Удивительная история одной пропавшей грамоты.
Почетная грамота за большой вклад в строительство Байкало-Амурской магистрали за подписью Председателя Президиума Верховного Совета СССР Леонида Брежнева нашла Михаила Угрина в его родном Октябрьском через 31 год. Да и звание капитана старлей, уволившийся в запас в 1977-м, получил спустя какое-то (правда, не такое долгое) время уже на гражданке. Сейчас он на пенсии, работает научным сотрудником в местном историческом музее. О перипетиях военной службы и своей дальнейшей судьбы Михаил Михайлович и рассказал в интервью “Гомельскай праўдзе”.
— Грамота датирована 10 марта 1981 года. Как-то долго она до вас добиралась...
— Могла вообще не добраться. Случай помог. Наш земляк, работающий в МЧС Пскова, по каким-то своим делам оказался в Москве, в архиве Минобороны. И среди прочих документов увидел эту грамоту. Фамилия оказалась ему известной, и он нашел способ передать грамоту мне. История, конечно, уникальная.— То есть вы ее не через военкомат получили, а частным образом, по сути?
— Ну да...— Когда вы на БАМ попали?
— Отслужил срочную, демобилизовался. А потом, поскольку был знаком с саперным делом, мне предложили поехать на БАМ. Я согласился и служил в железнодорожных войсках два года, начиная с 1975-го. Был заместителем командира роты тоннельно-мостового батальона.— А где ваша служба начиналась?
— На Дипкуне. Я и два взвода прилетели туда на вертолетах, чтобы подготовить базу для нашей войсковой части. Приземлились среди тайги. А потом нас перебросили на реку Гилюй. Там мы строили тоннель, пробивали его в сопках. Это был 186-й километр к востоку от Тынды, столицы Байкало-Амурской магистрали.— Природные условия в этом регионе несколько отличны от тех, к которым вы привыкли в Беларуси. Что было сложнее всего? Морозы или местная мошкара?
— Когда в Дипкуне высадились, дело уже к ночи шло. А мороз стоял за сорок градусов. И вот эта первая ночь очень мне запомнилась. Потом палатки поставили с печками-буржуйками. Их нам тоже на вертолетах доставили — кругом же сопки были... В палатках я и жил все два года, пока служил на БАМе. Когда только обосновывались, тяжело было технику по зимнику в часть доставлять — реки замерзали, и мы по льду шли колонной. Уставали очень — дорога много времени занимала. Двое-трое суток из Тынды добирались. Спали в машинах. Бывает, только в часть вернешься, а уже опять за техникой нужно ехать. Высыпаться не успевали. Меня часто ставили начальником колонны. Три-четыре часа, бывало, не снимая полушубка и валенок, поспишь. И обратно.— Тоннель на Гилюе долго строили?
— Я уже в запас ушел, а работы еще оставался непочатый край. Когда демобилизовывался, там только мост через реку начали строить. При мне лишь одну опору поставили.— Гражданские специалисты помогали вам? Я слышала, что БАМ на самых трудных участках строили военные и заключенные...
— Гражданские нам не помогали. А заключенных я не видел.— А молодежная романтика, о которой так много говорила пропаганда того времени?
— Где-то в трех километрах от Дипкуна находился палаточный городок. Его москвичи разбили. Солдаты туда порой в самоволку убегали. Так вот эти молодежные бригады прокладывали железную дорогу. Если я не ошибаюсь, та станция называлась Гвардейская. Ну а тоннели строили исключительно военнослужащие.— Во времена Советского Союза в армию призывали ребят из всех регионов огромной страны. Причем нередко они уходили служить с севера на юг и наоборот. Представителей кавказских республик в вашей части много было?
— Подавляющее большинство.— И как дисциплина — не хромала? Все-таки далеко от дома, в непривычных для себя климатических условиях...
— Трудности были. Но командиры старались скорее не наказывать, а чаще поощрять тех, кто этого заслуживал. Внеочередным отпуском, например.— Так что же и гауптвахты у вас не было?
— Почему? Была...— А как офицеры свой досуг проводили? Выходные полагались?
— Нет, мы работали без выходных. А когда свободное время выдавалось — охотились. На глухарей в основном. Офицеры имели право на охоту. У многих ружья были.— Заблудиться не боялись? Кругом же была непроходимая тайга.
— Старались не уходить далеко от базы. Хотя был случай, когда один молодой офицер заблудился и несколько дней в тайге проплутал. Мы сигнальные ракеты запускали. Благодаря чему он и вышел. Рассказал, что всех рябчиков, которые стали его охотничьим трофеем, он за это время чуть ли не сырыми съел.— Скажите, а вот дикие звери — волки, медведи... Бродили вокруг?
— Были и волки. А медвежонок какое-то время жил у нас в офицерской палатке. Потом его в Тынду забрали, чтобы в зоопарк передать.— Как он к вам попал?
— Медведица подошла к части вместе с медвежонком. А возле пилорамы у нас лежала куча древесных обрезков, куда она и взобралась. Утром солдаты ее увидели, шуму наделали. Она скатилась с этой кучи и в лес удрала, а медвежонка бросила. Так он у нас и остался...— Ел, наверное, из одного котла с вами... Дополнительный паек получали? Было там что-то дефицитное для того времени?
— Ну разве что сгущенка.— Вы лично на большой земле или, как тогда говорили, «на континенте» сколько раз за два года побывали?
— Два раза — в отпуске.— Льготы вам полагались при проезде по железной дороге?
— Да. Билеты купейные были бесплатными. Ну а если мы брали билеты на самолет, то доплачивали. Совсем немного: рублей пятнадцать-двадцать. Кстати, многие и старались летать самолетами, чтобы время в пути сэкономить.— Сегодня говорят, что все те титанические усилия, которые были приложены при строительстве БАМа, напрасны. И средства огромные зря на ветер выброшены: магистраль практически не функционирует. Обидно такое слышать?
— Конечно.— А вернуться в те места хотелось бы?
— Если вы о ностальгии, то она у меня есть. Очень хотелось бы побывать на БАМе еще раз, посмотреть как там сегодня...
