Исследователь Серебряного века Вячеслав Недошивин о главных поэтах эпохи

Проект стартовал в начале учебного года по инициативе гимназии № 14 г. Гомеля и был посвящен поэтам-юбилярам — ярким представителям Серебряного века. Среди них — Константин Бальмонт (в 2017 году исполнилось 150 лет со дня его рождения), Максимилиан Волошин (140), Елизавета Дмитриева, более известная как Черубина де Габриак (130), Игорь Северянин (130) и Марина Цветаева (125). Школьники читали стихи этих поэтов, разбирали их творчество и даже пекли пироги.

— По легенде, сестры Марина и Анастасия Цветаевы пекли яблочно-сметанный пирог, его рецепт и был предложен ребятам. Приятно, что дети и родители творчески подошли к выпечке, привнеся что-то свое. И конечно, в семьях звучали стихи Марины Ивановны, шло обсуждение ее непростой судьбы, — рассказала автор проекта, учитель русского языка и литературы гимназии № 14 г. Гомеля Жанна Жадейко.

Ну а самым ярким аккордом проекта стала встреча с российским литературоведом, кинодокументалистом, писателем Вячеславом Недошивиным — одним из крупнейших исследователей Серебряного века. Его удалось привезти в Беларусь и в Гомель в частности благодаря Российскому центру науки и культуры в Минске.

Вячеслав Недошивин посвятил много лет изучению адресов в Петербурге, Москве и Париже, непосредственно связанных с жизнью и творчеством поэтов Серебряного века. Снял на эту тему более 100 фильмов, а также написал две книги — «Прогулки по Серебряному веку: Санкт-Петербург» и «Адреса любви: Москва, Петербург, Париж. Дома и домочадцы русской литературы».

— Всю жизнь, с младых ногтей, мне было интересно представлять, как по той или иной лестнице поднимался поэт или писатель. Из какого окна и что он видел. За какие ручки держался. Меня волновали натуральные артефакты, — рассказывает Вячеслав Недошивин. — Маленький пример: мне удалось побывать в квартире Есенина на Загородном проспекте в Санкт-Петербурге. Там еще сохранилась кафельная печь, в которой он сжег пьесу после того, как поссорился со своей женой Зинаидой Райх. И таких примеров сот­ни, и они невероятно захватывающие.

— Отец Ахматовой, морской офицер, Андрей Антонович не предполагал, что дочь вырастет поэтом и называл ее в детстве декаденткой. Так и говорил: «Ну ты декадентка!» В то время в России это считалось оскорблением, потому что вышла книга Макса Нордау «Вырождение», в которой говорилось о кризисе морали в Западной Европе, а творчество Ибсена, Рембо, Метерлинка и других известных людей называлось дегенеративным искусством. Нордау приравнивал их к истерикам и неврастеникам, а также писал, что нужно защищать общество от этих уродов, потому что они больные.

— Поэт Константин Бальмонт, такой весь из себя изящный и элегантный, очень любил говорить, что его род берет начало от шотландских кровей. На самом деле он был выходцем из обычной деревни Шуйского района Ивановской области. И фамилия его — Баламут, а вовсе не Бальмонт. Однако какие-никакие дворянские корни у него все же были, так что фамилия со временем стала казаться неблагозвучной. Его отец превратился в Балмунта, а уже он сам в Бальмонта.

— Оказавшись ночью на берегу водоема, Бальмонт мог прямо в пальто и шляпе, с тростью в руках пойти по лунной дорожке — как можно дальше, пока волна не сбивала с его головы шляпу и он чуть не захлебывался.

О необычности Бальмонта говорит и такой факт: однажды вместе с женой Катей Андреевой он в Монте-Карло играл в рулетку и поставил на красное. Как вдруг в зале потемнело и всюду запорхали бабочки. Поэт бросился ловить их шляпой. А в это время крупье объявил, что красное сыграло. Андреева сказала: «Костя, ты выиграл крупную сумму». А он ей: «Подожди, мне надо поймать вон ту редкую бабочку».

— Николай Гумилев с дет­ства мечтал прославиться. Даже неважно в чем: став ли великим военным, или путешественником, или литератором. Каждое утро он вставал с мыслью о том, что обязательно должен прославиться. Притом, что у него было довольно слабое здоровье, Коля старался выше других детей залезть на дерево или опередить всех в беге. Когда началась Первая мировой война, он, уже будучи взрослым, без промедления записался добровольцем на фронт. Получил два Георгиевских креста. То есть Гумилев действительно был очень смелым человеком и шел к своей цели.

— Есть распространенная версия, что Есенин не повесился, а его убили. Лично мне кажется, что поэт все-таки совершил самоубийство. Дело в том, что я довольно скрупулезно изучал его биографию, снял четыре фильма о жизни Есенина в Петербурге и пять — о жизни в Москве. Так вот у него было пять попыток самоубий­ства до той, роковой, в гостинице «Англетер». Первая — в 16 лет, когда он выпил уксус, — в то время Есенин еще не был поэтом. Потом он резал вены, потом пробовал утопиться, потом в Париже пытался повеситься, а в США — прыгнуть с крыши небоскреба. Поэтому, думаю, последняя, удачная попытка, была его выбором. Человек был приуготовлен к этому.

— В 1909 году на Черной речке прошла дуэль Николая Гумилева и Максимилиана Волошина. Косвенно она была связана с Черубиной. Когда скандально раскрылась мистификация, придуманная Волошиным (выяснилось, что поэтесса Черубина де Габриак — это хромоногая учительница Елизавета Дмитриева), Гумилев позволил себе сказать в ее адрес что-то нелицеприятное. В ответ Волошин в Мариинском театре дал ему пощечину, и Гумилев вызвал его на дуэль. Об этом событии потом написали свидетели, и все по-разному.

— Я был в одной из первых квартир Ахматовой и Гумилева в Петербурге, в которой они жили, когда у них только родился сын. Жилье располагалось в Тучковом переулке, и супруги-поэты называли его Тучкой. Сейчас там, понятно, уже давно живут другие люди. Так вот я спросил у нынешней хозяйки квартиры: «Как вам в ней живется? Здесь ведь бывали такие люди!» На что она ответила: «Квартира, конечно, странноватая. В ней постоянно тупятся ножи. А наша собака часто уставится в один угол и лает-лает-лает». Она почему-то связывала эти вещи с Гумилевым и Ахматовой.

— Марина Цветаева издала свой первый сборник, еще будучи гимназисткой. Хотя в то время гимназистам было запрещено публиковать свои стихи. Но Марина втихаря это сделала, на отцовские деньги, которые он давал ей как карманные. Сборник заметил Максимилиан Волошин и стал захаживать к сестрам Цветаевым. Их отцу Ивану Владимировичу — тому самому, что основал Музей изящных искусств (сейчас музей изобразительных искусств имени Пушкина на Волхонке — прим. автора) — это не нравилось, но сестры отцовские запреты игнорировали. И как-то Волошин предложил Марине поучаствовать в мистификации по примеру Черубины де Габриак. Мол, Марина напишет стихи, а опубликует их под именем какого-нибудь Петухова. Волошин напечатает на них хвалебную рецензию. Все будут восхищаться и говорить: вот этот Петухов — поэт, совсем не то, что Марина Цветаева. Однако Марине Ивановне хватило ума от такого предложения отказаться. Она сказала, что печататься будет только под своим именем.