1914 — 1918 годы. Период, за который должно быть стыдно всему человечеству. Время стирает даже самые яркие и самые ужасные воспоминания. Потому так ценны исторические источники, связанные с Первой мировой войной, те, что еще можно потрогать руками. Нашей газете, прямо скажем, повезло — к нам попали письма солдата той войны. Его звали Федор Шилобод.
Почти земляк
Письма в редакцию принес двоюродный внук солдата Александр Песенко, ныне проживающий в Гомеле. Человек неравнодушный к истории родного края, он хранил их долгое время. Понимал всю ценность письменных свидетельств, но не спешил обнародовать бумаги. И все-таки это состоялось. Александр Васильевич поделился семейной реликвией с «Гомельскай праўдай».
Это 10 писем, написанных на вырванных из тетради, разлинованных листах. Сохранилось несколько оригиналов, чернила на которых сильно выцвели. Хорошо, что в свое время Песенко сделал ксерокопии.
Федор Шилобод — уроженец села Добродеевка, расположенного всего в километре от современной границы Беларуси и России. Сейчас это Злынковский район Брянской области, но, учитывая географическую близость, Федора Михайловича можно считать нашим земляком.
В эпицентре военных действий
Война вовлекла в свою жуткую мясорубку 38 стран с общим населением в 1,5 миллиарда человек. Лишила жизни более 10 миллионов человек, более 20 миллионов искалечила. Это была борьба за расширение сфер влияния, колонии, источники сырья и рынки сбыта товаров между двумя основными группировками европейских государств — Тройственным союзом и Антантой. В последнюю входила Россия со всеми подконтрольными территориями, в том числе землями Беларуси.
Федор Михайлович Шилобод сражался за интересы Антанты, возможно, даже не подозревая, о каких именно интересах идет речь.
В этом плане две мировые войны XX века серьезно разнились. Во Второй мировой — для нас Великой Отечественной, стороны преследовали четкие цели: солдаты знали, за что воевали и во имя чего умирали. У Первой мировой другой коленкор — война преследовала сугубо экономические цели, это был передел уже поделенного мира политиками, не сумевшими договориться. Потому ее и назвали крахом мировой дипломатии.
Федор Шилобод (справа) с другом Матвеем
Солдаты Первой мировой с обеих сторон смутно представляли суть экономических интересов, из-за которых люди в высоких кабинетах так сильно поссорились. Но убивать друг друга все равно пришлось — вот в чем ужас. И наша Беларусь, как это бывало не раз, оказалась в эпицентре военных действий.
Летом 1914-го западные губернии России перевели на военное положение. На территории нынешней Беларуси был установлен жесткий военно-политический режим. Запретили собрания, печать подвергли цензуре, ввели военно-полевые суды. Почти все населенные пункты заполнили войска. А в августе 1915-го началось немецкое наступление в направлении Ковно (ныне Каунас) — Вильно (Вильнюс) — Минск. Из-за угрозы окружения русская армия в сентябре оставила Вильно, Гродно, Лиду, Брест. Ставку главнокомандующего из Барановичей перенесли в Могилев. 19 сентября авангард немцев перерезал железнодорожную линию Минск — Москва в районе Смолевичей. Ценой огромных усилий и жертв русская армия остановила Свенцянский прорыв и отбросила немцев к озеру Нарочь.
В первых строках своего письма...
В октябре 1915 года Западный фронт стабилизировался, разрезав Беларусь на две половины. Набор в армию простых крестьян из всех городов и весей огромной России не прекращался. А в декабре, под Рождество, в семью Шилободов из села Добродеевка пришло первое письмо от Федора — письмо с войны.
Сразу отметим, почерк не назовешь разборчивым. Современного исследователя сбивают с толку стиль и орфография тех лет, немалое количество вводных слов и оборотов. Некоторые фрагменты текста не читаются вообще — бумагу не пощадило время. Но от этого письма Федора Шилобода кажутся еще более любопытными и ценными: в них сокрыт дух еще той, дореволюционной эпохи.
«...Во первых строках маево писма спешу уведомит что я слава богу живъ и здоровъ и застим поздравляю я вас с праздником Рождествомъ Христовым и съ Новым Годом и желаю в веселом здравии этот год проводит и другого дождать в благополучии...»
Да, с правописанием у автора не все гладко. Со знаками препинания, похоже, совсем беда. Отмечу, население Российской империи было повально неграмотным. Александр Песенко предполагает, что письма с фронта писал не Федор, а его односельчанин и однополчанин Матвей.
Очевидно, что Матвей писал наспех, под диктовку, скорее всего в походных условиях. Времени расставлять запятые могло и не быть. Но ко всем, даже к детям, автор обращается по батюшке, иногда сокращая второй инициал до начальной буквы.
Так или иначе тексты поражают теплотой. Не только к супруге, к которой Федор обращается в начале каждого письма, Фене (Феонии) Аввакумовне, но и к многочисленным родственникам, включая брата с сестрой, свояченицу, шурина, куму. Федору Михайловичу было тогда около 25 лет, у него уже двое детей — Константин и Галина. К ним он обращается с нескрываемой нежностью: «...Милому и дорогому своему синочку Кости Федоровичу посилаю я вам отцовское благословенiя и желаю вамъ всево хорошева увсвете и еще дочки Галки Ф посилаю отцовское почтенiя и целую вас дорогiя детки несколко раз хотя за очно когда бы я к вам приехал тогда бы я взял бы вас на свои руки и поцеловал в ваши внежнiя губки и веселился бы около вас...»
Видимо, Федор был так называемым примаком в семье супруги Фени. Родителями он называет тестя и тещу:
«И еще посилаю Богданому своему папаши Авокуму Д. и мамаши Евдокии Масеевни посилаю зяцкое почтенiя и с любовю по низкому поклону...»
Надо сказать, заверения Федора во «всенижайшем почтении и «с любовю низкия поклоны», адресованные каждому из многочисленных родственников, содержатся во всех его письмах с фронта без исключения. Такова была манера общения.
Не хотел тревожить
В письмах, особенно в первых, с декабря 1915-го по март 1916-го, мало упоминаний собственно о войне. Не указывает Федор и свое местоположение. Адрес записан так: «...въ Действующею Армiю въ 91-й Двинской полкъ при 23-й пехотной дивизии въ 1-й Запасной баталiон 2 рота 4 взвод». Вполне возможно, писать лишнее не позволяла внутриполковая цензура.
В первом, декабрьском письме Федор пишет: «Находимся от позыцiи 8 верст так что гром гримит земля дрожит от орудий...» Во многих письмах он как бы подчеркивает, что находится вдали от места боевых действий (от позыцiи), именно в запасном батальоне. Маловероятно, что всю войну солдат где-то отсиживался. Тем более в самом «расходном» роде войск — пехоте. Скорее, таким наивным образом хотел успокоить супругу и родных.
«...Нахожуся уместе з Василiем Ефимовичем у Запасномъ баталиони пока что у бою не били толко стоим на посту около позицiи и берут понемногу из баталiона сколко потребуется въ полк...»
Где же базировался полк Шилобода? В том же декабрьском письме Федор пишет, что они «ишли 12 дней из Жмеринки, только 3 дня одыхали в Проскурове (ныне Хмельницкий). В некоторых письмах упоминается конкретная страна — Австрия. К примеру, в письме от 18 марта 1916-го читаем: «У нас в Австрiи уже и пчели гудут и мерешки летают...» В Австрии, в ее современных границах, Федора быть не могло. Возможно, его полк находился на юге Западной Украины. В те времена люди могли обобщенно называть Австрией все земли Австро-Венгерской империи.
Новости дороже денег
С февраля 1916-го в письмах Федора начинают сквозить страх и неведение перед лицом судьбы, которые не смогла бы вырезать никакая цензура.
В письме от 20 февраля читаем:
«...нехай ему (сыну) бог помогая быт здоровым и пожелаю много лет на белом свете на моем месте может я и не вернусь то
пустъ онъ остается за кормильца». Месяцем позже: «...Поклон вам от белого лица до сырой земли... Может не придется и повидатся До свидания и Прощевайти...»
Впрочем, до мощного прорыва войск генерала Алексея Брусилова в Галиции (современная Львовская область Украины), где по косвенным данным и находился полк Шилобода, оставалось еще два месяца. Зато в Беларуси против немцев развернули Нарочскую операцию, унесшую много жизней с обеих сторон, но так и не прорвавшую линию фронта. Не исключено, отголоски событий в Беларуси доползли до окопов в Галиции, повысив градус тревожности.
В письмах Федор часто просит прислать денег. Немного — рубль или полтора. На большее рассчитывать не мог, семья явно не была зажиточной. Долго благодарил за высланные три рубля, приписав: «Хотя на бумагу будет пока что...» И нередко сетует, что высланные деньги «наверно назад пошли». Видимо, из-за частых передислокаций полка.
Гораздо важнее и дороже денег для него новости. Писем он отсылал куда больше, чем получал сам. И почти в каждом настойчиво просил: «Если получу ваше писмо то как я с вами поговорю и мне веселее тогда прошу вас пишы почащи какие у вас новости пишите все подробно у нас на вас вестей нет никаких». И еще: «...Я вам послал много писем А от вас нет никакого писма... то очен скучаю и досадно...»
Интересовало Федора прежде всего состояние дел в его семье, родном селе. А также судьба односельчан, жителей соседних деревень, которых могли забрать на войну.
«...Пишите все подробно какой синокос дорого или нет и сколко будут брат и какiя у вас заработки пишите подробно и поскорей...»
«...Видал в Австрии Павла Титовца то онъ говорил что гнали всех хлопцев Добродеевских Лодю и Павла и прочих...»
Характерно, что Федор ни разу не пишет о личном отношении к войне, о переживаниях за судьбу своего народа, своей родины. Напрашивается вывод, к которому давно пришли многие исследователи: большинство солдат, в основе своей полуграмотные крестьяне, не понимали, с кем и зачем они воюют. В одночасье вырванные из повседневной жизни, они сидели в окопах, не видя белого света, не подозревая, в какой стране и рядом с каким городом находятся. Они просто выполняли приказы командиров, хотя и те знали не намного больше.
Потому неудивительны масштабы дезертирства в ходе всех кампаний Первой мировой войны, с обеих сторон. Если брать царскую армию России и конкретно Юго-Западный фронт, то весной 1916 года здесь задерживали около пяти тысяч дезертиров в месяц. Волна дезертирства достигла пика осенью 1916-го и не ослабевала до самого конца войны. Тогда и пошло присловье, мол, «умные повтикали, а дураки остались».
Настоящая любовь
Всю несправедливость, нелепость войны подчеркивали простые житейские радости солдат, нехитрый быт в полевых условиях, попытки жить обычной человеческой жизнью, но в окопах.
В одном из писем Федор опровергает уверенность многих неискушенных исследователей в повальном увлечении мужчин тех лет табаком.
«...Сообщаю вам Феня А. что я уже научился курит потому что очен скучно то надо хотя закурит из горя табак козеный доют а бумаги купляим то пришли мне бумаги у писме хотя немного...»
Настоящая война, с кровью и жертвами, судя по текстам писем, для Федора начинается летом 1916-го. Почти нет сомнений, что рядовой пехотинец Шилобод стал участником знаменитого Брусиловского прорыва — крупнейшего сражения Первой мировой по суммарным потерям.
По оценке независимых экспертов-историков, потери Австро-Венгрии и Германии в этой бойне составили более 1,2 миллиона человек, из которых около 420 тысяч были взяты в плен. Российские потери достигли 750 тысяч, что превзошло первоначальный состав Юго-Западной армии. Но все равно это был триумф русского оружия: войска генерала Брусилова продвинулись до 120 километров вглубь территории противника, заняли почти всю Волынь и Буковину, большую часть Галиции.
В письме, датируемом 8 июнем 1916 года (начало прорыва — 1 июня), Федор пишет: «...Нахожусъ на позыцыi пока что жывы и здоровы так что не переживай... На наших хвронтах бои идут наши подвигаются впередъ и забрали много пленыхъ 114 тысячъ пленыхъ...» И далее: «...Видал Степана Лемеша то он говорит что вы плачите то не плачъ и не журись как суждено убитому быт дак убят а как нет то вернуся домой от смерти...»
К сожалению, это было последнее письмо Федора. Домой с войны он не вернулся. Пропал и писавший письма однополчанин Матвей.
Феония любила своего мужа, беззаветно и преданно. Она хранила письма и под взглядами немецких солдат вынесла их из тайника, когда оккупанты решили сжечь Добродеевку уже в 1943 году. Тогда спалили 14 хат со всем скарбом, вспоминает Александр Песенко. Феню почему-то предупредил один из немцев: «Мутер, мутер, фойер». Она догадалась и бросилась в хату за самым дорогим. Письма закопала на берегу Ипути. Позже, перед смертью, передала дочери — Гальке. Дальше письма передавались из одних родных рук в другие, пока не попали к Александру Васильевичу.
Мы вряд ли узнаем, где и как оборвалась жизнь простого хлопца-пехотинца, его товарищей. Не узнаем, где они похоронены, в какой стране. Но память о Федоре Шилободе благодаря его любящей жене будет жить.
