Этот материал написан не для того, чтобы удивить наших читателей. По-моему, сегодня их уже ничем не удивишь — на фоне жестокости в обществе, льющейся с экранов телевизора крови, мордобоя и выстрелов. И что значит по сравнению с этим моральные мучения
и изломанные души пусть даже не одного мальчишки?
Трагедия случилась несколько лет назад. Ранним мартовским утром 12-летний гомельчанин Ваня (все имена и фамилии изменены) проснулся от отчаянных криков матери.
“Ваня, Ванюша”, — звала женщина. Мальчик выскочил из детской и остолбенел: отец склонился над лежащей у окна мамой, а в руках у него был окровавленный кухонный нож.
Ваня бросился к отцу, схватил его за руки, пытаясь оттащить от мамы. Та почему-то не вставала, только всхлипывала и приговаривала: “Миша, Мишенька, я с тобой буду жить”. Мальчик схватил телефонную трубку и, путаясь, начал набирать номер маминой сестры, тети Клавы. Но подбежавший отец нажал на рычаг:
— Марш в свою комнату, живо!
Мальчик, которого сотрясала крупная дрожь, без сил рухнул на кровать. Но заглянувший в комнату отец приказал идти в школу. Лихорадочно одевшись, Иван выскочил из дома. Краем глаза увидев, что мать уже не шевелится, а отец вытирает тряпкой окровавленные руки, он бросился к бабушке.
Через час после убийства Михаила Маковского задержали. Судебно-психиатрическая экспертиза признала его невменяемым и поставила диагноз: параноидная шизофрения. Суд направил его на принудительное лечение в республиканскую психиатрическую больницу “Гайтюнишки” со строгим наблюдением.
С тех пор из Гайтюнишек дважды в наш областной суд приходило представление об изменении принудительной меры безопасности. На основании заключения медкомиссии врачей-психиатров, Маковский особую социальную опасность уже не представляет.
В первый раз областной суд вообще оставил представление без удовлетворения. Недавно суд рассматривал второе представление. В нем снова отмечается, что особой социальной опасности Маковский не представляет. Настроение ровное, стабильное. Бредовых ситуаций и суицидальных мыслей (до этого он трижды на глазах у сына пытался покончить с собой) нет. Его можно перевести на амбулаторное лечение. И все же диагноз остался прежний — параноидная шизофрения.
Учитывая это, а также и то, что Маковского смотреть некому, суд решил перевести его на лечение в психбольницу с обычным режимом наблюдения по месту жительства. Да и куда, собственно, отпускать его? Бывшая теща, в одночасье потерявшая свою 35-летнюю дочь, даже имени его не желает слышать. Сын Иван, который после пережитого потрясения словно окаменел, стал замкнутым и каким-то отстраненным.
Михаил часто писал сыну покаянные письма, даже посылал деньги. Но и переводы и нераспечатанные письма неизменно возвращались обратно. И неизвестно еще, как бы Михаил повел себя на свободе. Разве так уж редки случаи, когда после выписки из психбольницы люди совершали новые преступления? Может, отсюда нередко звучащие требования о пожизненной изоляции психически больных людей, совершивших преступления?
— Такие требования прежде всего антиконституционны и неразумны по своей сути, — замечает заместитель главврача областной психиатрической больницы № 1 психотерапевт И. Е. Орлов. — Психически больные люди совершают преступления отнюдь не чаще, чем здоровые. Уровень рецидива у них относительно стабилен и даже имеет тенденцию к снижению.
Лечебный процесс психических больных, как отмечает Игорь Евгеньевич, переведен на европейские рельсы. В больнице создан реабилитационный центр. Шесть психологов проводят профилактическую работу с тем, чтобы пациенты в будущем не совершили преступлений повторно.
Но психологи работают уже с поступившими больными. И потом их главная задача — помочь в диагностике врачу, установить, имеется ли у пациента расстройство мышления. Но как остановить человека даже с помутненным сознанием над пропастью зла? Тут нужна современная психологическая помощь. Подоспей она к Маковскому вовремя — и не было бы таких трагических последствий.
Недавно в областном суде завершился процесс, к сожалению, обычный для сегодняшнего дня: сына и мать обвиняли в убийстве отца и мужа. Надо сказать, что погибший пенсионер Мелеш пил всю жизнь. А напившись, терял человеческий облик. Что сделало его таким? Возможно, наследственность? А возможно, в детстве получил какую-то психологическую или иную травму. И не нашлось человека, который вовремя помог бы вытряхнуть из головы и сердца ненужную шелуху. И стал человек настоящим зверем.
Соседи, завидев Мелеша пьяным, считали за лучшее не попадаться ему на глаза, уйти от греха подальше. В суде было приведено много леденящих душу примеров. Например, попытка зарезать жену, когда та родила ему не сына, а дочку. Обвиняемому Владимиру (сыну Мелеша) было тогда три года, но он помнит этот эпизод. Как, кстати, и попытку зарубить топором его, еще мальчонку, за какую-то провинность.
Постоянные побои, наносимые матери и сыну, вызывали во Владимире чувство ненависти и гнева. Словом, Мелеш неумолимо растил и вырастил себе врага. Недаром на суде на вопрос, является ли погибший его отцом, Владимир ответил:
— Биологически — да, фактически — нет. Он мне всю жизнь искалечил и испоганил.
И действительно, в этой семье, где глава звал всех не иначе как трупиками, всякий раз пьяный хватался за нож, а под подушку клал топор и ножовку, ни о каком мире не могло быть и речи.
А ведь сколько искалеченных судеб, надломленных душ, погубленных в бытовых конфликтах жизней могли бы спасти специалисты, умеющие вести душеспасительные беседы.
На Западе, например, со всеми проблемами люди привычно обращаются к психоаналитикам. У нас эти функции возложены на психотерапевтов, психологов. Именно они призваны вовремя предупредить преступления, очистить, успокоить смятенные умы и души. Но надо отметить, что мы в своем большинстве не привыкли еще обращаться к услугам этих специалистов. Следует всемерно расширять эту службу
Восемь лет назад областной город буквально потрясла весть: учитель одной из городских школ изнасиловал, а потом задушил свою семилетнюю ученицу. Знакомясь с материалами дела, натолкнулась на своеобразную исповедь обвиняемого. Он рассказывал, как, мучаясь и не осознавая, что с ним происходит, признался своему отцу и хорошей знакомой в неестественном влечении к малолеткам. Но отец от него легкомысленно отмахнулся, а знакомая просто не поняла. И никому не пришло в голову вовремя обратиться к психологу.
Кстати, в психологах у нас недостатка нет. Их готовит наш местный университет. Но, увы, реальность такова, что образование часто не перерастает в профессию, а количество редко переходит в качество.
— Совершенно верно, — соглашается руководитель Гомельского психологического центра “Мари. Я” Е. С. Башкинцева. — Сегодня на одно место претендуют 15 психологов. Но в абсолютном большинстве у них нет опыта, как правило, нет необходимых сертификатов права вести психологические тренинги. Но апломб — есть. Они бесстрашно готовы взяться за разрешение любой психологической проблемы, видимо, не осознавая, что опыта хотят набраться на чужой судьбе, чужой душе.
Трудно с этим не согласиться. Некомпетентные действия и поверхностные знания скороспелого психолога могут и впрямь вместо пользы нанести ущерб. Не значит ли это, что студентам профильных факультетов учебных заведений необходимо более углубленно и профессионально преподавать методику психоанализа, позволяющую своевременно вскрыть бессознательные мотивы любых человеческих поступков.
Настоящий психолог обязан уметь заглянуть в глаза человеку, проникнуть в обуревающее его смятение, помочь исправить психику, поставь на честный путь. И, главное, удержать его от сползания в преступную бездну. Остановить над пропастью зла.
