Не все во власти времени. Боль по утраченной малой родине не излечить. После катастрофы на ЧАЭС 357 сельских населенных пунктов Гомельщины прекратили свое существование.Зоны отчуждения и отселения… Израненная земля. Здесь особая жизнь, и время идет по-другому.
Они живут надеждой
Родители мои родом из Ветковского района: мать из Гарист, отец родился в Бартоломеевке. Обе деревни отселены в 1990 году. Пятнадцать лет я не была там. Чувствовала, что не смогу спокойно смотреть на “ослепшие” дома, одичалые сады, поросшие бурьяном огороды некогда больших и шумных деревень. Было не по себе еще и от того, что так и не попрощалась с родными местами. Пришло время это сделать. В нелегкую поездку в зону отселения я отправилась вместе с заместителем начальника администрации зон отчуждения и отселения Комчернобыля при Совете Министров Республики Беларусь Виктором Бондаренко и главным специалистом администрации по Ветковскому району Эдуардом Ковалевым.
Выселенные деревни — зрелище печальное. Захороненные постройки, смертельная тоска, пустота. Самыми живыми в зоне кажутся кладбища. Сотни людей приезжают на Радуницу, чтобы поклониться могилам родственников. Хоронят здесь до сих пор — многие переселенцы своим последним пристанищем выбирают родные погосты. Деревни вымирают, кладбища растут...
Администрация зон отчуждения и отселения контролирует восемь районов, 274 населенных пункта. Среди них 28 особо контролируемых, которые давно должны были прекратить свое существование, но по разным причинам жизнь там сохранилась до сегодняшнего дня. Чернобыльцы, не прижившись на новых местах, возвращаются в некогда выселенные деревни. В основном это пенсионеры и люди предпенсионного возраста. Кого-то зовет родина, кто-то полученную квартиру или дом отдал детям, кто-то на новом месте столкнулся с проблемой трудоустройства. Некоторым же просто нравится жить отшельниками в зоне, где все ничейное, а значит, все принадлежит им.
Ветковский — один из наиболее пострадавших районов области. Все его сельские населенные пункты и райцентр оказались под воздействием радиации. В Светиловичах и Новиловке и через 19 лет после взрыва четвертого энергоблока радиация колеблется от 15 до 40 кюри на квадратный километр. Ветковщина потеряла 59 населенных пунктов. В четырех отселенных деревнях проживают самоселы. Среди них и моя Бартоломеевка.
Малая родина встретила гнетущей тишиной. Такая бывает лишь в пустыне: она давит на перепонки, от нее хочется кричать... Когда-то Бартоломеевка на всю область славилась своими талантами. Таких вышивальщиц, певуний поискать надо было. А как любовно оберегались, передавались из поколения в поколение народные традиции, обряды. А теперь… кругом могилы домов — захоронили деревню почти полностью. Все настолько изменилось, что пришлось долго искать место, где когда-то стоял дом моей бабушки. Вместо пышного сада — засохшие яблони и груши.
Сейчас в деревне незаконно проживают четыре семьи (семь человек). В свое время они получили квартиры (практически все прописаны в Ветке), компенсации за дома, но... вернулись. Все поселились на одной улице. “Наш заброшенный хуторок” — так любовно называют ее. Встретили нас самоселы настороженно, но, узнав, кто мы и зачем приехали, стали приветливо и с удовольствием общаться. Видно было, что привыкли к подобным визитам: Бартоломеевка — своеобразная визитная карточка района.
75-летняя Елена Никитовна Музыченко живет здесь все 19 чернобыльских лет. Когда деревню выселяли, она — хрупкая женщина небольшого роста — осталась и не позволила бульдозеру разрушить ее дом. “Як я магла свой дом пакінуць? У мяне ж хазяйства”. Три года жила одна, пока не вернулся муж Иван Борисович. «Мы нікуды не паедзем… Дзеці хай жывуць у Гомлі, а мы з дзедам застанемся тут. Дом знясуць? Пабудуем зямлянку… Нікуды я не паеду: у чужой хаце стану чужой бабай. Да памру я там. Шкада толькі, што святла няма — правады даўно паабразалі. Керасінкамі карыстаемся і свечкамі. А яны ў нас красівенныя — ірландцы прывезлі. Жыць, канешне, сумнавата, але затуркаемся на гародзе, і нармальна. Шкада вёску — такая была красівенная, вялікая... Колькі людзей памерла адразу пасля пераезду!”
Хозяйство у Музыченко большое: конь, две коровы, гуси... На вопрос, сколько огородов, хозяин таинственно улыбнулся: «Многа. Бяры зямлі, колькі хочаш. Нічыя, і плаціць не трэба. Куды вока гляне — гэта ўсё маё”. Остальные живут поскромнее, имеют небольшие огороды. Едят то, что сами выращивают. За самым необходимым (спичками, солью, хлебом и, конечно, папиросами) ездят в Ветку — благо недалеко.
Гостеприимные хозяева пригласили в дом. Кругом чистота, порядок. Вышитые наволочки, простыни. На стенах иконы, картины, украшенные искусственными цветами. Настоящий музей народного творчества. «То ж бабка мая вышывала, — с гордостью рассказывал Иван Борисович. — У нас тутака генеральны парадак. А як іначай? Хутка Пасха, да і інастранцы прыязджаюць, мы ж пасраміцца не можам. У дом запрашаем, а яны глядзяць і дзівяцца. Прадукты прывозяць, адзёжу розную, вот прыёмнік падаравалі. Ведаем, што ў свеце творыцца”.
“Я поеду в Ветку? Лучше окоп здесь выкопаю, — категорически настроен Григорий Сориков. — Три года там прожил — удрал. Работы нормальной не было. А здесь хорошо. Есть у меня сын, в Питере живет. Но к нему не поеду — не хочу, зазнался он больно”.
Поинтересовались, как выживают без денег, ведь пенсию не все получают. “Да заработать можно, работы навалом: Ветка рядом, да и до свалки всего семь километров, — объяснил 50-летний Николай Гордунов. — А там чего только нет: металл, бумага, бутылки… Летом лисички собираем и сдаем — приезжают скупать прямо сюда, платят хорошо. Что такое радиация? Это знает тот, кто ее попробовал, но он уже не скажет. А мы не знаем. Тут ее нет. Возвращаться мне некуда — сожительница выгнала, жилья своего нет. Вот такие дела…”
“Да какая тут зона? Тут чисто”, — вступила в разговор Любовь Голушко.
...Они живут надеждой, что скоро, очень скоро люди вернутся и их деревня оживет.
Законных
оснований нет, но...
Люди, получившие в свое время квартиры и вернувшиеся в зону, не имеют законных оснований проживать в ней. Однако бывают и неоднозначные ситуации, возникшие из-за поспешного отселения. Например, человек не получил компенсации за дом, и тот остался в его собственности — значит, сельский Совет не имеет права захоронить строение. Так получилось с семьей из Беседи. Еще до катастрофы они получили квартиру в Ветке и переехали, а дом в деревне остался. Когда шло выселение, семье предложили компенсацию за жилье, но она отказалась — и деньгами никто не стал набиваться. Потом вернулись в Беседь, завели хозяйство. «Здесь наш дом, и мы будем тут жить», — таков ответ семьи на все уговоры выехать из зоны. И это не единственный случай в области, когда в отселенной деревне у людей по разным причинам осталось в собственности жилье. Это недоработка сельских Советов — ордер на квартиру должны были выдавать только после официальной сдачи дома.
Самая грязная точка в области, где еще теплится жизнь, — деревня Липа Буда-Кошелевского района. Там из 132 жителей остался один. В свое время мужчина выехал, но потом вернул в райфо компенсацию за дом, возвратился в пустую деревню, живет в ней и ведет хозяйство.
Быть отшельником, конечно, сможет далеко не каждый. Рассказывали, что в Наровлянском районе один самосел сам себе письма писал и вешал их на дом. Эти люди сами выбрали такой образ жизни, добровольно обрекли себя на одиночество.
— Мы регулярно предупреждаем самоселов о незаконности проживания в зоне, уговариваем добровольно уехать, — рассказывает Эдуард Ковалев. — Пообещают, что уедут, даже переселятся для вида на какое-то время. А потом во время очередного рейда обнаруживается, что из труб их домов опять идет дымок. Составляем акты, штрафуем. Некоторые же и штраф заплатить не могут — пенсию не получают.
По постановлению суда их можно и выселить. Например, Буда-Кошелевский райисполком обратился в суд с иском о принудительном выселении жительницы деревни Хорошевка, которая в свое время получила квартиру в Березках, а потом вернулась. Но так как бесхозного жилья в зоне сколько хочешь, люди все равно возвращаются, и остановить этот процесс сложно. Выход, кажется, единственный: одновременно с отселением людей нужно производить и захоронение приговоренных к умиранию поселков. К сожалению, темпы сноса такого жилья крайне низкие. Захоронение одного дома со всеми надворными постройками обходится государству более чем в тысячу долларов. В Ветковском районе только один отселенный населенный пункт (Гибки) полностью захоронен.
Как объяснили в отделе радиационной защиты, анализа и информирования населения управления по проблемам ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС облисполкома, в редких случаях самоселам идут навстречу. Есть в нашей области населенные пункты, где их пребывание со временем узаконили. Это стало возможным в основном в связи с изменением статуса деревень: перевода из зоны последующего отселения в зону с правом на отселение. Решением райисполкома вернувшихся прописывают, и они становятся в своих домах полноправными хозяевами. Правда, получить жилье на чистой территории уже не могут. Так, например, произошло с поселком Ленинец Брагинского, деревней Гридни Наровлянского районов.
Трудно представить, как современный человек может обойтись без элементарных удобств? Без электричества, телефона, магазина... В некоторые деревни даже автолавка не приезжает. А люди живут, и многих никакой силой оттуда не выгнать. Поменять место жительства, образ жизни в старости не каждому под силу. Поэтому старики, переселившись в новые дома, часто умирают. Умирают от щемящей тоски по родным местам.
Конечно, люди на загрязненной территории незаконно жить не должны. Окружить деревни, поставить охрану и насильно всех выселить? А куда деть тех, кому возвращаться уже некуда? Опять предоставлять жилье? Проблем много, но решать их нужно. И решать цивилизованно — не дело, что в современном обществе люди живут как робинзоны. Вот только к каждому случаю следует подходить индивидуально, ведь это живые люди, граждане нашей страны, не по своей воли лишившиеся родной земли.
Татьяна ЕРМАКОВА
