ГВПУ. Шляга не сдержался: «Когда приперло, сразу о ГлавПУРе вспомнили!»
По разговору Шляги с Язовым было понятно, что речь шла о необходимости срочно выпустить несколько тысяч листовок для военнослужащих частей, введенных в Москву. «Было ясно и то, что начальник ГлавПУРа не был заранее посвящен в планы ГКЧП. Иначе все листовки были бы отпечатаны и отправлены в части задолго до того, как завелись двигатели боевых машин в Московском и других гарнизонах». Баранец удивлялся: как Шляга, возглавляющий управление, работающее на правах военного отдела ЦК КПСС, оказался выведенным из игры? Что стояло за всем этим? Недоверие? Сверхзасекреченность? Перестраховка?
Спустя много лет писатель Александр Проханов вспоминал: «Крупные чиновники знали мою близость к гэкачепистам. Но что было странно — партийное номенклатурное чиновничество не нашло ничего лучше, как обратиться ко мне, чтобы получить информацию о ГКЧП. Помню, ко мне в редакцию позвонил Николай Иванович Шляга, вторая после министра обороны фигура, который должен был бы получать всю информацию от своего шефа Язова. Но такой информации не было. И Шляга звонил мне, чтобы узнать подробности о ГКЧП и, может быть, даже получить от меня некоторые директивы».
Офицеры Главного оперативного управления Генштаба тогда задавались вопросом: какими будут последствия появления танков на улицах Москвы? Замышлялось, что присутствие боевых частей в столице должно деморализовать противников КПСС и нового Союзного договора. Дальнейшее известно. Вечером 19 августа Борис Ельцин подписал обращение к солдатам и офицерам Вооруженных сил, КГБ и МВД СССР: «Не дайте поймать себя в сети лжи, обещаний и демагогических рассуждений о воинском долге! Не станьте слепым орудием преступной воли группы авантюристов, поправших Конституцию и законы СССР». А 24 августа 1991 года Горбачев сделал заявление, что не считает для себя возможным дальнейшее выполнение функций Генерального секретаря ЦК КПСС и слагает полномочия. В тот же день был подписан Указ Президента СССР о прекращении деятельности в Вооруженных силах СССР, правоохранительных органах и государственном аппарате политических партий и политических движений — в сентябре 1991-го они окончательно упраздняются.
Пять лет спустя маршал Язов скажет: «Давайте не будем именовать это путчем. Была последняя попытка защитить страну, которую я ушел защищать в 1941-м. Тогда защитил, теперь — не смог...» Для многих высших военных чинов развал Союза стал личной трагедией. Язов был первым из них. Но были и те, кто считал: отказался бы Язов от участия в ГКЧП — и стал бы народным героем. Дмитрий Тимофеевич знал это. И говорил: «Меня бы после этого назвали трусом и предателем».
Главный белорус Москвы
1989 — 1991 годы стали самыми тяжелыми в воинской службе Николая Ивановича Шляги. Он как мог сопротивлялся преобразованиям, разрушающим дело его жизни. Исчерпав все возможности противостоять департизации, деполитизации, а в конечном счете — деморализации офицерских кадров, личного состава армии и флота, 6 ноября 1991 года подал рапорт об увольнении из Вооруженных сил.
Шляга принимал самое деятельное участие в общественной жизни, военно-патриотическом воспитании молодежи, многое сделал для укрепления дружбы российского и белорусского народа. Ему принадлежит инициатива создания региональной национально-культурной автономии «Белорусы Москвы». И не случайно в 1998 году именно Николая Ивановича избрали первым председателем автономии. Активисты ее признают, что почти шесть лет работы под руководством Шляги были самыми плодотворными. Вообще вся его жизнь была пронизана добрыми делами, готовностью помогать людям, независимо от их чинов и регалий. Он награжден четырьмя орденами и более чем двадцатью медалями.
В 2004 году приближалось 60-летие освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков. Николай Иванович планировал в этот год поехать на Гомельщину, поклониться могилам родных, встретиться с друзьями, ветеранами. В Москве усилиями актива национально-культурной автономии «Белорусы Москвы» было выявлено 412 москвичей-ветеранов, участников операции «Багратион». Николай Иванович начал подготовку московского праздника на Поклонной горе, посвященного 60-летию освобождения Беларуси. Работал очень напряженно, и стало заметно, что ему нездоровится. На предложения обратиться к врачу отшучивался, принимал лекарства.
Все мероприятия на Поклонной горе прошли замечательно. Но для Николая Шляги встреча с ветеранами оказалась последней: на следующий день его сердце остановилось, не выдержав больших эмоциональных перегрузок — два дня он провел на ногах с тяжелейшим инфарктом. До своего семидесятилетия не дожил год. Похоронен Николай Шляга в Москве на Троекуровском кладбище. Память о нашем земляке увековечена и в Калинковичах — одна из улиц названа его именем.
1989 — 1991 годы стали самыми тяжелыми в воинской службе Николая Ивановича Шляги. Он как мог сопротивлялся преобразованиям, разрушающим дело его жизни. Исчерпав все возможности противостоять департизации, деполитизации, а в конечном счете — деморализации офицерских кадров, личного состава армии и флота, 6 ноября 1991 года подал рапорт об увольнении из Вооруженных сил.
Шляга принимал самое деятельное участие в общественной жизни, военно-патриотическом воспитании молодежи, многое сделал для укрепления дружбы российского и белорусского народа. Ему принадлежит инициатива создания региональной национально-культурной автономии «Белорусы Москвы». И не случайно в 1998 году именно Николая Ивановича избрали первым председателем автономии. Активисты ее признают, что почти шесть лет работы под руководством Шляги были самыми плодотворными. Вообще вся его жизнь была пронизана добрыми делами, готовностью помогать людям, независимо от их чинов и регалий. Он награжден четырьмя орденами и более чем двадцатью медалями.
В 2004 году приближалось 60-летие освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков. Николай Иванович планировал в этот год поехать на Гомельщину, поклониться могилам родных, встретиться с друзьями, ветеранами. В Москве усилиями актива национально-культурной автономии «Белорусы Москвы» было выявлено 412 москвичей-ветеранов, участников операции «Багратион». Николай Иванович начал подготовку московского праздника на Поклонной горе, посвященного 60-летию освобождения Беларуси. Работал очень напряженно, и стало заметно, что ему нездоровится. На предложения обратиться к врачу отшучивался, принимал лекарства.
Все мероприятия на Поклонной горе прошли замечательно. Но для Николая Шляги встреча с ветеранами оказалась последней: на следующий день его сердце остановилось, не выдержав больших эмоциональных перегрузок — два дня он провел на ногах с тяжелейшим инфарктом. До своего семидесятилетия не дожил год. Похоронен Николай Шляга в Москве на Троекуровском кладбище. Память о нашем земляке увековечена и в Калинковичах — одна из улиц названа его именем.
