Дорога в мертвую деревню
Если быть точным, то Демьянки в плане радиации относительно чистые, хотя расположены на условной границе северной части района, наиболее пострадавшей от Чернобыля. По этой причине деревня попала в список населенных пунктов с правом на отселение. В свое время местные жители могли сами решать: остаться здесь или получить жилье на более чистой территории. Но страхов о радиации тогда клубилось много, а еще больше — домыслов. Вот многие и уехали подальше от чернобыльской беды: в начале 2000 годов из полутора тысяч жителей в Демьянках осталось только несколько человек. Потом кто-то умер, кого-то забрали дети, и деревня почти опустела.
Девять лет назад похоронил супругу и Николай Дорошенко, который не рискнул променять свой дом на городские этажи. Так 78-летний пенсионер и стал единственным жителем мертвой деревни. Его небольшая хатка, обложенная белым кирпичом, с вьющимся дымком из трубы — как знак неистребимой жизни на чернобыльском пепелище.
Попасть в Демьянки из Добруша без специального пропуска нельзя: зона отселения. И хотя здесь нет контрольно-пропускного пункта, установленные вдоль дороги знаки предупреждают о радиоактивной опасности и запрете въезда. На одном из придорожных дубов, который полоснула молния, такая табличка выглядит зловеще: будто само небо выразило гнев в адрес мирного атома, согнавшего людей с насиженных мест.
Дорога бежит через лес, который насквозь пропитан почти осязаемым ощущением заброшенности. Правда, сразу за Добрушем еще заметны следы санитарных рубок, встретили даже трактор, груженный бревнами. Но чем дальше вглубь, тем больше бурелома, стена леса подступает к самой дороге, смыкаясь в узкий туннель: природа таким образом возвращает свою территорию.
Справа близкая пойма Ипути: на холмистой местности кряжистые сосны, вековые вязы и дубы.
Начало деревни с трудом угадывается: деревья и кустарники, которые вымахали за постчернобыльские годы, скрывают останки заброшенных построек. Заметно, как потрудились мародеры: выдраны оконные рамы и двери, снят шифер, вывезено все что только можно. Но одичалые яблони еще крепко держат трухлявые скворечники.
У развилки кирпичный дом, не поддавшись разрушению, с надеждой выглядывает на дорогу.
А вот вековая липовая аллея вдоль добротной кирпичной кладки старинного ограждения. На холме среди графики обнаженных деревьев неожиданно просматривается громадный замок из красного кирпича — с башнями-колоннами, арками окон и резными террасами. Это родовое гнездо Герардов, которое на фоне унылого запустения буквально завораживает своей величиной и яркостью. Этот историко-культурный памятник, сейчас законсервированный, до сих пор привлекает к себе туристов.
Уехали и вернулись... на кладбище
На подворье Дорошенко копошатся куры — теплый ноябрь с зеленкой молоденькой травы. Впечатляет огромная поленница дров, заготовленных на зиму. С огорода выглядывает полдесятка перекошенных ульев: домики худые, пчелы дикие, но медку «крышку носят». Небольшая собачка-сторож Пальма и кот Мавр скрашивают одиночество пенсионера. А еще мыши, синички, которые по утрам стучат в окно, и дятел, прилетающий кормиться грецкими орехами. В хате тепло от протопленной печки. Пахнет лесом — на столе букет из сосновых веток. Приятно удивляет прибранность — не у каждой хозяйки такой порядок.
Не страшно ли жить среди радиации?
— А чего бояться? Кто поехал, многих уже привезли обратно. Хлопцы, меня моложе, уже лежат на кладбище, — с горечью рассказывает пенсионер. — Есть такая хвороба — стресс... Ничего не болит, а человек пропадает.
Николай Дорошенко вспоминает то время, когда пять раз в день можно было уехать из деревни в Гомель, самому приходилось по делам отлучаться в город. Возвращался оттуда «аниякий», словно выжатый лимон. За штурвалом комбайна за целый день не уставал так, как на асфальте. А здесь «воздух легкий» и природа: со всех сторон лес, река Ипуть, красивое озеро с рыбой. Да и места эти особенные. Такой вкусной воды, например, поискать надо. Это здесь ученые нашли стоянки первобытных людей и много изделий из кремния — земля сама его родит. Ученые подсказали, что этот элемент оздоравливает воду. А свой выбор в пользу Демьянок Николай сделал еще в юности, когда молодой семье в Добруше предлагали квартиру. Они с супругой тогда решили осесть в деревне, на ее родине: природа красивая, озеро кишит рыбой, да и для охоты лучшего места не найти.
Хорошая жизнь тогда была, вспоминает Дорошенко, который трудился в местном хозяйстве трактористом, комбайнером и «пилорамщиком». На весь район гремел колхоз «Молот»: в Демьянках три коровника, на тысячу голов свинокомплекс. Поля удобряли только навозом. Такой картофель вырастал, что в деревню приезжали купцы из Одессы и Ленинграда. А сколько скотины держали люди! Осенью, после уборки урожая, деревня оглашалась свиным визгом. На свежину друг друга звали, песни пели, веселились. В деревне свой Дом культуры, двухэтажная школа, ФАП, почта, магазины — только живи и радуйся. Все перечеркнул Чернобыль.
Профессор и собственный эксперимент
Хотя и приходится доживать в зоне одному, демьянковский пенсионер не жалуется на свою долю. Есть электричество и телефонная связь, телевизор работает. Автолавка продукты привозит, почта бывает почти каждый день — на столе отшельника свежие газеты. Николай Иванович и сегодня уверен, что люди зря съехали с родных мест — здешняя земля пригодна для проживания. И хотя никто никого не сгонял силой — каких только не ходило слухов! Это уже потом, лет десять назад, когда в Демьянках побывал профессор-радиолог из Петербурга, прозвучали его категоричные слова о том, что в деревне «не только можно, а нужно жить!». Появилась бы такая информация раньше — немногие уехали бы на чужбину, уверен пенсионер.
Для доказательства профессорских слов он приводит в пример свой собственный опыт. Вспоминает показания прибора СИЧ, который только первые два года показывал превышения по внутреннему накоплению радионуклидов. Потом все восстановилось, подчеркивает пенсионер. Проблем со здоровьем и сейчас нет, не считая возрастных недугов. Человек не теряет надежды, что такое личное противостояние радиации как-то повлияет на будущее Демьянок. Ведь кормится он со своего огорода и леса, рыбачит — рыбы в озере столько, что только справляйся удочкой.
— В нынешнем году уродили капуста, картошка, кукуруза, чеснок с луком, были свои и помидоры, огурцы. В прошлом кавуны поспели, — перечисляет Николай Иванович.
В заботах по хозяйству помогает мотоблок. Поддерживает в рабочем состоянии пенсионер и свою баньку — здоровью это большая подмога. Запаривает шиповник, красную рябину, калину: чайным пакетикам из автолавки далеко до такой заварки. Признается, что с молодости дружил с сигаретами, но сейчас курево забросил. Чарку может взять, если организм попросит, но знает свою меру. Николай Иванович показывает небольшую стопочку. Признается, что если работаешь на родной земле и живешь в своей хате — ничего не страшно.
К нему во двор заглядывают волки, когда Пальма греется в хате. Лось иногда любит прогуляться по асфальтированной дороге. Хотя поля в зоне засеваются, дикие свиньи копаются на огороде. Как-то рысь молоденькая во двор прибегала, рассказывает пенсионер. Ну и что? Посмотрели один на одного, кисточки она на ушах наострила — и каждый в свою сторону. Дикий зверь, если не больной, нападать не станет. А вот чтобы отогнать огромного секача от бани, пришлось (еще жена живая была) дробью палить. Но это — природа, она человеку дает силы.
Эти места когда-то выбирали для своей жизни и вельможи. Даже хоронить многих знаменитостей везли сюда — за Демьянками обнаружен единственный на всей территории радимичей некрополь. Много детских страшилок и таинственных историй связано с этими курганами.
— Одна панская усадьба чего стоит, для которой кирпич выписывался из Лондона, а деревья завозились в парк со всей Европы, — не без гордости рассказывает Дорошенко. — После революции там размещались дом беспризорника, спецшкола, потом пристроили интернат для больных детей. Эти постройки давно разрушились, зато стоит панский замок!
...Недавно в хате Дорошенко побывали районные медики. Измерили давление, взяли кровь на анализ. Предложили хотя бы перезимовать в участковой больнице — в тепле и с уходом. В ответ услышали привычное: «Пока в силах сам себя доглядать — тут буду».
