Вперед, на Запад!
Операция «Багратион» – одна из самых крупных в Великой Отечественной. Шел наш второй батальон в направлении Бобруйска. На шоссе и вокруг него лежала разбитая немецкая техника, горели грузовики, танки. Только перебрались через шоссе, как из ближайшего леса на поле высыпали гитлеровцы. Батальон открыл по наступающим фрицам ураганный огонь из стрелкового оружия, но плохо пришлось бы нам, если бы не сыграли «катюши». Не успели мы остыть от атаки фашистов, как в небе появилось несколько немецких транспортных самолетов. «Десант!» – крикнул кто-то из солдат. Но, к всеобщей радости, вместо немцев-парашютистов в больших брезентовых тюках оказалось продовольствие для фрицев, попавших в окружение. Мы набили свои вещмешки шоколадом в больших круглых коробках...
Александр Трофимович Подлипский: «Дорожите мирной жизнью, друзья»
В январе 1945 года после двухчасовой артподготовки, смешивая с землей бревна дзотов, вдребезги разбивая плиты дотов, в атаку двинулись танки 3-го Белорусского фронта, поддержанные пехотой, артиллерией и авиацией. Казалось, что никакая сила не может противостоять этому потоку, никакая оборона не может сдержать его. Все рассыплется прахом под чудовищным натиском. Но бетон и броня вражеских укреплений выдержали этот удар Красной армии. Гитлеровцы дрались отчаянно, другого выхода у них не было. Наши наступающие части ценой неимоверных усилий прорывают одну полосу обороны за другой, стремительно приближаясь к Кенигсбергу.
Штурм Кенигсберга
Четыре дня до начала штурма города наша артиллерия разрушала доты, форты, прочные здания и баррикады. В ночь на 6 апреля штурмовые батальоны начали разведку боем. По сигналу – выстрелу сорокапятки пошел на немцев и наш штурмовой батальон. После короткого боя мы взяли первую линию обороны врага, продвинувшись метров на 600–700. Свыше 5 тысяч орудий всех калибров дали своим огнем по обороне Кенигсберга, и два часа, не прекращаясь ни на секунду, сыпался мощный град снарядов и бомб на всю глубину вражеских позиций. Вслед за этим тяжелые орудия и орудия большой мощности начали вести огонь на поражение.
Недаром бойцы говорили: «Пишется «дом», а читается «дот». Только советский воин-герой смог выполнить сложнейшую задачу, поставленную войскам фронта: «Взять штурмом Кенигсберг!»
Представьте картину боя: ползешь по-пластунски, делаешь перебежки, ведя огонь из оружия, а из развалин, захлебываясь, лают вражеские пулеметы. Поднялся, не успел пробежать и десяти метров, снова шквальный огонь. С тобой два спутника: жизнь и смерть. Надо быть сильнее, ловче, находчивее, отважнее. Особенно это нужно солдату в рукопашном бою.
Страшно ли в бою? Страшно, если не победишь в себе малодушие. Не верьте, что люди не испытывают страха перед боем или перед смертью. Бесстрашных нет. Если найдется хоть один человек, утверждающий это, значит, он не знает, что такое война. Когда человек сталкивается с мучительными переживаниями, находится в состоянии испуга, ужаса, даже в действиях на самосохранение он испытывает страх. Он приводит к утрате контроля над собой, поступкам, которые расцениваются моральным сознанием как трусость. И наоборот, преодоление человеком чувства страха характеризуется как смелость, мужество.
…Четверо суток наш полк штурмовал Кенигсберг. Чем дальше в город, тем ожесточеннее были гитлеровцы, тем плотнее становились боевые порядки, тем сильнее их сопротивление. С утра третьего дня начались более тяжелые бои. Мощные силы фашистской пехоты при поддержке танков и артиллерии перешли в контратаку, стараясь оттеснить наш полк. Но, привыкший к натиску врага, он удерживал взятый рубеж.
Рано утром 7 апреля с аэродромов поднялись самолеты и в течение часа беспрерывно бомбили город. В этот же день наш стрелковый полк ворвался на улицы Кенигсберга. Завязались тяжелые бои. Каждый дом города был крепостью.
8 апреля 52-й полк перешел в наступление. Квартал за кварталом мы очищали город от врага. Автоматы трещали.
Встреча с родными
До 8 августа 1945 года подразделения полка проводили учения по совершенствованию боевого мастерства, готовились к войне с Японией. И без того трудности усложнялись знойной погодой. Несмотря на это, за 24 дня удалось разгромить японские войска, принудить их к капитуляции.
После окончания Великой Отечественной войны я еще продолжал два года службу в Порт-Артуре (теперь Люйшунь). Только в 1947-м был демобилизован. А в мае прибыл домой.
Неприветливо встретил меня родной уголок. Немцы сожгли почти всю нашу деревню Грязивец на Могилевщине. И родительский дом не поднялся из пепла.
Уцелела баня. «Ну, что стоишь как вкопанный? Вперед!» – мысленно командую себе. В неизвестное будущее, но шагай! Ты видел ведь и не такое на дорогах войны к Победе. Сотни сожженных городов и сел. Неисчислимое количество воинов, отдавших жизнь за свободу Родины. Тысячи мирных жителей, стариков и детей, уничтоженных фашистами. Приходилось не раз смотреть смерти в лицо. Все перемелется, мука будет. Вперед!
Я низко наклонился, чтобы не задеть головой притолоку дверного проема, вошел в баню. Вся семья бросилась навстречу, а мама крепко прижалась к моей груди и только смогла сказать: «Слава богу, вернулся живой…» Все, чем располагали родные, и содержимое моего солдатского вещмешка с бутылкой «Московской» на столе. Подняли тосты «За Победу!», «За встречу!» И тут влетел мой закадычный друг Иван. Стал посреди бани, посмотрел на меня. Я бросился к нему на шею и заплакал как ребенок. И теперь не стыжусь тех слез…
Истоки патриотизма
В настоящее время мало людей нашей закалки, нашей убежденности. Теперь общество классовое, а в нем мира ждать не приходится: бедный с богатым никогда не жили в согласии.
О том, что человек, достигший трудоспособного возраста, обязан работать, было записано в Конституции СССР. Нас и воспитывали так: с 18 лет иди учись или трудись, и мы своих детей на это нацеливали. Какие обязанности у крестьянских детей? Гонять в ночное лошадей, быть пастушками свиного стада. Не было тогда большего горя, как услышать от родителей слова упрека: «Подвел!» или «Не сделал!».
Не верьте, что люди не испытывают страха перед боем или перед смертью. Бесстрашных нет. Если найдется хоть один человек, утверждающий это, значит, он не знает, что такое война
Мой отец был видным крепким мужиком. В молодости научился плотничать, занимался столярным делом. Когда в деревню пришла Советская власть, он стал первым секретарем сельсовета. А когда организовали колхоз, первым вступил в него. Пришлось и мне в летнее время работать в колхозе, получал на трудодень триста граммов зерна. Не раз спрашивал у себя: «Наступит ли такое, когда я смогу вволю поесть черного хлеба?» В начальную школу, а затем и в семилетнюю ходил в лаптях…
В 1936 году мне было 13 лет. В комсомол принимали тогда с четырнадцати. В райкоме сказали: «Тебе только тринадцать. Это нарушение устава. Мы формируем «красные обозы» для поставки хлеба государству. Ты пойдешь с нами?» Я бойко ответил: «Да!» Тогда секретарь комсомола произнес: «Можно принимать в наши ряды». Так я стал комсомольцем.
Обоз хлеба для государства отправляли рано утром. Десять лошадей с телегами, нагруженными зерном, стояли друг за другом. На каждой красный флаг, а дуги украшены красными лентами. У переднего вороного коня ленты были вплетены в гриву. Полдеревни пришло провожать обоз...
Дни, как листья с дерева
Я чувствую, как дни отрываются от меня, как листья с дерева. Налетит ветер, соберет их в охапку и унесет куда-то. Но дерево живет и без листьев. Скованное зимней стужей, оно ждет весны, поэтому и живет.
Когда не стало моей жены Софии Ивановны, я подумал, что весна для меня уже никогда не наступит. Останусь одиноким деревом с заледенелыми ветками.
Жизнь человеческая короткая. Только в зрелые годы понял, что день тянется долго, а годы, даже десятилетия пролетают как мгновения, и чем дальше, тем быстрее. Одно, два мгновения – и ты уже старик.
Долгими бессонными ночами перебираю в памяти день за днем, будто заново переживаю свою жизнь. Лента дороги, имя которой жизнь, все разворачивалась и разворачивалась, и как река начинается с ручейка, так эта дорога моя идет из родной деревни…
