Режиссер Андрей Бакиров рассказал о своем отношении к Гомелю, театре и ощущении провинциальности

Личные мотивы остаются за рамками восприятия зрителей
Постановки минималистские по затратам, но полноформатные по воплощению на сцене: многолюдные, веселые, экспрессивные, музыкальные, песенные, танцевальные, полные выверенной до жеста почти цирковой акробатики, с грамотным световым оформлением. А также множеством больших и маленьких деталей. 

Первый спектакль совсем свежий, ему меньше года. Из Гомеля его повезли в Брест для участия в театральном фестивале «Белая вежа», где он стал лауреатом в номинации «За лучший актерский ансамбль». Вторая постановка за год завоевала гран-при на фестивале «Мельпомена Таврии» в Херсоне. 

Оба спектакля полностью автор­ские: постановку, художественное, музыкальное оформление сделал один человек — художест­венный руководитель — главный режиссер Черниговского областного театра, заслуженный артист Украины Андрей Бакиров. 

Он одновременно веселый и спокойный. Серые глаза магнетизируют. В нем смешалась кровь казанских татар и итальянцев по отцу и украинцев и русских — по матери. Андрей Ринатович родился в семье актеров на Дальнем Востоке, успел пожить с ними в Иркутске, Тбилиси, Армавире и Крыму. В 80-е, после окончания Киевского института театрального искусства, приехал работать артистом в Чернигов. И этот город стал ему родным. 

— У каждого режиссера свой путь в профессию. У меня это произошло через актерство, как мне кажется, не очень удачное. Хотя до сих пор вспоминаю свои хорошие роли — Ромео, например. У меня сложился некий внутренний дисбаланс. По всей видимости, из-за отсутствия достойной режиссуры. Попробовал одну работу сделать, вторую и плавно перетек в иную весовую категорию — в режиссерство.

— Определенный базис, фундамент. Однако гораздо больше мне помогли две стажировки в лаборатории известного российского режиссера Анатолия Васильева в Москве.

— Наверное, есть, но незначительная. Был пробел, когда режиссеров моего поколения, которым было за 40 — 45, все еще называли молодыми, и не было никого, кто бы наступал нам на пятки. Сейчас начинают крепко становиться на ноги интересные украинские режиссеры, ломающие стереотипы. Правда, действуют они иногда резко и временами даже грубо, но самобытно.

— Большое количество мотивов и внутренних процессуальных проблем, которые волнуют меня лично, часто остаются за рамками восприятия зрителей. Они видят конечный продукт. Это, простите за сравнение, как колбаса. Одни любят сырокопченую, другие — вареную, третьи — сосиски. Но любое качественное блюдо придется по вкусу. В Беларуси видел прекрасные работы минской «Вольной сцены», постановки Николая Пинигина, брестский спектакль «Над пропастью во ржи» Тимофея Ильевского. Хочется верить, что мы идем путем качества, которое складывается в большой степени из актерского компонента. 

— У актеров профессия повторяемости. А режиссерская деятельность должна заставить их сохранять настроение премьерного куража на долгий срок.

— Провинциальность — это внутреннее ощущение. Можно жить в мегаполисе и быть глубоко провинциальным человеком. В большей степени это 

определяют личности, которые направляют процесс. В советское время литовский городок Паневежис имел всего 20 тысяч жителей, когда Юозас Мильтинис руководил там своим театром. И когда на его постановки стали приезжать люди со всего мира, театр построил большую гостиницу. И вот в провинциальный Паневежис переместилась театральная столица. Никто никому не мешает и в маленьком городе сотворить чудо, о котором будут долго говорить.

— Это индивидуальный процесс. Никогда не тяготел к большим оформительским делам. Мне казалось, что прячась за костюм и большие элементы декораций, актер находит нишу для состояния внутреннего покоя. Поэтому, когда ко мне в руки пришел театр, я понял, что буду заниматься минималистскими решениями. Иногда слышу, что мои спектакли похожи мизансценами, цветовым решением, музыкой. На эту тему есть анекдот. Режиссеру говорят: «У вас какие-то штампы, знаете ли!» На что он отвечает: «Извините, штампы — это у актеров. У режиссера — это почерк!» В каждой шутке есть доля шутки, но это как мировоззрение. С одной стороны, данное природой, с другой — сформированное жизнью, когда ты тяготеешь к какому-то стилю. Меня интересует пустое пространство, которое наполняется содержанием через человека, актера. Постановочный театр сам по себе меня не увлекает. Старею!

— Извините, моя. Так сложилось, что с уходом на пенсию нашего главного художника-постановщика последние два года мы лишь иногда приглашаем специалистов со стороны. Но в этих двух постановках работал я сам, тем более что финансовое положение театра не роскошное, однако я этого не стыжусь. Возможно, вы разочаруетесь, но костюмы для «Ночи перед Рождеством» сшиты из старых списанных театральных кулис, которые были постираны и приведены в порядок. А для «Комедии ошибок» мы купили в секонд-хенде множество джинсовых изделий на 100 долларов, распороли, перекроили и перешили. В костюмах богачей для отделки использовали только золотистую тесьму. Все это лишний раз доказывает, что театр — большой прекрасный обман. Многие делают ставку на дорогие костюмы и декорации. Но наши недорогие иллюзорные вещи могут создать гораздо большее визуальное впечатление и лучше передать колорит спектакля.

— По теплоте приема, которую ощутили за эти два вечера, снова убедились, что наша любовь взаимна. Хочу сказать простую и банальную вещь: всегда рады встрече и с коллективами ваших театров, и с гомельчанами. Мы получаем невероятный творче­ский заряд.

— Невероятно люблю ваш парк, набережную, которая все увеличивается и расцветает.

На Украине сейчас все хотят свободы, но ее надо совмещать с порядком и культурой — и этому надо учиться. А из блюд предпочитаю наши общие картофельные оладьи — деруны по-украин­ски, или драники по-белоруски. И еще колдуны.

— Мы связаны и кровными узами, и творчеством. Ставили пьесы Алексея Дударева. Украинскую классику недавно поставил театр Бреста. Влияние наших культур друг на друга неуловимо, но постоянно. Возлагаем большие надежды на сотрудничество.