Подполковник КГБ о том, как помогал создавать службу безопасности в Афганистане

– Если кто-то сам обращался в КГБ, чтобы устроиться на работу, его не брали. Предлагали службу только тогда, когда сами замечали человека, видели в нем нужные качества. Я из Добрушского района, из деревни Красный Партизан. После Днепропетровского горного института, где была военная кафедра, служил в Одесском военном округе командиром взвода средних танков. В 1976 году без направления самостоятельно уехал в Якутию на золотые прииски – нужно было достойно содержать семью. 

Работал там начальником учебно-курсового комбината, механиком золотодобывающего участка, главным механиком карьера. Через три года мне предложили пойти на службу в органы госбезопасности. Обстановка в районе была своеобразная, интересная, сложная. С одной стороны, там добывали стратегическое сырье – золото, с другой – там проживал особый контингент: сосланные после войны коллаборационисты – бывшие власовцы, полицаи, бандеровцы. По понятным причинам они боялись возвращаться домой. 

– По своей натуре я человек активный: был председателем совета молодых специалистов комбината, а это шахты, карьеры, рудники. Активно работал в комсомоле. Наверное, заметили производственные успехи: наш коллектив за три года выполнил пятилетку по золотодобыче. 

Однажды в район приехал председатель КГБ Якутской ССР. Познакомился и с моей деятельностью – на оперативной работе я был три года. Посмотрел мой участок, который охватывал несколько шахт и карьеров, и сказал, что у Аноки хорошие результаты, но он ремесленник, надо отправлять его на учебу.

В 1983 году прошел тесты и был зачислен в институт разведки КГБ СССР в Москве. Мне было 29 лет. Стояла задача за десять месяцев выучить персидский язык, и это без учета спецдисциплин. Такого и врагу не пожелаешь. Ежедневно требовалось запомнить до 80 слов, плюс делать упражнения, читать тексты. И подготовиться так, чтобы общаться с афганцами без переводчика. Система обучения потогонная, но очень грамотная. Конечно, для нас создали хорошие условия, в выходной предоставляли билеты в ведущие театры столицы. 

– Меня направили в Кабул, где находилось представительство КГБ СССР. Службу проходил в административном центре провинции Забуль в городе Калат. В нашей оперативной группе было четыре человека: командир, два оперативных работника и шифровальщик. Основная задача – помогать афганскому правительству создавать службу безопасности. 

Параллельно были разведчиками – добывали информацию о бандформированиях, передвижении караванов, отслеживали ситуацию в Пакистане, изучали морально-психологическую обстановку в нашем регионе. 

– Да, конечно. К афганцам мы относились с трепетом, уважали их традиции. Было принято организовывать приемы по случаю наших и их государственных праздников. В Калате проживало до 5 тысяч человек, женщины появлялись на улицах в сопровождении мужчин и полностью закрытые. Только весной на новый год они собирались на окраине города, открывали лицо, общались, веселились. 

– Передавал им практический опыт в контрразведке, который получил в Якутии. За мной закрепили подразделения ХАД – местной службы безопасности, одним из них являлся отдел по борьбе с бандитизмом. В поле нашего зрения находилось духовенство. Пытались воздействовать на священнослужителей и направлять их на выгодный нам путь. Важно было не допустить, чтобы они настраивали против нас народ. Не всегда это получалось, но след оставляло. Работали с молодежью. 

 

– Приходил в управление безопасности. Обучал подсоветных оперативной работе: агентурной деятельности, как подбирать людей, вербовать, как засылать и всем остальным аспектам. Среди них были те, кто приходил на службу после школы и кто участвовал в боевых действиях. Стояла задача сделать из них полноценных оперативных работников. Одни схватывали всё на лету, долго объяснять не приходилось, с другими было очень сложно. Все операции разрабатывали детально. Это был кропотливый каждодневный труд. 

– Как-то получили от источника информацию, что в кишлак к супруге придет главарь банды, непримиримый фанатик. Мы разработали операцию по его захвату. Сложность в том, что он должен был явиться ночью, а приборов ночного видения у нас не было. Кто его будет сопровождать, может, вся банда, не знали. Главарь пришел с тремя охранниками, их нельзя было выпускать из кишлака, утром ждали бронетехнику. 

Но они начали уходить раньше времени, увидели наших ребят и спросили у афганцев, кто это? Те ответили, что из разведгруппы ХАД. Моджахеды открыли огонь на поражение, началось столкновение. В итоге главаря и охранников уничтожили, но и среди наших ребят было много жертв. 

Был и такой случай. Высадили группу из восьми человек ждать караван. Они замаскировались, как их учили, но днем захотели воды и пошли в кишлак. Там сидели духи. Вот и всё. 

– Через наших источников. Необходимо было найти человека, который бы нам помогал, убедить его сотрудничать. Бывало, агент уходил в банду, и мы его больше не видели. Его могли рассекретить и убить, он мог отказаться сотрудничать, или не имел возможности с нами связаться. 

– Когда шел за сопку на встречу с афганцем из банды или подпольной организации, в кармане была граната, за поясом пистолет. Я не знал, он ко мне идет или за мной. Когда американцы активизировали деятельность и поставили задачу по захвату советских советников, нам на такие встречи ходить запретили. 

Общаясь на приемах с афганскими руководителями службы безопасности, теми, кто учился в Союзе, сидя за одним столом, глядя в глаза, часто не ощущал доверия. Не ко всем, конечно, но у некоторых читалось во взгляде «эх, мушавер (в переводе советник), перерезал бы тебе глотку». Половина сотрудников могла сливать информацию. Известный полевой командир Ахмад Шах Масуд в интервью как-то сказал, что советские еще только начинали думать об операции, а он уже всё знал.

Кто-то боялся за свою жизнь. У кого-то, возможно, в результате боевых действий погибли родственники. Некоторые не могли принять, что на их земле находятся шурави – неверные, и это мощный стимул для борьбы с нами. 

Один наш охранник как-то уехал в отпуск, его заменили другим парнем. Вроде он хорошо к нам относился, был талантливым стрелком, мог осветительную ракету навскидку сбить, но взгляд у него был такой неприятный. Однажды ночью он вырезал охранявший город пост, забрал оружие и ушел к душманам. 

– На территории стояли афганские посты, милиция и военно-служащие, но проникнуть к нам было элементарно. В первую ночь думал, приползет враг или нет. Дверь была закрыта на обычный шпингалет, под подуш­кой пистолет, на стене автомат, под кроватью ящик гранат. Потом привык. Рядом с нашей «виллой» постоянно находились афганский военнослужащий и два 14-летних охранника с автоматами. У ребят погибли родители, и их взяли на службу в ХАД. 

Советские солдаты находились в 120 километрах от нас в Кандагаре. Город Калат периодически, хотя и не каждый день, подвергался обстрелу с девяти и до двух часов ночи. У каждого из нас была своя огневая точка, на «вилле» стоял пулемет. Если мы видели, что это обычный обстрел, и движения к городу нет, успокаивались. Каждый раз он приносил жертвы среди мирного населения, милиции и военно­служащих.

– Прежде всего душманы стреляли по постам, но и в нас тоже целились. Они знали, где мы живем – «вилла» хорошо видна со всех сторон, и у нас тоже с горки обзор местности отличный. Зимой духи уходили в Пакистан на лечение, отдых и возвращались весной, когда открывались перевалы. 

В конце 1985 года в 40 километрах от нас разместилась группа спецназа ГРУ, у них была авиационная поддержка, и нам стало веселее. Когда начинались обстрелы, связывались с ними по рации и просили успокоить моджахедов. 

– Мы и такие же группы из других провинций отправляли сведения о маршрутах караванов, бандформированиях и их базах в представительство КГБ СССР в Кабуле. Оттуда информацию передавали в штаб 40-й армии. Своя разведка у военных также была. Аккумулируя данные, уже армейцы, генералы решали, какую операцию и где проводить. За время моей службы в нашей провинции их было две. Военные выбирали наиболее опасные места, в частности, Пандшерское ущелье. Привлекали и стратегическую тяжелую авиацию из Союза. Это были серьезные операции с серьезными потерями. Самыми тяжелыми, кровавыми для 40-й армии стали 1984–1986 годы. 

– Работники ЦРУ дислоцировались в Пакистане, но иногда приходили в Афганистан в крупные бандформирования для инспекции и обучения. Прямых контактов у нас не было. 

Если говорить об эффективности спецопераций, то мы были покрепче. Американцы быстро реагировали на изменения в действиях Советской армии. Когда духам стало совсем тяжело, им поставили переносной зенитный комплекс «Стингер», и потери нашей авиации резко возросли. В 1984-м сложно было найти укрепрайон, оборудованный системой ПВО, а уже через два года в горах стояли вмонтированные в бетон крупнокалиберные пулеметы ДШК. На высочайшем уровне американцы организовывали минную работу. Афганцев консультировали также английские и немецкие советники. Но советская разведка была самой сильной в мире. 

– В Афганистане встретил друзей, да еще каких. Командир у нас был замечательный. Борис Ратников стал генералом, служил первым заместителем начальника службы охраны Ельцина. На одном из приемов Борис Константинович прочитал свои стихи и подал рапорт об отставке. Оставил службу, так как не хотел мириться с политической ситуацией в стране. 

В нашей провинции находилась оперативная разведгруппа ГРУ: два переводчика, три оперработника и семь солдат. Друзья остались по всему Союзу. К сожалению, многие ушли из жизни. 

– Вернулся в Беларусь в 1986 году в звании майора, мне было 33 года. Еще во время службы жена Людмила захотела жить на нашей общей с ней родине в Добрушском районе. Мы из одной деревни, жили на одной улице. Мне предложили работать в Гомеле или Речице, и я решил поехать в райцентр. Отдел охватывал Лоевский и Брагинский районы, занимались проблемами Чернобыля, в том числе эвакуацией людей из зоны отселения. Через два года опять был выбор – областной центр или Мозырь. Долго не раздумывал: хотелось жить в небольшом городе. Работал заместителем начальника Мозырского отдела УКГБ по Гомельской области. В 1995 году в 43 года уволился в запас в звании подполковника – выслуга лет с учетом службы в Якутии и Афганистане составила 27 лет. 

После развала Союза настали сложные времена. Еще до этого Верховный Совет СССР принял резолюцию осудить ввод войск в Афганистан. СМИ начали культивировать негативное отношение к воинам-интернационалистам и органам госбезопасности. Мог бы служить и дальше, но ушел на гражданку. 

Устроился в коммерческую структуру, которая занималась поставкой нефти на МНПЗ. Когда завод был на грани остановки, нашли возможность в течение трех лет обеспечить его загрузку, удалось сохранить коллектив. Затем в системе «Белоруснефти» организовывал техническое обслуживание всех заправок на Полесье. 

В 60 лет ушел на пенсию и вот уже десять лет на заслуженном отдыхе. Участвую в патриотических встречах с молодежью, общаюсь с коллегами. Им с каждым годом становится все тяжелее, потому что противодействие, в том числе со стороны американцев, все возрастает. Белорусы живут и думают, что спокойствие падает с неба, но это совершенно не так.