Дело рассматривалось на выездном заседании областного суда. На оглашение приговора собралось много представителей СМИ. Кроме того, присутствовала бывшая супруга Кирилла, мать убитых детей — Анастасия. Заметно похудевшая и осунувшаяся — такое горе никого не щадит.
На момент суда Кириллу уже исполнилось сорок. Возраст, когда кажется, что все еще впереди. Но он в одночасье все разрушил: лишил жизни самых родных людей, искалечил судьбы близких.
Без малого год прошел с тех пор, как жуткое преступление потрясло не только обывателей, но и правоохранителей. В последний день января 39-летний мозырянин позвонил в милицию и сообщил, что убил двоих своих детей: 17-летнего сына и 9-летнюю дочь. После поехал на квартиру к жене, с которой находился в процессе развода, и пытался покончить с жизнью, выпрыгнув с балкона. Суицид не удался, он выжил и предстал перед судом.
Слушание по делу проходило в закрытом режиме. Такое решение было принято судом, поскольку среди прочих разбирательств в процессе выяснялись также моменты интимной и личной жизни бывших супругов. На закрытом слушании дела настаивали и потерпевшие. А обвиняемый тогда заявил, что ему «без разницы», вел себя спокойно, даже несколько вызывающе.
Когда всех пригласили в зал заседания на оглашение приговора, обвиняемый уже находился в клетке под охраной конвойных милиционеров. Тот же спокойный, безучастный взгляд. Однако Кирилл старается увернуться от фото- и видеокамер, прикрывает лицо рукой. Не смотрит даже на Анастасию, а на первом заседании глаз с нее не сводил.
«Судебная коллегия Гомельского областного суда постановила: Козачека Кирилла признать виновным в умышленном противоправном лишении жизни двух лиц, в том числе заведомо малолетних, находящихся в беспомощном состоянии, и назначить ему исключительную меру наказания смертную казнь — расстрел». Приговор был ожидаемым.
Встретив председателя Мозырского районного суда Юрия Клеймюка, интересуюсь у него, когда в этих стенах выносился последний смертный приговор. «За то время, что я здесь работаю, с 2009 года, не было ни одного. Не знаю, были ли прежде».
Казалось, только что приговоренный к расстрелу не слышал беспощадного вердикта: держался руками за металлическую решетку, ни один мускул не дрогнул на его лице. Обращаясь к нему, судья переспросил: «Вам понятен приговор?». В ответ — едва заметный кивок головой, после чего конвойные уводят Кирилла. Приговор пока не вступил в законную силу. Он может быть обжалован или опротестован в Верховном Суде. Согласно санкциям части 2-й статьи 139-й (убийство), предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок от восьми до двадцати пяти лет, пожизненного заключения, или смертной казни.
По данным следствия, Кирилл Козачек совершил страшное преступление из мести к жене. Анастасия решилась на повторный развод (прежде они уже разводились, а затем снова заключили брак). В октябре 2015 года она подала документы на развод, а в декабре ушла на съемную квартиру. К счастью, старший сын, 18-летний Владимир, в то время как отец жестоко расправлялся с его братом и сестрой, был с матерью. Младшие дети жили с отцом в новой, недавно построенной и еще необжитой квартире. Счастье новоселов так и не поселилось в ней.
Экспертиза покажет, что в крови отца-детоубийцы в момент совершения преступления было более 2,3 промилле алкоголя. У него также были диагностированы отклонения в психическом состоянии. Впрочем, психиатрическая экспертиза подтвердила, что мужчина в момент преступления мог осознавать значение своих действий. В то же время многие, кто знал семейную пару, хорошо о ней отзывались. Педагоги городской гимназии, в которой учились погибшие дети, также говорили, что отец чаще матери бывал в гимназии, интересовался успехами — учились Кира и Влад хорошо. А вот у «примерного отца» уже были судимости, к этому времени погашенные: за хулиганство и умышленное причинение легкого телесного повреждения. На момент совершения преступления он не работал, был оформлен как опекун больного отца, инвалида первой группы.
Такая странная любовь
На предыдущем заседании Кириллу должны были предоставить последнее слово. Интересуюсь у Анастасии, что же он говорил.
— Ты лучше всех, береги себя, — только это и сказал, обращаясь ко мне.
Со стороны, наверное, могло показаться, что у него и впрямь были самые лучшие чувства к жене. Только вот жить с его странной любовью было невозможно. Анастасия, как и прежде, немногословна, но ее нынешний гражданский муж, Владимир Апольский, после одного из предыдущих заседаний был откровеннее. Все трое — Анастасия, Кирилл и Владимир — были с детства знакомы: жили по соседству в микрорайоне Заречный, учились в одной школе. Это Владимир спрятал Настю со старшим сыном на съемной квартире, но женщина не раз возвращалась к Кириллу.
— Немного странным, необщительным он был с детства, — говорит Владимир. — Во взрослой жизни странностей появилось еще больше. Совершенно беспомощный в быту, даже не знал, как оплатить коммунальные услуги. Последние несколько лет не вылезал изза компьютера, играл в «танки». А еще сильно ревновал жену ко всем подряд. Приступы ревности сопровождались жестокостью, избивал Настю, у нее несколько раз был сломан нос. Позже диагностировали онкологию. Врачи сказали, что это последствия долго не проходивших гематом, а к докторам она вовремя не обратилась. О патологической ревности Кирилла говорили также знакомые и родственники Насти.
— Почему же, несмотря на такие странности отца, оставляли детей с ним?
— Он любил их, но тоже как-то странно. Можно сказать, очень изощренно манипулировал деть ми. На улице снег, а он легко одевал детей и вел под мост «топить», звонил Насте, чтобы сообщить об этом. В другой раз говорил, что открыл газ и сейчас их отравит, и мы в страхе ехали спасать детей. Так он наказывал Настю. После таких угроз она возвращалась домой. Мы ждали развода, хотя не надеялись, что и после него Кирилл оставит нас в покое. Из СИЗО он отправил Насте несколько писем. Своей вины не признавал, писал, мол, не помню, как и что случилось. Обвинял меня: морально, по его мнению, я был виновен в том, что лишил жизни их детей.
Тогда Анастасия и Владимир говорили: не будут настаивать, чтобы Кирилл получил высшую, исключительную меру наказания: «Смерть слишком мягкое для него наказание. Мы даже в церкви молимся о его здоровье. Пусть живет и до конца дней мучается с этим».
Спрашиваю у Насти, по-прежнему ли она думает, что так было бы правильно. Разве такие нелюди способны на искреннее раскаяние?
— Я не изменила своего мнения, но все же согласилась с позицией гособвинения относительно меры наказания.
Палач и его жертвы
В этой семейной трагедии палач один, а жертв много. По-человечески жаль мать Кирилла, 75-летнюю Любовь Андреевну. В слезах она соглашается пообщаться с журналистами: «Я всё вам расскажу!», но заметив телекамеры, говорить отказывается. Без них становится словоохотливее, жалуясь на свою безрадостную жизнь: «В ней не осталось ничего хорошего, я потеряла всю семью. Два месяца назад похоронила мужа — не выдержал такого горя. Я не сплю, не помогают никакие лекарства». Вспоминает, что ее Кирилл в детстве был «таким, как все», хорошо учился. Настя забеременела от него еще в выпускном классе школы, даже экзамены не сдавала — как раз пришло время родов. Они поженились, родители с обеих сторон были не против. Чем занимался тогда Кирилл (работал, учился?), а он тремя годами старше Насти, не помнит. Бабушка рассказывает, что помогала молодой семье всегда. Разменяла свою двушку на две квартиры, молодым отдала ту, что побольше. Давала деньги на взнос за квартиру в новостройке — в семье как-никак трое детей, и нужно было жилье попросторнее. Когда между Кириллом и Настей произошел глубокий разлад, не заметила: «Я же с ними не живу».
Она и теперь общается со старшим внуком. Правда, тот, по словам Владимира, обычно посещает бабушку в день пенсии, и по-настоящему теплых отношений между ними нет.
В случившемся, не стесняясь в выражениях, Любовь Андреевна теперь обвиняет невестку: «Это она во всем виновата со своим любовником. Кирилл очень любил жену и детей, да только она ушла к другому».
— А разве ваш сын совсем не виноват?
— Он тоже виноват, но человека можно довести до такого состояния.
Женщина, похоже, уже смирилась, как ей кажется, с неминуемой развязкой трагедии. Говорит, что после исполнения приговора хотела бы похоронить сына дома, в Мозыре. Спрашивает, где бы узнать, куда следует обращаться.
— Вы думаете, он не станет обжаловать приговор?
— Какой смысл? Обжалуй — не обжалуй, результат один.
Не судите, да не судимы будете. Как часто эта библейская истина вступает в противоречия с жестокой реальностью! Едва ли не ежедневно мы становимся свидетелями ужасающих зверств террористов всех мастей. Терроризму объявлена беспощадная война, в том числе на уничтожение организаторов и исполнителей терактов. Чем же отличаются от них домашние террористы, нередко еще более изощренные в жестокости даже к самым близким людям?
