Сквозь боль Чернобыля и ауру столетий. Как влюбленная в поэзию артефактов энтузиастка помогла создать мини-Лувр в Ветке

Ветковский музей старообрядчества и белорусских традиций имени Федора Шклярова расположен в уютном и насыщенном архитектурными мелодиями древности районном городке Ветка. Высокопрофессионально и с любовью созданные экспозиции стоит неторопливо лицезреть, наслаждаясь каждым мгновением волшебного пребывания в этом прекрасном мире неисчерпаемого богатства гениального белорусского творчества.

Когда я впервые переступила порог музея, то невольно возникли параллели с тем, что удалось повидать, путешествуя по миру. В Париже - Лувр, Музей Д`Орсе, Музей современного искусства и Музей армии, в Лондоне - Национальная галерея, в Будапеште - Венгерский национальный музей, в словенской Любляне - Галерея современного искусства, в Берлине - замок Шарлоттенбург, в Пекине - Национальный музей и множество дворцовых комплексов.

Сравнивать каждый из них, в том числе музей в Ветке, невозможно. Поскольку все эти учреждения объединяют феноменальная красота и богатство национальных и мировых традиций.

Конечно же, в каждой стране есть свои замечательные места, в которых сконцентрирован микс национального искусства, являющегося частью мирового. Туда устремляются миллионы туристов, чтобы полюбоваться красотой древнего и современного искусства. Нет похожих друг на друга музеев, поскольку в каждом отражено нечто свое, особенное, национальное. И чем более древнее - тем больше интерес туристов.

В Ветку также без конца едут автобусы и автомобили с туристами из разных регионов, стран, в том числе из Китайской Народной Республики. Посетителей, конечно же, не столько, как в Париже. Однако Ветковская экспозиция действительно поражает воображение, возвращая в белорусскую действительность вековой и тысячелетней давности.

Абсолютно не ожидаешь увидеть в чернобыльской глубинке произведения искусства столь дерзкой красоты, а также логично выстроенные ландшафты музейных экспозиций и почувствовать совершенно неожиданную ауру артефактов разных столетий - словно связующих звеньев между сотнями поколений тех людей, которые когда-то жили и созидали на нашей родной земле, чтобы помочь будущим поколениям ступенька за ступенькой становиться все выше и выше на цивилизационной лестнице жизни.

Такой единой нитью связаны коллекции Ветковского музея, собранные кропотливым трудом сотрудников в многочисленных ежегодных экспедициях по Беларуси, на протяжении почти полувека.

Благодаря ювелирной работе сплоченного коллектива, профессионалов музейного дела, сразу же создается комплексное, системное видение многовекового творческого наследия белорусского народа, в основном юго-восточной части нашей страны. От самодельных деревянных лодок, на которых передвигались по реке наши древние предки, - до златокузнечества старообрядцев и великолепных неглюбских рушников, которые находятся в поле зрения ЮНЕСКО.

Она удивительно талантливый и всесторонне погруженный в многообразное древнее белорусское наследие человек. Родилась 22 декабря 1951 года в городе Ветка. Окончила историко-филологический факультет Гомельского государственного университета им. Ф. Скорины в 1976 году. Работала учителем и заместителем директора Казацко-Болсуновской школы, а затем научным сотрудником, главным хранителем Ветковского музея старообрядчества и белорусских традиций им. Ф.Г. Шклярова. С 1988 года на протяжении практически 30 лет она была директором этого учреждения. Неоспоримый факт - под ее руководством музей стал уникальным центром по изучению, систематизации и распространению традиционной народной культуры.

Что очень важно, труд систематизируется не только в экспозициях, но и в научных исследованиях, книгах, подготовленных по результатам исследовательской работы сотрудников музея. В частности, вслед за первым альбомом "Веткаўскі музей народнай творчасці" (вышел в 1991 году), изданы "Навуковыя запiскi Веткаўскага музея", "Арнаменты Падняпроўя". Уникальна коллективная монография "Голоса ушедших деревень", в 2008 году позволившая музею получить премию Президента "За духовное возрождение". В 2012, 2014 годах вышли большие праздничные тома "Живая вера. Ветка" и "Книжная культура Ветки" (в последнем издании - Галина в соавторстве со Светланой Леонтьевой, они обе работают в музее с 1979 года, начинали с Федором Григорьевичем Шкляровым). И наряду с этим увидели свет сборники лирики и графики Галины Нечаевой.

Именно она, некогда юная мечтательница с романтическими устремлениями, выросла от сотрудника, который на первых порах абсолютно ничего не знал про музейное дело, до директора музея. В настоящее время она - искусствовед и прекрасно себя чувствует в этой роли, уступив место руководителя представителю нового поколения и наряду с этим оставаясь сердцем коллектива.

Для этой женщины создание музея, его постоянное обновление, постоянные экспедиционные "раскопки" артефактов по деревням региона и документирование, анализ всего этого стали делом всей жизни.

Однако обо всем по порядку - о том, как девочка из традиционной старообрядческой семьи пришла к осознанию и пониманию того, чтобы возвести в ранг ежедневного кропотливого труда поиски и бережное сохранение не утраченной с тленом времени красоты произведений народного творчества.

...По отцовской линии ее прапрадед, бабушка и дедушка родом были из Ветки, старообрядцы.

Когда-то давно, в 1960-годах, отец (он умер в 1996 году) интересовался в письме у своего дядьки: а кто были наши предки?

"Гриша, ты спрашиваешь, кто были твои предки. Все Нечаевы - по речной линии. Твой дед Никита Иванович был капитаном парохода Верхнеднепровского пароходства. Отец Никиты Ивановича, Иван Николаевич, был атАманом (ударение на второе "а", это в старину капитан на речном парусном судне)", - такое письмо после смерти отца она нашла в семейном архиве. Кстати, старинное и редкое слово атАман - именно с ударением на втором слоге.

Кроме того, в семейном роду были запорожские казаки со всеми завораживающими воображение семейными легендами.

"У моего деда Порфирия Никитича было три брата. И всех троих нарекли Иванами - они все были Иваны Никитичи Нечаевы. А чтобы не путать, то в быту звали просто - Старший, Средний и Малой, либо Черный, Белый и Малой. У Белого были два разных глаза - один голубой, другой карий. Особенность иметь голубые или карие глаза передавалась на генном уровне через несколько поколений. Родились те Иваны друг за другом в 1880-1890 годы, - рассказывает про свой родовод женщина. - Их родовое гнездо, дом, стоял в нашей Ветке по Монастырской улице".

Кстати, именно здесь, недалеко от нынешнего музея, располагался много раз разоряемый Покровский старообрядческий монастырь, который, по сути, был с конца XVII по XVIII век крупнейшим центром старообрядчества.

Интересная история мамы Галины Нечаевой и ее знакомства с будущим мужем, то есть отцом нашей героини.

Корни Инессы Александровны Тимофеевой (1925-1988 годы) связаны с уральскими местами - Гусь-Хрустальным и Уршалом. Это ветвь родовой линии, которая ведет к Уралу.

Инесса Александровна, будучи 14-летней девчушкой, училась в геологическом техникуме. Накануне войны, в 1939 году, учащихся, самый старший из которых был 18-летним, отправили в учебную экспедицию в Зауралье. "Молодая студенческая команда с энтузиазмом изучала горные породы, искала, вероятно, стратегические руды", - продолжает Галина.

Тамошнее население принимало ее маму за местную, поскольку она была черненькой и с ней начинали разговаривать по-башкирски. Поэтому она выучила только одно выражение на этом языке: "Я не понимаю по-башкирски".

Все эти истории Галина помнит по маминым рассказам, которые в юности не очень-то и запоминала, о чем сейчас очень сожалеет, как и многие из нас, не успевшие вовремя в деталях запечатлеть, записать удивительные повествования своих родителей и дедов, наполненные интереснейшими деталями и отражающими давнюю эпоху жизни предков.

"Вообще образ мамы находится вне истории. Как удивительно, что практически сами дети, по нынешним представлениям, вдруг становятся родителями. И для своих детей они - словно боги", - рассуждает Галина.

А вот и сама история знакомства родителей Галины Нечаевой. Их разделяло огромное расстояние. Белорусская Ветка и уральский край отделены немалой сотней верст и не были тогда связаны ни авиарейсами, ни интернетом. И тем более удивительна их встреча, ниспосланная самой судьбой.

Мама Галины в техникуме подружилась с Карлом Омельченко, который был родом из Ветки. Карла призвали в армию и он погиб на фронте. Об этом мать Галины узнала заочно от его брата Виктора. А тот рассказал о юной Инке своему двоюродному брату. Завязалась переписка, результатом которой стал приезд девушки в Ветку.

Отец Галины побывал на родине жены и, когда увидел свою тещу, то сказал, что подобной русской красавицы в жизни ранее не видывал.

Из детства Галина запомнила - изящная и хрупкая, небольшого роста мама и рядом с ней высокий отец, оба черненькие. Они были красивой и гармоничной парой.

История семьи, как и всей страны, неразрывно связана с событиями и трагедией Великой Отечественной войны.

Эти эпизоды - из рассказов бабушки: "Дом наш перенесли в другое место сразу после войны, раньше он стоял на углу Монастырской улицы. В Ветке в конце 1943 года три месяца стоял фронт и мало что сохранилось, шли жестокие бои на правом берегу Сожа. Мой отец 15-летним мальчишкой убежал на фронт, прибавив себе возраст. Ребят из года его настоящего призыва стали брать в армию уже после войны. Отец служил в разведке, в артиллерии. С войны 17-летний пацан вернулся с контузией, однако ему продлили службу. Когда восстанавливали разрушенный немецко-фашистскими захватчиками Минск, юный сержант контролировал работу немцев, которые воссоздавали столичный проспект.

Галина знает про войну по рассказам старших. Ее дядя погиб при форсировании Сожа в кровавой битве. Забрать его тело с места гибели мать смогла не сразу, а только когда окончились кровопролитные бои. Обливаясь горючими слезами, она на лодке перевезла тело сына на левый берег реки и захоронила на местном кладбище…

Галина родилась, когда уже отполыхала огнем и трагедиями война, 22 декабря 1951 года. Они с братом, которого зовут Александр Григорьевич, были желанными детьми в семье, однако воспитывались в большой строгости.

Детство ей запомнилось именно строгими домашними нравами, старообрядческими традициями, которые оказались впоследствии круто вплетены в ее судьбу.

Из ярких воспоминаний ее детства - домашние застолья, древняя старообрядческая традиция семейных чаепитий за самоваром, когда собиралось несколько поколений семьи и старшинствовали деды. Посиделки были с разговорами и непременно песнями, содержание которых, как впоследствии поняла Галина, было тесно связано с историей старообрядчества. А тогда, малышкой, она просто впитывала красоту песенных мотивов и милые сердцу детали обряда чаепития.

Дом тот дедовский, родовой, кстати, цел, сохранился. "Я сейчас в нем живу летом, здесь жили бабушка с дедушкой, мои родители", - рассказывает Галина Нечаева.

Вот они, целебные силы дедовских корней. Их восприятие незримое, но мощное и неповторимое.

"Когда деды допивали очередной стакан ароматного горячего чая, то говорили: Настенька, а поставь-ка нам еще самоварчик. В старообрядчестве приняты уменьшительно-ласкательные слова, - повествует, словно поет песню, Галина. - Пили чай и очень много разговаривали, обменивались мнениями, делились сокровенным. Спиртное почти и не требовалось, чтобы поддерживать душевное застолье. У старообрядцев старинная культура чаепития, несмотря на свое непринятие новшеств типа чая в 17 веке. За столом по старинной традиции очень красиво пели народные песни, душевные романсы, трогающие до слез. И еще запомнилось: длинные белые самотканые полотенца вешали на плечи, чтобы вытирать обильный пот, который струился во время таких чаепитий. Моя бабушка уже не ткала. "Абрусы" (скатерть по-старообрядчески, из белорусского), сохранялись от прабабушки, с ее произведениями я познакомилась в детстве, а бабушка показывала, на сколько дощечек ткалась та или иная "самобранка".

И вновь Галина приводит параллели: "Я полжизни проработала в музее, прежде чем соотнесла слова услышанной в детстве песни "Славное море, священный Байкал" с историей расселения ветковчан во время второго изгнания старообрядцев с белорусских земель в 1764 году. Ветку полностью сожгли и старообрядцев гнали по этапу партиями вместе с семьями. По различным данным, это было от 15 до 40 тыс. человек, которых расселяли в разных местах, в том числе на вновь завоеванных в екатерининское время территориях, которые надо было осваивать. Их вели туда".

"Нерченск, нерченский полк - слова про них из песни, как оказалось, также связаны с историей ветковской колонии старообрядцев, которые расселились затем в Забайкалье. А связи между расселенными старообрядцами продолжались, несмотря ни на что. И уже в современный период времени, когда к нам приезжали в музей туристы из Забайкалья, они вспоминали рассказы своих прабабушек о том, как вели их с Ветки. Вот такие они, витки истории. С 1764 года семейные предания у них сохранились. И приезжая сюда, они воспринимают Ветку как свою прародину", - размышляет Галина, которая с годами сама все глубже окунается в осмысление истории старообрядчества.

"Изучение старообрядчества как абстрактной истории это одно, - продолжает женщина. - И совсем другое, когда это связано личностно, с твоими корнями, твоими предками. Когда ты собственному деду, давно умершему, своему лучшему другу в детстве, даешь потом такой обет: то, ради чего он и его предки жили, чего они достигли в своей жизни, в своем творчестве: обычаях, ремеслах, искусстве, - не должно быть забыто. Бесчестно забывать то, что должно передаваться из поколения в поколение", - рассуждает Галина, которая как раз и посвятила свою жизнь сохранению, систематизации и популяризации народного творчества своих предков, своей страны.

И при этом философски замечает: "А иначе зачем жить, если бы все потом пришло в забытие?"

Ответы на этот и другие вопросы она позже, в 2002 году, даст в своей книге "Ветковская икона", изданной на русском и английском языках. В издании изложены ее впечатления, мысли, ее понимание старообрядчества и культуры иконы. Эта книга стала одной из первых по искусству старообрядчества и послужила мощным стимулом для его изучения.

Школьное детство Галины было связано с рисованием, написанием стихов и оформлением всех школьных газет. До сих пор она помнит свою любовь к рисованию корабликов мечты.

Тогда ничего не предсказывало, что она выберет делом всей жизни музейную работу. Хотя в школе посещала краеведческий кружок, который в Доме пионеров вела мама.

"Мы с увлечением занимались краеведением, начиная с археологии. И нас даже взяли на 10 дней на крупнейшие раскопки индоевропейского могильника на территории Ветковского района, - вспоминает Галина. - Вот оттуда - толчок к разгадыванию исторических загадок, который проявился через 30 лет. Эта любовь к раскопкам осталась на всю жизнь. Я не копаю ничего, но вся музейная работа - это своего рода раскопки. А иногда я нахожу на песке у реки что-то интересное после половодья, ведь земли у нас очень древние. Кстати, вся наша археология в Ветковском музее - это наши музейные экспедиции либо эти находки. И там очень много вещей, найденных лично и отданных в музей".

С окончанием школы в 1969 году встал выбор будущей профессии.

Галина рассказывает: "Поскольку моя любовь к рисованию не подкреплялась получением хоть малейшего начального образования в этой сфере, то было понятно, что поступить учиться на художника мне не светит. Более реальным для получения будущей специальности казалось мое второе увлечение - написание стихов, сочинений. Где-то в 9 классе литературный стиль у меня уже сложился, писать получалось легко и просто. Поэтому я, посоветовавшись с отцом, решила стать писателем и поехала поступать в Ленинградский университет, где конкурс был очень даже серьезный - 16 человек на место. Две попытки поступить в этот вуз оказались безуспешными. Хотя сочинение я написала на 5 баллов, из 150 человек поставили лишь одну или две пятерки. Мне руку пожали. Я вышла в коридор и заплакала, потому что во время второй попытки поступления уже работала в школе пионервожатой, вкладывая душу в работу с детьми и задерживаясь в школе до 8-9 вечера на разных мероприятиях и хороводах, поэтому не хватило времени и сил до конца повторить историю, на экзамене по которой (по Суворовским войнам) я явно не дотягивала до проходного балла. Опять же первый вопрос, о творчестве Рублева и строительстве Московского кремля, ответила с увлечением и на шесть баллов. Преподаватель долго стоял у окна, расспросил меня, узнал, что я из белорусской глубинки, подумал, наверное, что эта девочка в Беларуси найдет место и поставил мне справедливую тройку, из-за которой я не поступила".

Если бы тогда он поставил что-то большее, чем тройку, то Ветковского музея, такого как он есть, наверняка, не было бы.

После неудавшихся попыток стать студенткой Ленинградского университета Галина продолжила работать пионервожатой. Она по-прежнему много писала, в свои тетрадки. А затем поступила в Гомельский университет на отделение языка и литературы историко-филологического факультета.

После окончания вуза с красным дипломом в 1976 году девушка поехала работать в школу. Это была деревня Казацкие Болсуны в родном Ветковском районе. По ее признанию, работать было интересно, но трудно. Молодой 24-летней учительнице сразу же определили немалую нагрузку, поскольку с кадрами были проблемы.

Разговор, кардинально изменивший вектор жизни молодой учительницы, состоялся летом 1979 года.

По соседству с ее семьей жил энтузиаст-собиратель, самодеятельный художник Федор Шкляров, который тогда только начал создавать районный музей. "Приходите ко мне в музей работать", - пригласил он Галину и ее подругу Светлану, которая до сих пор работает главным хранителем в музее, сейчас она кандидат наук по искусствоведению.

"Позвал, мы и пришли. Распределение в школе было уже отработано. Зная наши романтические натуры и видя нашу ответственность, Федор Шкляров не прогадал. Так мы и променяли на музейные 64 рубля в месяц школьную зарплату в 240 рублей (на две ставки). А она по тем временам была очень впечатляющей. Мы стали у Федора Григорьевича первыми сотрудниками. Работал он в маленькой комнатке, в клубе - ее выделили под будущий музей. Трудился один, зато у него уже созрели грандиозные амбиции и планы, которым суждено было сбыться. Правда, очень нескоро", - рассказывает Галина Нечаева.

Все сбылось, кстати, во многом благодаря ей и подруге Светлане.

"Мы думали, что найдем две книжки на темы, что такое белорусская культура и как построить музей, а затем буквально через год - два как сказочный замок возникнет необыкновенной красоты музей. Музей и правда получился достойным, вот только его создание немножко растянулось - на всю жизнь", - улыбается, вспоминая о своих наивных девичьих мечтах, Галина Нечаева.

Удивительно, но так сложилось в жизни Галины Нечаевой, что однажды все незамысловатые детские ощущения и смутные воспоминания вдруг удивительным образом связались воедино с тем, что было судьбой ниспослано - всю жизнь посвятить изучению традиций старообрядчества и белорусского народного творчества того края, где она живет, то есть юго-восточной части Беларуси.

Словно пазлы, сложились те детские ощущения и фрагменты знаний в многогранную историю всего старообрядчества, которую Галина Нечаева отразила в изданных совместно с другими работниками музея книгах, в созданных музейных экспозициях в Ветке.

"Мы живем вовне, но одновременно внутри себя мы наматываем бесконечное количество витков вокруг своего какого-то внутреннего центра. Это такая моя космическая терминология, - философски размышляет представительница старообрядческой Ветки. - Как по спирали мы развиваемся, так мы можем ментально оказаться над тем самым местом той темы, которой некогда занимались твои предки. И мысленно мы над той точкой, где деды сидят по-прежнему за столом и поют эти песни. И ты детской памятью начинаешь вспоминать, как они пели, и начинаешь соотносить обрывки детских воспоминаний с глубоко изученной историей старообрядчества. Все собираешь воедино - ощущения, воспоминания, историю. И у тебя вдруг связываются единой цепочкой - исторические события со словами услышанных тогда песен, например, это про историю второго массового выселения старообрядцев и того, как формировался Нерченский полк, в котором были призваны и участвовали ветковчане".

Она приводит пример про стихотворение Михаила Лермонтова "Казачья колыбельная", которое все мы проходили еще в школьные годы.

"Колыбельная песня, которую поет казачка над колыбелью своего сына, вначале воспринимается как просто стихотворение близкого тебе человека, образ которого создал Михаил Лермонтов (1814-1841). А ведь поэт был 27-летним мальчишкой, служил на Кавказе, был храбрым. Я много лет спустя после школы, уже изучая старообрядчество, прочитала, что примерно в 1764 году было еще одно направление высылки предков, уже не конкретно моих. Эти бесконечные связи продолжаю находить. Часть старообрядцев тогда ушла именно на Кавказ, в Новороссийский край и, кстати, до сих пор там можно найти древние ветковские иконы. Коллекционеры оттуда присылают на консультацию (с огромным уважением к Ветковскому музею) посмотреть, действительно ли это Ветковские иконы и к какому веку они относятся. А находят их, например, в Ставропольском крае, в Ессентуках. История гласит - туда в 18 веке были переселения, и полк, в котором служил Лермонтов, был частично сформирован из казаков, которые в своем роду также могли вспомнить Ветку".

"В детстве я учила это стихотворение. И над строками "дам тебе я на дорогу образок святой, Ты его, моляся Богу, ставь перед собой" я всегда задумывалась… Будучи советским пионером, я тогда даже не представляла, что речь идет о таких мощных движениях, большой давней политике, личных судьбах и о многочисленных трагедиях людей, в том числе ветковчан. Я просто удивлялась, откуда поэт знал про мою бабушку, про тот маленький медный образок, который стоял у нас дома у большого распятия совершенно роскошной работы. И перед Пасхой бабушка всегда велела залезть на стол и доставать оттуда оклад с иконы и этот образок. Чистила я эти медные вещи, бронзовые, под углом дома, где был хорошо вымытый песок, буквально неподалеку от склона к реке. Делала кашицу из соленых "бочковых" помидоров и песка, наносила на потемневшую медь или бронзу, начищала и все сияло".

Вот такие чудные мазки воспоминаний, отложившиеся в детстве и юности, вдруг во взрослой жизни, с учетом новых знаний и жизненного опыта расцветают в воображении новыми образами и складываются в пазлы, которые и воссоздают целостную картину отдельно взятого исторического периода жизни. Многие из этих стихийно возникших в уме картин реальной истории жизни старообрядческих семей затем лягут в основу книг, которые были написаны Галиной Нечаевой и которые открыли неизвестные ранее периоды истории старообрядчества, иконописи, белорусского народного творчества.

Свое видение истории развития в Беларуси народного творчества, старообрядчества она совместно с коллегами постаралась отобразить в Ветковском музее, который сегодня ярко представляет самобытный и неповторимый труд зачастую простых и неизвестных гениев и талантов земли белорусской, воплощенный в рушниках, скатертях, в кузнечном, плотницком и бондарском искусстве, в иконах местных мастеров и рукописных книгах.

Увлеченная созданием уникального музея, бесконечными экспедициями, Галина понимала, что пора бы вспомнить и про личную жизнь.

"Я вышла замуж в позднем возрасте, за брата своей подруги Светланы. Все произошло неожиданно - он приехал в Ветку лишь для того, чтобы забрать свою сестру из нашей пострадавшей чернобыльской территории. А в итоге остался здесь навсегда, работал в музее реставратором, экскурсоводом", - рассказывает о сокровенном Галина.

В 1990 году в семье появился сын Иван и родительские заботы на какое-то время затмили важность музейной работы. Постепенно ритм жизни отладился. И так сложилось, что в первые годы сыну очень много внимания уделял именно отец, читая ему книги, обучая его простым жизненным премудростям, поскольку мама опять с головой ушла в работу. Галина вспоминает это как очень счастливый период своей семейной жизни.

Однако вскоре все было омрачено болезнью мужа на протяжении нескольких лет и его тяжелым уходом из жизни. Одновременно в это же время умирал и ее отец, которого она похоронила в 1996 году, а через год не стало мужа. Ее сын в 7 лет остался без отца. Горя хватило. Это целый кусок жизни, связанный с трагедией ухода самых близких людей. Было очень больно и тяжело.

Галина находила силы в подрастающем и радующем ее сыне и, конечно же, любимой работе. При этом работа требовала полной самоотдачи, а сын - внимания. Помогала подруга, а теперь и родня, Светлана: "Нас сын и звал родителями". Однако и она работала в Ветке, в этом любимом музее, которому обе посвятили жизнь. Любая задержка на работе в Ветке была чревата тем, что забирать сына из садика в Гомеле, куда они уже перехали, было некому. О том сложном периоде времени женщина вспоминает с грустью.

Отдельная тема разговора - авария на Чернобыльской АЭС, которая своим черным облаком окутала уютный ветковский уголок, превратив в 1986 году немалую часть Беларуси в небезопасное для жизни и здоровья место.

"Это трагедия", - кратко говорит Галина о том времени и тех событиях. Поневоле люди вынуждены были покидать обжитые места. Тогда жителям Ветки, которая относилась к чернобыльской зоне отселения, выделили тысячи квартир повсюду по стране. Галине Нечаевой в 1991 году квартира была предоставлена в Минске. Однако радости это не принесло, поскольку вскоре стало понятно, что желания переезжать в другое место нет, ведь не было сил оставить родной дом, любимое дело… В итоге было решено не оставлять музей на произвол судьбы и не переезжать в Минск.

А ведь если бы тогда уехали местные энтузиасты-музейщики, то такого музея в Ветке, наверное, не было бы.

Тема Чернобыльской трагедии вроде как бы утихает, об этом стали меньше говорить и писать, в мире возникли совсем другие вопросы человеческой безопасности. Однако из жизни отдельно взятых людей чернобыльский период никуда не делся - у одних он отзывается болезнями, у других - перекроенными судьбами.

Посещение Ветковского музея старообрядчества и белорусских традиций имени Федора Шклярова дарит необыкновенно светлые и яркие впечатления. Совершенно очевидно, что в него вложена душа и профессионализм целого коллектива энтузиастов.

Резные ворота на входе в музей сразу готовят к тому, что и внутри нас ждет нечто необычное. Надежды оправдываются. Ворота и резьбу на них сделали три человека - Федор Шкляров, Галина Нечаева и Светлана Леонтьева.

"Музей - это мой портрет, - говорит Галина и тут же поправляет себя. - Не только мой, но и наш, начиная с Федора Шклярова".

И рассказывает про еще одного человека - архитектора Леонида Осеннего, который давно уехал жить в другую страну, но его вспоминают добрым словом и сейчас. Он заложил очень важный принцип экспонирования в залах музея, разделив пространство на три зоны - зону зрителя, затем - витрины и межвитринные стекла, куда зритель может заглядывать в завитринное пространство, и это третья зона. Поначалу она планировалась как мебельные натюрморты, уголки былой жизни этнографического характера. Однако сама культура - былого - и характеры, профессиональные системы сотрудников - превратили создание экспозиций в драматургию, порой детективы, наполненные символизмом и разгадками древних тайн. Короче, принцип диалога и одушевления вещи, свойственные самой Традиции, превратили ряды артефактов в действующих лиц, в героев и вести из прошлого, обращенные непосредственно к зрителю.

Мы с Галиной Нечаевой входим в музей, и она сразу же всерьез предупреждает: "Мне нельзя начинать говорить, иначе мы отсюда не уйдем". И действительно, она может бесконечно долго и с огромной любовью рассказывать про экспозиции музея, с которыми связана вся ее жизнь и судьба.

"Мы впервые в Беларуси применили цветовую атмосферу при создании экспозиций музея, а также оказались первыми, кто применил семиотический принцип к культуре и традициям своей страны", - рассказывает женщина.

…Окунаешься в картины старины, словно находишься на берегу реки жизни. С первого знакомства с музейными экспозициями будто пытаешься проникнуть в сущность того давнего бытия много столетий назад, когда наши предки занимались рыбным промыслом, ткачеством, резьбой.

Каждая витрина трехслойная и многогранно отражает периоды развития жизни наших предков.

Галина ведет по музею, как по плавно текущей реке жизни, где отражены все новые периоды развития цивилизации. Одна из экспозиций называется "Мы так давно здесь живем" и повествует о жизни, начиная еще со среднего каменного века - мезолита.

Грамотно выстроенные экспозиции музея завораживают, увлекают языком орнамента, украшений, артефактов и иконотворчества.

Отдельно хочется рассказать про рушники, которых на первых порах было всего пять. А сейчас здесь собрано более 3 тыс. узорных тканей. И это не только рушники, строй орнамента которых лег в основу культурного кода, связующего поколения. Он оказался единым - для всего разнообразия узорного ткачества, от скатерти до женской рубахи.

Мощная связь традиций поколений и огромный пласт народной культуры действительно прослеживается именно через орнаменты белорусских рушников. Как утверждают специалисты, произведения ткачества отражают сотворение мира. Кстати, сами сотрудники музея освоили все этапы технологий - от прядения до заправки станка и до техник ткачества, сохраненных разными местными традициями.

В изделиях ткачества воплощена в том числе древняя белорусская мифология, периоды жизни человека - рождение, девичество, свадьба, смерть. Причем все обрядовые вещи абсолютно точно сделаны из местных материалов.

"Мы - тот музей, который с самого начала исследует любой артефакт как текст определенных традиций. Они, кстати и выявлены, и собраны, и исследованы нами самими. Мы пытаемся воссоздать или записать, восстановить или найти свидетельство всех кодов, которые работали в данной традиции. Это будут словесная, изобразительная, обрядовая практика, вплоть до траекторий культурных действий. Это будет порядок развешивания рушника, траектория обряда, к примеру, свадьбы. Мы можем расшифровать в древних национальных орнаментах культурные слои и магические верования в Перуна - бога-громовника (по славянской мифологии) и в Мать - Сыру Землю (персонифицированный образ земли в мифологии).

Огромное множество экспонатов музея собрано по местным деревням, в многочисленных экспедициях, которыми до сих пор насыщена жизнь ветковских музейщиков. Этот важный и примечательный факт. Наукой тут занимаются на впервые выявленном, привезенном, отреставрированном и вводимом в научный контекст, на собственном материале.

"Мы, пожалуй, самый богатый в мире музей по региональному ткачеству, по подбору коллекций и по их расшифровке, - рассказывает Галина. - К примеру, вот это - знаменитые неглюбские рушники из нематериального наследия Беларуси. Им интересуется ЮНЕСКО. Удивительна история их создания".

Кстати, в музее печатают на старинном станке, по чертежам времен Скорины. Его "построил" из дуба брат Галины, Александр. Тоже золотые руки, из этой же старинной семьи.

Вообще здесь к каждому артефакту относятся чрезвычайно бережно - как к памятнику традиционной, локальной культуры и обязательно трактуют, как его понимать, при этом сохраняют историю местности, где вещь была найдена и по возможности - кому она принадлежала в последнее время.

На иконы можно смотреть бесконечно. В них все магично. Также прекрасны и уборы икон - золоченые рамы, речной жемчуг, серебро, чеканка. Поразительное соединение стилистики новых исторических стилей: барокко, рококо, ампира - с византийскими еще технологиями в старообрядчестве. Это огромный пласт культуры.

Об одной иконе Галина рассказывает: "Вот эта история совершенно уникальная. Это не просто икона, а комплекс для интимной молитвы. Вплоть до того, что вогнутая рама внутри покрыта полированным золотом, и когда есть источник света, то образуется удивительная световая сфера. Некоторые из этих вещей - многовековые. Они ювелирно отреставрированы реставраторами Ветковского музея".

А икона святого Николы Отвратного, который отвращает беды, - это бренд Ветковского музея.