Разъезжая по другим странам, ты узнаешь нечто, путешествуя по родной земле, ты познаешь себя, говорил известный русский поэт, писатель и краевед Владимир Солоухин. Днепр вошел в мою жизнь с пятнадцати лет и после горных рек моего детства, прошедшего в Средней Азии, казался привольным, спокойным и уверенным, как славянская душа. Впервые я переплыл его в начале лета, когда после весеннего разлива он еще не вошел в берега. Я чувствовал себя победителем и только потом понял, что меня, нахального пацана, великая река просто пожалела, бережно поддерживая на волнах неспешного течения. В армии, в нестерпимом зное казахских степей, мне снились тенистые заводи и протоки Днепра, как снились мать, друг, любимая девушка. Затем за проблемами и хлопотами взрослой жизни наша дружба с родной рекой постепенно угасала. Я стал другим, другим стал и Днепр. Давно мне хотелось прийти к нему в гости. Не в шумной компании с ухой, шашлыками и веселым купанием, а как приходят к старому другу: посидеть в задумчивости у неяркого костра, вспомнить былое и задуматься о будущем. Так и возникла идея сплавиться на плоту по самым живописным местам, я в этом еще раз уверился, на всем протяжении Днепра — от Жлобина до устья Березины.
Свой поход мы начали от озера у деревни Луговая Вира, что находится на левом берегу Днепра. Озеро это — искусственное, его вырыли в то время, когда отсюда возили грунт на строительство моста на трассе Жлобин — Гомель. Для этих целей была даже построена железнодорожная ветка, которая и ныне, ржавея, служит разве только путеводителем к берегам Вирского. А само озеро редкой красоты: правильной формы с пологими берегами, покрытыми белоснежным песком и поросшими молодой сосной и ивняком. Только портят их “остатки жизнедеятельности человека” — части машин и механизмов, служившие когда-то при добыче песка, а сейчас разбросанные тут и там. Сколько подобного металлолома на дне озера? На этот вопрос вряд ли кто-либо ответит.
С Днепром озеро соединяет узкий пролив. Наш катамаран он вывел ниже Жлобина по течению, но река так петляла, что еще долго мы могли наблюдать его многоэтажки то слева, то справа. Утренний ветер сначала помогал нам, подгоняя плот, затем Днепр резко менял направление своего движения, и уже ветер, кучерявя барашками волну, останавливал наш утлый “челн”, тут уж приходилось напрягать усилия всех четверых участников путешествия.
Так мы бились до самого обеда, пока не решили отдохнуть у раскинувшейся на берегу деревни Затон. Правда деревней ее можно было назвать с натяжкой, скорее дачным поселком. Вот из-за калитки деревенской избы выглянула любопытная бабулька. Мы попросили ее продать нам яиц. Оказалось, что Клавдия Ивановна, так звали хозяйку, кур не держит, получают с дедом хорошую пенсию, а яйца можно купить и в магазине. В наши же планы входила именно деревенская яичница на сале с луком.
Д ругим населенным пунктом у
нас на пути, согласно карте,
должен был стать Стрешин. Когда-то он был районным центром и сегодня его дома на несколько километров тянулись в далеке на горизонте, не подходя близко к берегу. Днепр опять забавлялся, крутя и разворачивая нас в своем течении. На очередной развилке мы решили держаться правее, ближе к деревне, тем более, что на мыску, разделявшем течение, стоял белый бакен, а это означало, что судоходный фарватер уходил именно вправо. Днепр здесь, стиснутый высокими берегами, поросшими леском, скорее походил на горную реку в ее нижнем течении. Любование этими красотами чуть не стало для нас чреватым, но мы вовремя успели заметить показавшийся за очередным поворотом знак, означавший то ли преграду, то ли дамбу.
Вскоре преграду эту мы увидели. В самом узком месте была затоплена ржавая баржа. С бревенчатыми сходнями по обоим берегам она составляла мост, соединявший деревню с левым луговым островом. Назад хода не было и нам пришлось, вспоминая варягов, перетягивающих когда-то свои струги по волокам, тянуть свои вещи и катамаран по высокому берегу через преграду. Деревенские мужики, удившие рыбу с баржи-моста, лениво переговаривались: “И эти вокруг не пошли. А ничо, шустрые, даже помощи не попросили”. Знать не первые попались мы в эту ловушку.
Истерзанные борьбой с ветром и переправой, мы искали место для ночевки. Но берега пошли пологие, безлесые, непривлекательные. Уже смеркалось, когда на отмели посередине реки мы увидели колонию чаек, а ниже — “разношерстных” куличков. Птицы нас ни сколько не пугались. Оживленная беседа чаек иногда прерывалась никогда не слышанным мною, похожим на хохот возгласом. Именно это “А-ха-ха-а-а!” и разбудило поутру наш лагерь, расположившийся неподалеку.
Н а следующий день ветер
стих, но Днепр по прежнему
извивался в лабиринтах, заманивая ложным течением в ерики и протоки. От очередного зигзага спас нас одинокий рыбак Вася, предлагая, чтобы вновь не петлять, повернуть на право. Сделал он это, правда, поздновато, поэтому нам пришлось впрягаться в бечеву и, подобно бурлакам, тянуть наш плот против течения по берегу. Вася рассказал, что впереди у нас Шихов, что местных жителей там почти не осталось, а поэтому яйца, если повезет, мы можем купить только в магазине, а после стакана водки даже предложил переночевать у него в хате, благо живет один. На животрепещущий для нас вопрос, нет ли где по пути очередной баржи, Вася ответил утвердительно, но заверил, что обойдем мы ее по воде.
Все Васины слова сбылись. В магазине Шихова было все, даже мороженое. Не было только яиц. У берегов Верхней Олбы встретила нас и баржа, правда, один ее конец был затоплен, а между другим и берегом течение пробило протоку, поэтому, маневрируя, мы без особых усилий преодолели и эту преграду.
Наступал субботний вечер, и берега напротив Нижней Олбы, где дорога между Гомелем и Жлобином особенно близко подходит к Днепру, были усыпаны палатками и машинами. Места тут ловкие, поэтому и любителей половить рыбку собирается немало. Справа начиналась территория республиканского ландшафтного заказника “Смычок”, но мы, правда, так и не увидели ни одной вывески, указывающей на это, ни плана его территории, ни правил его посещения. Заказник этот находится в междуречьи Днепра и Березины, на землях Речицкого и Жлобинского районов и охватывает площадь в 2635 гектаров. Создан он, как сказано в постановлении о его образовании, в целях “сохранения в естественном состоянии уникального природного комплекса с популяцией редких и исчезающих видов растений и животных, занесенных в Красную книгу”.
Н а протяжении всего плавания
мы постоянно встречали се-
рых цапель, которые пугливо крутили головами на высоких шеях и взлетали задолго до нашего приближения. Один раз посчастливилось увидеть и семью белых, нет, даже белоснежных цапель. Как восточные невесты, они были трепетны и пугливы. Совсем по-иному вел себя единственный увиденный нами черный аист. Достоинство джентльмена, облаченного во фрак и белую манишку, не позволяющее ему позорно бежать от опасности, наверно, и привело его к тому, что он сторонится людей.
Хотя в заказнике и запрещены разбивка туристических лагерей и разведение костров, огни мы видели, правда, воровато пробивающиеся сквозь густую листву прибрежного леса. Но еще больше удивила нас увиденная на следующий день база отдыха “Гомсельмаша”. Хотя расположена она на левом берегу и формально не стоит на землях заказника, но ведь и та, и другая территория омывается одними водами Днепра. И как тут можно говорить о сохранности “естественного состояния уникального природного комплекса”, когда специалисты этого уважаемого объединения, в штате которого, я уверен, есть не один опытный эколог, ухитрились укрепить берег, тянувшийся вдоль базы ... старыми автомобильными шинами, некоторые были даже со ржавыми дисками.
Если б не указатель, человек, тут впервые побывавший, устье Березины мог бы и не заметить. Зато Днепр, пополнившись силами белорусской красавицы, становится совсем другим. Он просторен, плавен и силен. Сразу за поворотом деревня Береговая Слобода. Берег, на котором она стоит, с распадком по середине похож на два крыла огромной птицы, прилетевшей из далекого прошлого. Как вспоминают старики, когда-то огороды тут были по полгектара, а вдоль крутого берега проходила дорога. Мужики укрепляли берег гатями, вбивая в дно в два ряда ивовые колья, обвязывали их лозой и укладывали между ними камни. Теперь об этом забыли, да и делать эту работу некому. Днепр, почуяв слабинку, монотонно бьет в утес, обрушивая его в воду, метр за метром, подбираясь к домам и расположенному рядом кладбищу.
А вот поросший лесом берег с чудесным названием деревни на нем — Милоград. В середине прошлого века археологи раскопали тут городище, а в нем керамику и многочисленные бронзовые вещи. С тех пор в лексиконе археологов всего мира появилось понятие “милоградская культура”, время которой датируется IV-III веками до нашей эры. Так что, как минимум, уже два с половиной тысячелетия назад Днепр кормил наших предков и служил им. Нынешняя же культура представлена в Милограде ржавеющей на берегу очередной баржей.
...О Днепре столько написано, столько сказано, столько спето, но каждый чувствует его по-своему. Мне видится Днепр-младенец в колыбели смоленских лесов, в белорусских обширных поймах он резвится, познает мир и набирается сил. Встретив Березину, он становится степеннее и мудрее. Когда же в него вливаются Сож и Припять — это уже богатырь, впитавший силы всех славянских земель. Вот об этом Днепре и говорил Гоголь: “Зеркальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину, ревет и вьется по зеленому миру”. Ревет и вьется, кормит и поит от смоленских пределов, до самого Черного моря.
И для нас был Днепр всегда и
работягой, и защитником.
Днепровская флотилия во время войны, пройдя по Березине, участвовала в освобождении Бобруй-ска. Еще двадцать лет назад многочисленные баржи несли на себе по Днепру гравий из Микошевичей до самой Орши. Назад шел лес, стройматериалы. За шесть часов на “Ракете” можно было попасть из Речицы в Киев. За рекой ухаживали, укрепляли берега и чистили русло, а бакенщики, зажигавшие бакены и следившие за фарватером, были самыми уважаемыми людьми в деревнях.
Что же сейчас? Мы сами лишили Днепр работы и забыли о нем. Речицкий порт, обладавший когда-то целой эскадрой грузовых и пассажирских судов, сегодня (в самый разгар навигации!) простаивает. Несколько лет назад сошел со стапелей Речицкого судостроительно-судоремонтного завода последний самоходный сухогруз “река-море”, построенный по заказу голландцев. Когда же тут строили суда для белорусского речного флота, не помнят даже старожилы.
У каждой реки своя душа. Судя по всему, не любим мы наш Днепр. Потому мелеет его душа, зарастает ядовитой ряской в тихих заводях под густой жарой. И только весной он взрывается, бьет бурным течением по берегам и отмелям. Днепр бунтует и веселится, как и веками прежде.
