Случайная террористка

В числе первых “бомбистов”
Российской империи была наша
землячка — Геся Гельфман из Мозыря.

В начале 80-х годов XIX века ее имя не сходило со страниц русской и европейской прессы. На первый взгляд, это покажется странным — она не являлась идейным вдохновителем движения народовольцев, не выступала в роли боевика-исполнителя приговоров и не представляла собой какую-либо знаковую фигуру той эпохи. Геся Гельфман была простым агентом народовольцев. Но ее судьба смогла серьезно взволновать просвещенную мировую общественность.
В апреле 1881 года в Петербурге состоялся суд над шестью террористами, организовавшими убийство российского императора Александра II. В этой шестерке значились такие знаменитые персоны, как Софья Перовская и Николай Кибальчич. Другие имена менее известны широкой публике. И одно из них — Геся Гельфман.
Все террористы были приговорены к смертной казни и вскоре повешены, за исключением Гельфман. Под давлением мировой общественности ее казнь была отсрочена, а потом и вовсе заменена пожизненной каторгой. Против вынесенного смертного приговора этой женщине протестовал Виктор Гюго и многие другие видные люди эпохи. При этом, они совсем не оправдывали деяний бомбистов-народовольцев. Речь шла о неприменении ответной жестокости. Тем не менее Геся Гельфман ненамного пережила своих казненных товарищей. Она умерла в одиночной камере Петропавловской крепости в 1882 году.
…Судьба этой женщины уникальна и типична одновременно. Она представляет собой яркий пример того, как случайный человек может оказаться втянутым в самые глубины террористической организации.
Юность
Геся родилась в Мозыре в ортодоксальной еврейской семье в 1852 или 1855 году (здесь данные расходятся). Известно, что семья была небедной, чрезвычайно строго придерживалась традиций и не терпела любых проявлений вольнодумства.
Гельфманы жили в центре города, в добротном доме. Отец активно занимался торговлей, а мать и старшая сестра были домохозяйками. Геся не очень-то стремилась повторить судьбу матери и в нарушение запретов родителей вела довольно светскую жизнь. Семейные конфликты все обострялись и в конечном итоге закончились бегством непослушной дочери из дома. Родители прокляли ее, постановив между собой, что для них она умерла.
Оставшись без средств, не обладая какой-либо специальностью и образованием, Геся все же добралась до Киева и устроилась работать в швейную мастерскую. Жизнь ее стабилизировалась, почти наладилась. Так бы и сложилась, наверное, в простую бесхитростную судьбу, если бы...

Фактор “если бы”
...Как велико порой вмешательство в судьбу этого “если бы”! И мы сегодня вряд ли что-нибудь знали о Гесе, “если бы” судьба не свела ее с девушками-народницами, вернувшимися из швейцарской эмиграции.
Геся была одинока в чужом городе, и новые знакомые барышни с их странными разговорами о лучшей жизни без царя и о рабском положении женщины в обществе зачаровали ее. Они не гнушались общения с простыми работницами и, казалось, проявляли истинное сочувствие ко всем бедам народа. И к Гесе в том числе. Может быть, поэтому ей захотелось хоть в чем-то быть полезной и нужной этим девушкам.
В силу своего невежества швея Геся Гельфман не могла стать пропагандисткой. Члены организации “Земля и воля” были весьма эрудированными и начитанными молодыми людьми с глубоко обоснованными взглядами и убеждениями. Как правило, они происходили из дворян или интеллигенции. Несколько имен народников из “самого народа”, которые сохранила история (столяр Степан Халтурин, ткач Петр Алексеев и некоторые другие) являли собой редкое исключение. Им пришлось пройти большую школу самообразования, прежде чем они смогли стать пропагандистами. Поэтому, скорее всего, дальнейший жизненный путь Геси Гельфман навсегда разминулся бы с народниками. Но...
...В ответ на искреннее расположение Геси народницы попросили разрешения использовать ее адрес для революционной переписки. Девушка согласилась. Между тем просьба эта имела довольно коварную сущность — своих адресов пропагандистки старались не “засвечивать”. Но другой пользы от малограмотной швеи они не видели.
Естественно, в скором времени Гесю арестовали. Государственная репрессивная машина, не удосужившись разобраться в тонкостях дела обвиняемой, безжалостно подвела ее под статью. Как отъявленную государственную преступницу Гесю Гельфман отправили на два года отбывать заключение в Литовский замок. И даже этим дело не ограничилось — после “отсидки” новоявленную “политическую” сослали на неопределенный срок в одну из северных губерний Российской империи.
Наверное, это и есть главное “если бы” в судьбе Геси Гельфман. Если бы суд нашел время и желание разобраться, какова же была роль девушки из Мозыря в народовольческих “заговорах”, и отпустил ее, перепуганную, на все четыре стороны, то скорее всего жизнь Геси сложилась бы совсем иным образом. И вряд ли бы она решилась вновь переступить “черту”. Но суд не разобрался. И в жизни провинциальной швеи открылась новая, захватывающая страница.
Как это часто бывает — случайно оступившийся человек проходит в тюрьме целую школу и обретает второе рождение личности. Геся тоже не стала исключением. Более того, по свидетельствам современников, именно в Литовском замке она преисполнилась ненависти. Нет, не к барышням, использовавшим ее доверчивость, а к царю и к правящей элите, которые и не догадывались о существовании Геси.
В заключении у нее было много времени и возможностей общаться с народниками. Они-то и помогли придать нужный вектор ненависти в душе Геси Гельфман, напичкать ее своей идеологией и воспитать терпимость к политическим убийствам. Благо, в тюремных условиях это было совсем несложно.

Агент народовольцев
В 1879 году Геся бежала из ссылки и вскоре прибыла в Петербург. Известный писатель Сергей Степняк-Кравчинский, автор “Андрея Кожухова” и других произведений о народниках и народовольцах (кстати, сам в прошлом террорист), охарактеризовал ее так: “Всегда деятельная и неизменно веселая, она довольствовалась самым малым, лишь бы это было полезно для дела. Она охотно выполняла всякие роли: почтальона, рассыльного, часового, часто работа была настолько утомительной, что изнуряла силы даже этой здоровой девушки”. Иными словами, допустив Гесю в свои ряды, народовольцы тем не менее поручали ей только самую “низкоквалифицированную” работу.
Ее статус в террористической организации несколько повысился после того, как она вышла замуж за уважаемого среди единомышленников боевика Николая Колоткевича. Поэтому при подготовке к очередному покушению на Александра II Гесе доверили роль хозяйки конспиративной квартиры, где, без преувеличения, гениальный изобретатель Николай Кибальчич изготавливал свои бомбы.
Кстати, к этому времени муж Геси Гельфман уже был арестован. Его задержали как соучастника организации взрыва бомбы в Зимнем дворце — очередной безуспешной попытки убить царя. Над Николаем Колоткевичем вполне реально висел смертный приговор. Но народовольцы уже научили Гесю Гельфман должному восприятию подобных событий: все ради Дела, личное — не в счет. Поэтому она, беременная, продолжала выполнять роль “агента” и бегала с заданиями по городу 14 часов в сутки.
Когда последнее (восьмое) покушение состоялось, и царь был убит Игнатием Гриневицким (выступившим в роли камикадзе), начались массовые аресты народовольцев. Гесю взяли через день —
3 марта 1881 года. Она открыла дверь жандармам только после того, как на ее глазах застрелился участник событий террорист Саблин.

Исполнение приговора
Уже через месяц состоялся суд над группой народовольцев, подготовивших убийство царя. Всем шестерым террористам (в том числе и Гесе) был вынесен смертный приговор. Российская империя в те годы очень строго относилась к бомбистам и их пособникам.
Но заявление Геси о своей беременности буквально накануне казни поставило власть в сложное положение. По закону беременных преступниц можно было казнить только спустя 40 дней после родов.
Этот порядок длительного ожидания будущей матерью своей смерти вызвал бурное возмущение просвещенной мировой общественности. В европейской печати то и дело появлялись обвинения в непомерной жестокости российских властей. Всем было известно, что Геся находится на скудном пайке в тяжелых условиях одиночной камеры Петропавловской крепости.
И вот через три месяца непрекращающегося общественного давления Александр III заменил казнь Гельфман бессрочной каторгой. Однако в условиях ее содержания ничего не изменилось. Единственное — для пущего успокоения общественного мнения было решено вызвать для сопровождения родов заключенной лучшего врача-акушера империи. Таковым тогда считался придворный доктор Баландин.
Доктор отказался от денег, присланных Департаментом полиции. Как предполагали потом современники, был недоволен размером суммы. К своей неожиданной пациентке он отнесся с преступной для врача халатностью и ненавистью.
Роды проходили тяжело — организм роженицы был сильно истощен. Но Баландин наблюдал за ее состоянием отстраненно и не посчитал нужным оказать хотя бы элементарную помощь. Его поведением возмущался даже тюремный врач, также присутствовавший при родах, но вынужденно бездействующий....
…Геся умерла через три месяца от гнойного воспаления брюшины — вследствие неоказания своевременной медицинской помощи. За шесть дней до смерти у нее отобрали дочь, чтобы поместить в воспитательный дом без права носить фамилию матери или отца. Девочка прожила недолго — сказались тяжелые условия внутриутробного развития. Еще через два с половиной года в другой одиночной камере Петропавловской крепости умер от туберкулеза отец новорожденной — Николай Колоткевич…
Так закончилась грустная и бессмысленная история случайной террористки с северо-западной окраины империи. Прошло более 120 лет после смерти Геси. И ничто, кроме архивных документов, не напоминает о ней, о ее идеалах и мечтах. Все рассыпалось в прах и кануло в Лету.
Алла ЯКОВЛЕВА