— В вашем проекте принимают участие и осужденные, совершившие особо тяжкие преступления. К примеру, в четырех постановках была задействована Римма, осужденная на длительный срок за совершение убийства. Прежде чем давать роли, вы интересуетесь, за что эти женщины попали в тюрьму? — Нет. Никогда специально этим не интересовался, не вникал, кто за что сидит. Помню, когда шли репетиции над первым спектаклем, разговоры до меня доходили. О двух девушках, отбывающих большие сроки за убийства, я знал. Одна из них открылась мне сама, рассказала, как завязалась драка, чем все закончилось. То есть разными путями до меня доходила информация, но сам я не выяснял деталей их судимости. Иногда смотрю на них и думаю: отчего-то же попадают сюда эти божьи создания — люди необычных искалеченных судеб… 
— По какому принципу подбираете актрис? — Сначала выбираю пьесу, потом советуюсь, кто из отбывающих наказание подходит на эту роль по внешним параметрам, по типу характера. Обязательно проверяю, насколько женщина коммуникабельна. — То есть никаких кастингов по отбору участниц в проект вы не проводите, просто подбираете типаж, который лег бы на конкретную роль? — В общем, да. Но стихи, тем не менее, они читают. Причем у меня свой метод. Прошу прочесть любое четверостишие, пусть даже из школьной программы. Некоторые начинают теряться, ничего не могут вспомнить. Тогда предлагаю прочесть текст куплета современной песни или детский стишок типа "Наша Таня громко плачет", но при этом ставлю актерскую задачу: представить, что текст стихотворения — это содержимое любовного письма или наоборот телеграммы с плохим известием. Такой этюд позволяет понять, насколько человек способен перевоплощаться. — Начальник ИК-4 Светлана Походова убеждена, что сам процесс репетиций важнее результата. Вы придерживаетесь такого же мнения? — Согласен, процесс важнее. Хотя одно от другого неотделимо. Когда я только приступал к реализации проекта "Театр в тюрьме", мне говорили: зачем спектакль показывать зрителю? Просто репетируйте, ведь главное — общение с женщинами, пребывающими длительное время в изоляции. Но я настоял на том, чтобы конечной целью был показ спектакля зрителю. Это же стимул — иначе для чего все эти репетиции? 
— Когда вы приступаете к постановке нового спектакля, ощущаете некую дистанцию по отношению к себе со стороны осужденных, с которыми вам предстоит работать на протяжении нескольких месяцев? — На первой же репетиции говорю о том, что наши отношения должны быть доверительными, иначе не будет толку от совместной работы. Доверие приходит в процессе. Когда мы доходим до триумфального финала, когда актрисы видят результат своей работы — аплодирующий стоя зал, слезы очищения на лицах зрителей, этот контакт становится еще более тесным: после премьерного показа мы становимся родственными душами. К слову, участниц самого первого спектакля я попросил написать мне письма. Подчеркиваю: сам попросил их об этом. И написали… — Это были дежурные отписки или они делились сокровенными мыслями? — Были и дежурные отписки — на уровне автобиографии. Но были и письма, задевшие за живое своей искренностью. К примеру, 60-летняя Татьяна Дмитриевна Крыловская, которая в первом спектакле играла эпизодическую роль, написала короткое, но очень пронзительное письмо. Кстати, она единственная, кто позволил мне в повести "Дело №…", которую я написал об этом проекте, назвать ее фамилию. Все остальные идут под именами персонажей пьес, в которых они играли. Так вот, в своем письме Татьяна Дмитриевна рассказала о том, как она зарезала своего мужа-тирана, который пил, избивал ее и детей. После участия в проекте у этой женщины, всю жизнь проработавшей бухгалтером, вдруг открылся новый шлюз — творческий. Она стала сочинять стихи, посвящая их близким людям. Еще одно письмо мне запомнилось: оно было выстраданное. Его автор участвовала в проекте, когда ей было 27 лет, на то время за ней уже тянулся шлейф преступлений — наркомания, кражи. Она вдруг написала о том, что предшествовало этому: с самого рождения девочка была нежеланным ребенком в семье, отец ненавидел ее, потому что ждал появления сына. Он постоянно избивал свою жену, намеренно губил дочь, стараясь избавиться от нее. Сейчас у этой женщины трое детей, хороший муж. Когда они бывают в Гомеле, мы встречаемся. — Я смотрела все спектакли, которые вы ставили в стенах женской колонии, бывала на репетициях и общалась с участницами проекта. Практически каждая говорит о том, что вы помогли ей пересмотреть свою жизнь и наполнить ее новым содержанием и смыслом. Вы каким-то образом отслеживаете судьбы участниц этого проекта? — Конечно, отслеживаю. Гастролируя по разным городам, встречаюсь с ними. Римма, о которой вы вспомнили в начале разговора, освободилась, звонила как-то: "Я замуж вышла, поздравьте". Когда был в Москве, встречался еще с одной девушкой — Машей, сама она из Речицы. А в Минске на встречу со мной пришла Надя с цветами: "Посмотрите, Алексей Михайлович, букет такой же неординарный, как и вы". Таких примеров могу привести много. Связь, конечно, поддерживаю — встречаемся, созваниваемся. — Действие спектакля "Бог любит" развивается в роддоме. Трогательный сюжет, хорошая музыка. Финальная сцена, когда героиня, собиравшаяся делать аборт, вдруг выходит на сцену с младенцем на руках под песню "Ах, мой сынок…" в исполнении Людмилы Гурченко, пробирает до слез… — На самом деле, пьеса Златы Деминой несовершенна. В ней много безысходности, мрака, я сразу интуитивно почувствовал, что уберу все это. Пьеса заинтересовала меня темой материнства: четыре женщины, находящиеся в роддоме перед Пасхой, рожают — Бог любит… Хорошая закваска. Я предложил актрисам вспомнить свои ситуации, касающиеся материнства и рождения детей, и включил их потом в ткань спектакля, сделав исполнительниц ролей соавторами постановки. 
— Почему вдруг вам захотелось поставить спектакль на тему материнства? — Мои подопечные, которые находятся в местах лишения свободы не один год, говорят, что последние два-три года женщины, поступающие в исправительную колонию, совершенно другие: они перестают быть женщинами, не следят за собой вплоть до того, что приходится заставлять их мыться. Многие из них бросают своих детей. То есть я определил для себя — женщина перестает быть женщиной. Она деградирует, становится жесткой, черствой. Именно это дало толчок к находкам, которые есть в последнем спектакле. Я бы даже больше сказал: спектаклем "Бог любит" мне хочется пробить эту броню. Хотелось напомнить каждой сидящей в зрительном зале, что нет ничего светлее и радостнее материнства, что природой предначертано дарить свое тепло малышу, защищать его, оберегать. Если женщина лишена этих биологических рефлексов и самых нежных чувств по отношению к ребенку, которого выносила, куда мы идем вообще? 
— Вы когда-нибудь задумывались над тем, что тратите свое время на преступниц? — Боже упаси! Нет! Я изначально воспринимаю их не как преступниц, а как оступившихся в жизни людей. Кроме ощущения своей полезности после премьеры или после удачной репетиции, кроме нужности своего дела ничего другого не испытываю. После каждой премьеры думаю о том, что время и силы не зря отданы, что все это с пользой, что у меня есть уникальная возможность влиять на мышление и мировосприятие этих женщин. А у них есть возможность очиститься через искусство, в результате чего они обретают веру в себя. Когда они выйдут на свободу, это позволит им проще влиться в коллектив, найти в нем свою нишу. Вот ради этого, собственно, и работаю. — На репетициях возникают проблемы психологического характера, ведь у этих женщин психика менее устойчива, чем у людей на свободе? — Возникают иногда. Например, на репетициях предыдущего спектакля "Кошки-мышки" конфликтовали две осужденные. Ссора между совсем молодой девушкой и сорокалетней женщиной разгорелась нешуточная, хоть сворачивай проект. Притирка между ними стоила мне огромных сил. Зачастую на репетициях вместо того, чтобы вживаться в образы, мы ведем разговоры "за жизнь". И это гораздо важнее, интереснее и полезнее, чем копаться в роли. Таких репетиций много. Главное, что в результате таких разговоров удается вселять веру в человека. Может, и высокопарно звучит, но тем не менее это так. — Можете привести пример репетиции, запомнившейся вам особенно? — В первом спектакле "Восемь любящих женщин" была задействована осужденная Наташа. В конце спектакля она произносит монолог, в результате которого ее отец кончает жизнь самоубийством. На одной из репетиций мы должны были прогонять эту сцену. Но мне сказали, что в жизни Наташи — большое горе, умер ее отец. Она в тот день все же пришла в клуб. Спрашиваю у нее: "Будем репетировать, Наташа?" "Давайте попробуем", — отвечает она, но уже через несколько минут репетиций у нее вдруг начинается истерика. Она рыдает, девчонки — к ней… Я вышел покурить, чтобы дать им возможность успокоиться. Захожу обратно, все восемь человек воют: одна другую успокаивала, и пошла цепная реакция. Увидели меня, стали потихоньку приходить в себя… Мы отложили репетицию, ударились в воспоминания. Позже, мысленно возвращаясь к этой ситуации, я понял, это был катарсис — слезы очищения, выплеск накопившихся эмоций. В разговорах мы часто затрагиваем какие-то базовые понятия, о которых многие из этих женщин раньше не задумывались и которые становятся для них откровением. Это способ душевного взаимопроникновения. На мой взгляд, суть проекта "Театр в тюрьме" в том, чтобы докопаться до самых глубин души человека и заставить его думать в нужном направлении.* * *
Так сложилось, что востребованный актер драматического театра вынужден был распрощаться со сценой. Сейчас в качестве режиссера он ведет три проекта в любительских театрах и снимается в Москве в российских сериалах "След", "До суда", "Эпоха". В одной из серий сериала "Особый случай" под названием "Сердце дьявола" Алексей Бычков исполняет главную роль. К слову, сюжет очень совпадает с тем, что Алексей Бычков делает в рамках проекта "Театр в тюрьме". Человеку очень доброму по натуре, хорошему семьянину сделали пересадку сердца. И вдруг с ним начинают происходить странные метаморфозы: он звереет, избивает жену. Впоследствии выясняется: ему пересадили сердце рецидивиста. Героя жутко мучает происходящее, он изможден психологически и молит близких освободить его от этих мучений. В итоге решает покончить жизнь самоубийством, так и не смирившись с тем зверем, который сидит внутри него. Но все заканчивается хеппи-эндом, ему делают операцию по пересадке другого сердца.После занавеса
Заместитель начальника управления Департамента исполнения наказаний по Гомельской области подполковник внутренней службы Геннадий Савченко: — Думаю, проекту "Театр в тюрьме" жить еще очень долго, он уникален. Для кого-то из осужденных участие в спектакле — это процесс духовного возрождения, для кого-то — духовного становления. Если хотя бы одна из актрис или сидящих в зале зрительниц задумается о своей жизни и больше никогда не будет совершать преступных деяний, — только ради этого стоит с ними работать. Неслучайно проект прижился только в Гомельской ИК-4. Это единственное учреждение закрытого типа в Беларуси, которое возглавляет женщина. Кстати, Светлана Походова давно служит в исправительном учреждении, ее жизненный и профессиональный опыт неоценим.
