Только в «ГП»: Свидетель трагической гибели «Новороссийска» живет в Гомеле (фото)

27.12.2013

На его глазах линкор перевернулся на бок и затонул. Он видел, как к месту катастрофы устремились катера, и спасатели стали доставать из воды тела погибших. Это было почти 60 лет назад. Офицеру запаса, капитану второго ранга Григорию Федосовичу Гончару 81 год. Но с фотографий в семейном альбоме по-прежнему смотрит молодой красавец-моряк.

В 70-е говорили, что линкор мог взорвать водолаз-смертник

Как уже писала «ГП», линкор «Новороссийск» затонул в Северной бухте Севастополя в октябре 1955 года. Огромная брешь, возникшая в носовой части корабля, не оставила ему шансов. В годы Второй мировой линкор принадлежал итальянскому морскому флоту и назывался «Джулио Чезаре». СССР он достался в результате репарации, и версия, что гибель корабля стала местью итальянцев, как реванш за проигрыш в войне, долгие годы была одной из главных. Не так давно ее озвучил и бывший итальянский диверсант. Он признался западным журналистам, что сам находился в группе подводных пловцов, взорвавших легендарный линкор. Это откровение заставило еще раз вспомнить о почти позабытом «Новороссийске». В прессе появилась серия публикаций, где возможные причины гибели корабля в очередной раз разбирались по косточкам. Однако версии, даже самые убедительные, так и остались версиями. Истина, скорее всего, утонула вместе с «Новороссийском». И если сегодня что-то и можно принять на веру, так это свидетельства очевидцев. И чем больше времени проходит со времени трагедии, развернувшейся в Северной бухте Севастополя на глазах у всего города, тем они бесценнее. Григорий Федосович Гончар на интервью согласился далеко не сразу. Все спрашивал: «Ну, к чему это?». Помогла супруга, Мария Фроловна, с которой они уже 56 лет в браке. Уговорила. Объяснила: это важно, особенно тем, кто потерял тогда близких. И Григорий Федосович стал вспоминать. В морфлот он призвался в 1951 году со второго курса Мозырского педучилища. 1955 году служил на штабном корабле «Рион». У него, кстати, своя богатая история. Ранее это была эстонская президентская яхта «Пиккер». В состав Краснознаменного Балтийского флота яхта вошла в 1940 году. Название «Рион» — четвертое по счету. Его яхта получила уже в Севастополе, куда попала в конце 40-х. Под названием «Рион» корабль эксплуатировался как штабной. На его борту бывали Сталин, Хрущев, югославский лидер Тито и многие другие видные политические деятели. В семейном архиве Григория Федосовича есть фото времен службы на «Рионе», где будущий премьер-министр Индии Индира Ганди вместе со своим отцом, первым премьер-министром страны Джавахарлалом Неру, ступает на палубу советского военного судна.
Покидая Севастополь, Индира Ганди утирала слезы платком
Ночью 29 октября 1955 года Григорий Гончар, штурманский электрик и командир отделения, был дежурным по «Риону». В его обязанности входило обслуживание всего навигационного оборудования. Но поскольку «Рион» в тот момент стоял на приколе у Графской пристани, в работе навигационного оборудования необходимости не было. Дежурный мог свободно передвигаться по кораблю и находиться в любой его части. Главное, чтобы о его местонахождении знал рассыльный. Рассыльный и доложил Григорию Гончару, — уже после того, как сам он услышал сильный взрыв, что к «Новороссийску» со всех сторон устремились катера. Несмотря на то, что «Рион» находился в Южной бухте Севастополя, а «Новороссийск» — в Северной, силуэт линкора четко вырисовывался на фоне ночного неба и был хорошо виден. Корабль стоял на бочках — стальных поплавках. Он был пришвартован к ним с носа и кормы. Агония линкора продолжалась около трех часов. «Людей не спасали, — рассказывает Григорий Федосович. — Люди спасали корабль!» Он наблюдал, как к нему то и дело подходили катера со спасателями и они поднимались на палубу. — Рассказывают, что линкор перевернулся вверх килем и погрузился в ил. — Нет. Он лег на бок и затонул. Это произошло у меня на глазах. Над поверхностью лишь небольшая часть осталась. Было похоже на ребра человека, лежащего на боку. Всех кто на палубе находился, накрыло водой, смешанной с грязью. Вряд ли кто-то мог спастись. Мертвых было много, вспоминает, Григорий Федосович. Их вылавливали сутками. Катера подвозили тела к берегу, где работали специальные похоронные команды. Погибших моряков тут же переодевали, оформляли необходимые документы, чтобы сообщить родственникам, и хоронили в братской могиле. Григорий Федосович слышал, что в ней нашли вечный покой более четырехсот моряков. (В момент трагедии на борту «Новороссийска» находились 1577 человек. Более шестисот погибли. — Прим. авт.) Недели через две после трагедии делегация «Риона» побывала у братской могилы, чтобы почтить память погибших товарищей. Григорий Федосович не помнит, чтобы вскоре после трагедии среди моряков шли какие-то разговоры о причинах гибели линкора. Вернувшись домой, он окончил Мозырское педучилище. Тогда же встретил любовь всей своей жизни — Марию Фроловну. Был педагогом, трудился на ниве сельского хозяйства, продвигался по партийной лестнице. В 1971 году, в зрелом уже возрасте, вновь попал на Черноморский флот — на специальные курсы. После одной из лекций подошел к читавшему ее контр-адмиралу. Сказал, что служил на «Рионе», видел, как погибал «Новороссийск». Спросил, известна ли теперь причина его гибели. Контр-адмирал ответил, что линкор мог взорвать водолаз-смертник. (Как известно, незадолго до взрыва возле Севастопольской бухты видели неопознанную подлодку. — Прим. авт.) Правда, предупредил контр-адмирал, афишировать этого не стоит. Сегодня можно афишировать все. Тем более, что ни одна из версий, не нашла окончательного подтверждения. Ну, а для Григория Федосовича каждая из них — болезненное напоминание о трагических событиях, очевидцем которых он стал.

По следам затонувшего «Новороссийска»

После того, как «Гомельская праўда» рассказала о моряках с «Новороссийска», бывших уроженцами Гомельщины, в редакции стали раздаваться звонки: кое-кто из родственников нашел в газете родные имена. Так «ГП» оказалась в Октябрьском, где живет Зинаида Александровна Новик. Ее младший брат Леонид Бруяк был матросом на погибшем линкоре.
Зинаида Александровна с фотографией брата. Лица на отретушированном снимке как нарисованные
О том, что брат погиб, она узнала незадолго до свадьбы. Из-за нее-то известие о его смерти почтальон вначале не хотел нести в их дом, да соседи устыдили. Сказали, что родным моряка еще больнее будет, когда узнают, что они песни на свадьбе пели в то время, как его уже в живых не было. «Так что сами понимаете, — какая у нас была свадьба», — вспоминает Зинаида Александровна. Семья Бруяк жила в деревне Смоловка Октябрьского района. Пятерых детей — двух сыновей и трех дочерей, — мать воспитывала одна, рассказывает Зинаида Александровна. Отца забрали в 37-м, и уже через три дня расстреляли в Мозыре. «Об этом и бумагу прислали,» — вступил в разговор Леонид Трофимович, её супруг. Его отца тоже репрессировали, но годом позже. И он остался жив.
Леонид Трофимович
Вспоминая о полуголодном детстве, Зинаида Александровна говорит, что Леонид, ее младший брат, очень хотел учиться. Но мать дальше седьмого класса не пустила: нужно было работать, семью кормить. Брат был очень работящим, рассказывает она. А еще очень любил петь. Когда он погиб, в деревне долго потом говорили, как хорошо он пел.
Письмо Леонида сестре Зинаиде
Мать, получив известие о смерти сына, много плакала, — продолжает свой рассказ Зинаида Александровна. Но как это случилось узнать, как не пыталась, не смогла. Много писем написала, но отовсюду отвечали: корабль затонул, а он был внутри. Фотография корабля, сшитая нитками на месте разрыва, хранится в семье Зинаиды Алексеевны. Вместе с письмами Леонида и его фотографиями. Но белой бескозырки на этих фото нет. Зинаида Александровна говорит, что на Черноморский флот Леонид попал не сразу. Вначале служил на суше. Где-то около года. В каких войсках — не знает. Но судя по пушкам на погонах, которые можно разглядеть на фотографиях, в артиллерии. Да и должность его на «Новороссийске» — комендор башенный, то есть матрос-артиллерист, это подтверждает. Сфотографироваться в военно-морской форме Леонид так и не успел. Лишь в письмах приветы передавал «в родную деревушку Смоловку», просил о нем не беспокоиться, говорил, что «каждому надо отдать долг родине», обещал, что придет время, и он обязательно вернется. Из полиэтиленового пакета Зинаида Александровна достает пожелтевший от времени листок. Это свидетельство о смерти. В нем написано, что 29 октября 1955 года Леонид Александрович Бруяк погиб в Севастополе при исполнении служебных обязанностей.
Фотографию корабля, сшитую нитками, Зинаида Александровна бережно хранит
В Смоловке, родной деревушке погибшего матроса, где по сей день живет вдова его старшего брата, «ГП» также побывала. Население здесь — всего восемь человек. Домов много, но практически все пустуют. В поисках обитаемого жилья редакционная машина подъехала к одному из них. Возле давно запертых ворот лежал старый, больной и очень голодный пес. Хромая, он поднялся к нам навстречу. Не было с собой ничего, кроме хлеба. Но пес стал глотать его жадно, двигая проступающими далеко наружу ребрами.
Нина Клементьевна и Леонид Ефимович
Дом обитаемый мы все-таки нашли. А в нем и хозяйку — Нину Клементьевну Дробову. Увидев фотокамеру, она надела нарядный платок. Сказал, что Леонида служить забрали раньше, чем она в Смоловку приехала. А вот мать его она хорошо помнит. Тут из комнаты и муж хозяйки вышел — Леонид Ефимович. Сказал, что со своим тезкой он чуть ли не в один день служить пошел. Только его не в морфлот, а в Брест отправили. Сказал, когда Леонид погиб, у них в части разговоры ходили, будто все из-за предательской команды произошло: не людей спасать, а корабль. Впрочем, Нину Клементьевну и Леонида Ефимовича сегодня больше волнует не тайна гибели «Новороссийска», а нынешняя Смоловка. Автолавка приезжает два раз в неделю, но какие там продукты? То, что в райцентре никто не берет, говорят они. Мост через речку, слава богу, построили. Так за это спасибо МЧС. Но почему к нему автобус не подъезжает? Километр надо идти, чтобы до его остановки добраться. А в деревне одни пенсионеры живут, ноги-то далеко не те, чтобы далеко ходить. Вот если бы в горпоселок их как-нибудь переселили, было бы хорошо. Там и врачи, и социальные работники рядом. Провожая, Нина Клементьевна вышла вместе с нами за ворота. Показала рукой — вон в том доме живет вдова брата погибшего моряка, она, наверное, больше сможет о нем рассказать.
Зинаида Лукинична Бруяк
Дом Зинаиды Лукиничны Бруяк оказался большим и ухоженным. Год назад она овдовела, но видно по всему: дети ее не забывают, поэтому хозяйство в полном порядке. Леонида, как оказалось, она помнит не очень хорошо. Но его фото хранится в семейном альбоме. Рассказали ей, что уже были в райцентре. Там узнали: семья погибшего моряка жила в свое время на улице Пролетарской. На месте их дома в Смоловке, со слов его старшей сестры, березы выросли. Улицу мы нашли, а вот берез так и не увидели. «Так нет их уже давным-давно, сгинули березы те», — сказала Зинаида Лукинична. Уезжали из Смоловки, где родился и вырос Леонид Бруяк, с чувством какой-то щемящей тоски. Проезжая через построенный руками МЧС деревянный мостик, еще раз посмотрели на торчащие из воды полусгнившие опоры его предшественника. Вспомнилось, как сестра погибшего моряка, прощаясь с нами в Октябрьском, спросила: «А вы не могли бы газету прислать, в которой о моем брате напишете?». Ну конечно, Зинаида Александровна, уже высылаем...