В Миничах, на берегу Щары... Красавицей на всю округу слыла в деревушке Миничи на Ляховщине Лида Юруть. Голубоглазая, с косами до пояса.
А уж как шила, вышивала, вязала! Перед Великой Отечественной к ней посватался Василий Сахон из соседнего села Цыгань. Свадьба была многолюдная, громкая, да и двойная, ведь Юрути одновременно выдавали замуж еще одну дочь — Евгению.
Перед самыми проводами Василия в армию у Лиды родилась дочурка. Когда началась война, молодая женщина решила переехать с крошкой Марийкой к своим родным, в Миничи. В родной деревне и получила похоронку на мужа. Не могла поверить, что Василий погиб на фронте. Разве справедливо это, ведь они надеялись на счастье, мечтали о будущем? Вскоре и отец с матерью умерли, совсем невмоготу стало. Но надо было заботиться о младших братьях и сестре.
После войны осел в Миничах бывший подрывник, украинец Василий Кравцов. Статный, с черными, как смоль, кудрями. Ходил он по деревне в военной форме, был мастером на все руки. Лида оценила в нем самое главное — доброту, сердечность. Вышла за него замуж, в надежде, что наконец все устроится в ее вдовьей судьбе. Вскоре родилась у Кравцовых Любушка. Не могли нарадоваться малышке отец с матерью, а Марийка постоянно вертелась у колыбели, покачивала сестренку, пела ей песенки...
Беда в очередной раз постучала в дом. Лида тяжело заболела, спасти ее не смогли. Любке тогда два годика было. А тут и отец захворал серьезно, получил направление в больницу. На кого оставить дочерей? Марийку взяла на некоторое время сестра ее матери Ольга, а младшенькую фронтовик забрал с собой в больницу. Вскоре в Миничах узнали, что Василий умер, а болезненная, хрупкая девчушка определена в детский дом на Гродненщине. И Марийку оформили в детдом, только в Брестской области. Так сестры, дети одной мамы, разлучились...
Мария
С детства до совершеннолетия она воспитывалась государством, поднявшим на свои неокрепшие после войны плечи детей-сирот. Директором их дома был бывший командир партизанского отряда, по-отцовски относившийся ко всем ребятишкам. Когда Марийка и ее сверстницы окончили школу, решили продолжить учебу в одном из строительных техникумов Казахстана. Как и полагается, девчонки получили на дорогу приданое — по подушке, а также простыни, наволочки, полотенца. В Каменец приезжали на каникулы, а в учебном году душевный директор посылал им посылки с салом.
В Казахстане Мария и практику проходила в строительном поезде, туда и на работу устроилась. Трудилась мастером, нормировщицей, и мужа будущего, Николая со звучной фамилией Потемкин, встретила. Сын родился, Олежка. Но на родину Марию тянуло неимоверно. Летом 1970-го засобирались в Ляховичи, сынишку перепоручили родственникам мужа. Именно на Брест-чине и застигла весть о трагедии, о том, что Олежка-первенец утонул. Это горе надолго выбило из колеи оптимистку по жизни Марию. От родных узнала, что о Любке никаких весточек нет. Пытались ее разыскать на Гродненщине, но тщетно...
Время — лучший лекарь. Потемкины подались поближе к Москве, трое детей у них появилось. Мария переквалифицировалась в классного кондитера, работала в аэропорту Домодедово. Поглощенная заботами о сыне и дочерях, и предположить не могла, что муж оставит ее. Но она, зажав сердце в кулак, стойко приняла и этот удар судьбы.
Любовь
В последний день июля 1949 года в новогрудском Доме ребенка появилась симпатичная малышка с русыми косицами. Женский персонал охал и ойкал, читая в журнале учета причину направления: “Круглая сирота”. В конце февраля 1950-го трехлетнюю Любочку удочерили Ефросинья Павловна и Михаил Андреевич Алферовы из деревни Дубровица. Никогда ни жестом, ни взглядом, ни поступком мудрая хозяйка дома не дала повода усомниться, что она родная мать. И Люба росла, не предполагая, что у нее совсем иная родина, что есть другая родня.
В 1952-м году Алферовы переехали в Гомель. Окончив школу, Люба устроилась в обувное объединение “Труд”. Замуж вышла в восемнадцать лет. Долгое время работали с мужем на фабрике “Труд”. Любовь Васильевна все 39 лет — раскройщицей обуви. За добросовестный труд ей вручили Почетную грамоту Верховного Совета БССР. Дважды избиралась она депутатом горсовета. В трудовой книжке — единственная запись о месте работы. Да и у мужа, Валентина Дятленко, немало заслуг перед Родиной: в свое время был механиком-водителем плавающих танков, обучал на Кубе высший офицерский состав своему ремеслу. К пенсии перешел работать слесарем на Гомельскую птицефабрику.
Жизнь шла своим чередом. Сколько тепла и света появилось в доме с рождением сынишки и дочурки!
...Перед смертью Ефросинья Павловна решила признаться приемной дочери в святой лжи. Люба никак не могла поверить, что теперь биографию следует переписывать заново. Тетя Лида ей рассказала, как сиротой попала девчушка в дом Алферовых. Она и сегодня плачет, вспоминая: “Тебя, Любка, привезли совсем маленькую к нам в деревню, в пальтишке в клеточку. Беднота послевоенная, денег ни у кого нету. Я тихонько возьму куриное яйцо, пойду в лавку, обменяю его на монпасье, чтобы угостить тебя...”
Узнав о новых фактах своей биографии, Любовь Васильевна обратилась на республиканское радио, затем — в Национальный центр усыновления Министерства образования Республики Беларусь. С какой надеждой открывала она заветный конверт из столицы, надеясь найти хоть какую-то отметину своей сиротской судьбы! В письме ей советовали обратиться к инспектору по охране детства отдела образования Ляхович-ского райисполкома Вячеславу Петровичу Войшевичу. Люба тотчас же набрала номер телефона. А буквально через несколько дней он уже сам позвонил в Гомель: “Нашел в Ляховичах ваших двоюродных братьев и сестер, родную тетю. Они очень ждут вас. И, знаете, в Домодедовском районе Москвы живет ваша сводная сестра Мария. Запишите ее телефон.”
Сердце рвалось из груди. Люба металась по квартире, пытаясь сосредоточиться, что-то делать. Но в голове роились мысли о предстоящей встрече с родней, которую никогда не видела. Позвонила сестре в Домодедово. Обе рыдали, как белуги, в телефон. Мария не могла сразу приехать — подлечивала ноги, и Люба
как на крыльях понеслась на Брестчину...
Солнечным майским днем ее встречали с поезда в Ляховичах Вячеслав Войшевич и двоюродный брат Вячеслав Юруть. Она буквально потонула в букетах тюльпанов и слезах. Побывала в родных Миничах, поклонилась развалинам отчей избы. Гостила у всех своих по очереди, записывая в тетрадку новые для себя имена и фамилии двоюродных братьев и сестер, их детей, внуков. Слушала рассказы о Марийке, давно уже не приезжавшей в родные края. И так хотелось увидеть старшую сестренку, уронить ей голову на плечо...
Встреча
Радость, наверное, и выпадает человеку, чтобы он мог поделиться ею с другими. Вот и Любовь Васильевна, узнав, что Мария едет к ней, позвонила к нам в редакцию, пригласила на встречу.
... Поезд “Москва — Брест” мощным прожектором словно высветил жизнь гомельчанки Л. В. Дятленко. Этот поезд, как высшую справедливость, мы с ней, ее дочерью Леной и Валентином Ивановичем встречали вместе 21 ноября. Любовь Васильевна с букетом роз нетерпеливо ходила по перрону. Когда распахнулись двери вагона, казалось, что уж очень медленно выходят первые пассажиры. И она стала звать: “Марийка, где ты?”
— Тут я, Любушка, родная моя... — по ступенькам спускалась невысокая женщина с карими глазами. Они словно оцепенели в объятиях друг друга на глазах у изумленных попутчиков. Через 55 лет судьба свела двух сестер, чтобы открыть им: в этом мире они не одиноки.
В квартире Дятленко я слушала монологи-воспоминания, записывала имена и фамилии их огромной родни. Только на Брестчине около трех десятков человек! У Любови и Марии, кстати, родственники разбросаны практически по всему бывшему Союзу. Родная тетя по линии матери живет в литовском Паневежисе, дядя — в украинском Молодогвардейске, на Луганщине. Любина двоюродная сестра по линии Алферовых — в городке Верхняя Пышма в Свердловской области. А сын Дятленко, Александр, служит в морской авиации на Дальнем Востоке. Сколько раз он бывал в командировках в Москве и не знал, что живет здесь родная тетя, есть брат, сестры, четверо племянников. Равно как и они, москвичи, не могли представить себе ни его семейства, ни то, что и в белорусском Гомеле у них столько дорогих людей.
В то морозное ноябрьское утро сестры говорили, говорили... Словно старались высказаться за долгие годы молчания и неведения.
— Помню, как маму хоронили. Она лежала в гробу в бордовом платье, черных лакированных туфлях. И косы наверху. Мне сказали поцеловать маму... Я потом долго сидела на подоконнике и плакала: “Где мама?”
— Когда я к ним вышла из машины в Ляховичах, казалось, знаю всех давно. Смотрю на них, и какое-то ответное тепло чувствую...
— Мамина родная сестричка, тетя Женя, четыре месяца тому назад, сидя у телевизора, умерла. Как раз на праздник Петра и Павла, 12 июля. Тишина была в доме, чистота идеальная, сама одета чистенько... Словно приготовилась. Будильник на столе тикал и стояла бутылочка с валерьянкой. Дверь настежь была раскрыта...
— А мы тогда, в
1970-м, у тети Жени в гумне ночевали. Ох, как сено пахло! А над сараем у нее буслы гнездились. Утром яичницу очень вкусно поджарит на сале и зовет: “Маруся, Коля, хуценька, ідзіце снедаць!”
— Любушка, ты помнишь, как я тебя маленькую на руки взяла и мы вместе упали?
— Директора детского дома звали Василием Ивановичем, фамилию не припомню. Очень хороший был человек. Все просил нас: “Спойте, девчонки, “Ой бярозы ды сосны, партызанскія сёстры...” Когда мы сами повзрослели, за маленькими воспитанниками стали ухаживать, сопельки им вытирать. У директора нашего, помню, двойняшки родились — Ваня и Вася. Им, чтоб не путать, шарфы разноцветные повязывали...
— Марийка, Боже мой, наконец мы увиделись!
Слушала сестер, и невольно думала о том, сколь нелепы и бессмысленны усилия некоторых политиков по разъединению наших народов. Разве есть цена таким мгновениям жизни?
Тамара КРЮЧЕНКО
