Ради такого письма стоило выходить на сцену

Нина Алексеевна из Саратовской области. Союз ее матери с мужем-актером продлился недолго: в 21 год она умерла. Отец отказался участвовать в жизни дочерей, внучек растили бабушка с дедушкой.

Сначала мама училась в плодоовощном институте, где активно участвовала в самодеятельности, а потом поступила в студию Московского камерного театра. Страхи по поводу отношения родственников к актерской профессии оказались преувеличенными: они приняли ее решение.

В столице каким-то образом выживала без стипендии и без жилья — ютилась на Тверском бульваре в старенькой церкви. Близкие не имели возможности помогать, к тому же в семью опять пришла беда. В 1937 году расстреляли мужа маминой сестры. Она пережила его всего на год. Мою двоюродную сестру Эмму тоже растила бабушка.

Нина Корнеева на торжественном вечере

Когда город бомбили немцы, Нина Алексеевна в составе актерских бригад выступала в госпиталях. Это время запомнилось также личной трагедией: погиб ее жених. Позже мама познакомилась с моим отцом, актером Дмитрием Васюковым. Ей было 29, ему — 49. В предыдущем браке у папы была дочь Таня. Мы дружили семьями, ездили друг к другу в гости. С сестрой общаемся и сейчас.

Я родилась практически во время спектакля. Мама и папа служили в третьем областном Московском театре. А вскоре на четыре года уехали в Алма-Ату. Работали в ТЮЗе, жили в каморке с декорациями. Однако когда им предложили квартиру, отказались и переехали в Гомель. Город очень понравился папе. Мы поселились в восьмиметровой комнате двухэтажного барака возле театра. О коммуналках мама всегда вспоминала только хорошее.

Родители часто уезжали на гастроли, порой я оставалась совсем одна. В восемь лет могла отварить картошку в мундире или пшено на воде. Привыкла общаться с мамой и папой при помощи записок, к примеру, такого содержания: “Мы на десять дней уехали в Чернигов. Соскучишься, иди к Жене”. Актерское детство хорошо знал и этот мальчик.

Я часто бывала в театре и до сих пор люблю находиться за кулисами. По многу раз смотрела одни спектакли, а в те времена ставили в основном классику. Шесть сезонов шли “Зимняя сказка” Шекспира и “Угрюм-река” Шишкова.

Оказалось, что мое призвание — это школа. Была бы возможность прожить жизнь еще раз, снова выбрала бы профессию учителя. Но творческая среда и здесь давала о себе знать. С учениками мы ставили “Горе от ума”, “Недоросль”, “Маскарад”, ходили в театр. Да и маму часто приглашала читать произведения Чехова, Тургенева, Бунина.

В обычной жизни Нина Алексеевна не была звездной, не требовала отдельных апартаментов на гастролях. И хотя хозяй­ством не занималась, в быту была совершенно некапризна.

Всю жизнь она шила себе и мне одежду и делала очень “вкусные” вещи, которые умела носить. Могла придумать шуточный вариант. Помню, у нас жил волнистый салатовый попугайчик, из перьев которого она сотворила изумительную брошь. Еще мама любила шарфики и до последних дней ходила по Советской на огромных каблуках.

В любых трудностях умела видеть смешное и учила этому меня. В ее программу “Юмор спасет мир” попадали и случаи из жизни. Однажды, будучи уже немолодой, она поскользнулась и упала. Тут же рядом на асфальт приземлился пожилой мужчина. Они помогли друг другу встать, поговорили. Очарованный ею, незнакомец спросил:

— Не встретится ли нам еще?

— Когда?

— Завтра.

— Где?

— Здесь, на этом же месте. Если вы упадете раньше, то лежите и ждите меня. Если я, то буду ждать вас.

Да, ею невозможно не восхищаться. Если ехала в санаторий, то и в 82 года ей звонили поклонники. Она была интересна образом своей жизни и отношением к ней. Научила нас радоваться каждому дню. А когда плохо себя чувствовала, не признавалась в этом. Если спрашивали, отвечала: “Сегодня хорошо, а вчера было неважно”.

Евдокия Конёк: всегда чувствовала, что живу в семье, где любят друг друга

Театральная жизнь в Гомеле сразу пошла удачно. Мама сначала получила звание заслуженной, потом народной артистки. Она всегда жаждала одного: играть с любой программой в любом спектакле. Но в театре ради истины могла быть и жесткой. Как член худсовета не пропускала безвкусицу.

Многие вспоминают ее принципиальность. Но мама прошла курс Александра Таирова и играла на одной сцене, хоть и в массовке, с великой актрисой Алисой Коонен. У нее осталось ощущение школы, качества. Святые вещи.

С конца восьмидесятых по девяностые в ее карьере наметился некий спад, хотя простоев не было никогда. Не занятая в труппе, мама находила пространство для работы, создавая моноспектакли. Огромное количество выступлений состоялось в самых разных коллективах. Когда ее приглашали, лишь уточняла, сколько займет творческая встреча: час, два, три или четыре. Без остановки читала Северянина, Барбюса, Циписа.

Как-то на дизеле мама поехала в Калинковичи, где в школе два часа читала произведения классиков. И как она это делала! Ученики слушали восторженно. Оттуда привезла пучок вербных котиков. Такие вещи она всегда ценила. Очень любила цветы.

Гомельчане Павел Конёк и Таисия Введенская в московском спектакле “Эти свободные бабочки”

Когда Нине Алексеевне исполнилось 87 лет, в течение июля она дала в сельской местности более тридцати моноспектаклей, на чем и подорвала здоровье. Но об этом не думала. Даже когда из реанимации кардиологии ее перевели в обычную палату, попросила привезти концертное платье, туфли на шпильках, косметику. “Завтра буду давать здесь концерт”, — бодро заявила она. Мама провела двухчасовую программу. А через десять дней, 5 декабря 2007 года, умерла.

…Младший из моих троих сыновей Павел пошел по бабушкиному пути. Сначала я этого опасалась. Помню, на выпускном вечере в школе сестра Таня тихонько говорит мне: “Смотри, гены зашевелились”. А через некоторое время Паша с первого раза поступил во ВГИК на актерский факультет. Мы были ошарашены, узнав, что на 21 место претендовали 16 тысяч человек. После вуза сын работал в Камерном театре русской драмы в Москве, сейчас выступает в антрепризных постановках. Он занимается любимым делом и продолжает актерские традиции нашей семьи.

От автора. После смерти Нины Корнеевой шла речь о том, чтобы на доме по улице Советской, 19, где она жила с семьей с 1977 года, установить памятную доску. Однако этот вопрос до сих пор не решен.