Мечты на обочине

Группа “Пикник” представила в Гомеле новый альбом “Певец декаданса”

— Одна молодежь? — интересовалась сотрудница Дворца культуры железнодорожников у другой насчет публики. — Отнюдь, — последовало в ответ. Не знаю, в чем тут дело: или это люди в самом деле так говорят в обычной жизни, или действительно у знакового арт-рок-коллектива такая аура, но какая-то сдержанность вокруг бросалась в глаза. Вроде большинство зрителей в теплых вязаных свитерах, а всё равно смахивают на эстетов, пусть никто не обижается на такое слово. — Не позволите пройти? — от публики на рок-концерте не часто такое услышишь. Сам фронтмен “Пикника” Эдмунд Шклярский тоже любит высокий слог. Слово “столь” например. И вообще изъясняется складно, тщательно подбирая выражения. Речь безупречна. Эмоции внутри. Никакой отвязности. Мало на рокера похож. Репутация не запятнана. Пишет не только сложные тексты, но и картины. Перед выходом на сцену нашел время ответить на несколько вопросов “ГП”. Но на просьбу рассказать о том, задумывался ли альбом как попытка вернуть поэтику Серебряного века в наше время, неожиданно откликнулся более приземленными размышлениями: — Мы в Гомеле были довольно давно и играли как раз в этом зале, когда здесь еще не было столь чудесного ремонта. Поэтому первым делом хочется сказать не о музыкальной составляющей, а об архитектурной. Но, конечно, надеемся, что новый альбом здесь прозвучит хорошо. Мы не будем исполнять только новые песни, постараемся перемежать их, надеюсь, известными уже вещами. “Певец декаданса” писался, как и предыдущие альбомы, летом: студенты сдают экзамены, а мы в это время готовимся к новой программе. Для нас лето — горячая пора, вместо отдыха занимаемся решением приятных, но в том числе и сложных для себя задач. Серебряный век мы не пытались вернуть, потому что сделать это невозможно. А со словом “декаданс” ассоциируется всё то, что прежде нравилось и нравится до сих пор: это и символисты, и сюрреалисты, и все прочие деятели искусства, которые были этим словом заклеймены. — Вы сказали как-то, что одной из целей вашего творчества является смягчение нравов. — Я имел в виду тогда не совсем цель. Эту фразу откуда-то позаимствовал. Не помню уже у кого: то ли у режиссера какого, то ли у писателя. У него что-то спрашивали, и он сказал, если немного смягчатся нравы, то его задача частично выполнена. Вот я, например, не стал бы говорить, что искусство изменит мир. Потому что и подлецы читают те же самые хорошие книги. И слушают музыку в консерватории. И всё прочее. Но ничего из этого на них, видимо, не влияет. Если хотя бы какие-то маленькие шаги благодаря искусству происходят, то же самое смягчение нравов, так это уже неплохо. — Но у искусства вообще, на ваш взгляд, должна быть какая-то цель? — Ну как цель. Она ведь всё равно не может быть достижима. Искусство всё равно не может построить мост, не может зародить ничего хорошего в душе человека. Ну вот смотрите. Взять, к примеру, фашистскую Германию. Уж какие там философы были, какие музыканты, литераторы, а человек всё равно благодаря идеологии или какому-то гипнозу превратился, чтобы не оскорблять животных, скажем, в упыря. Поэтому не превратить человека в упыря — это было бы неплохо. Хорошее стремление для искусства, скажем так. — Про апокалипсис поговорить вам в удовольствие, наверное. 21 декабря всё ближе, истерии вокруг этой даты всё больше. Ваше мнение, думаю, по этому поводу всё устойчивее. Ждать беды? — У нас на 21 декабря назначен концерт. Буквально сегодня мы как раз говорили на эту тему. Но под таким углом: у папуасов закончилась бумага или календарь, ну и что? Как минимум странно даже рассуждать про это. С другой стороны, идет муссирование информации, и оно вредно по той простой причине, что есть и психически нездоровые люди, которых это пугает, и они творят страшные вещи, даже убивают своих детей. За это ответственность лежит и на некоторых средствах массовой информации. Любое слово, сказанное по телевидению, обладает так или иначе гипнотическим действием, особенно если человека пугают. Зритель сразу начинает впадать в психоз. Поэтому мы, наоборот, хотим настроить сейчас всех, и ваших читателей в том числе: ничего страшного не произойдет. — До этого времени сто тысяч миллиардов лет всё было, и скорее всего, и дальше продолжится в том же духе, — неожиданно подключается к разговору бас-гитарист группы Марат Корчемный. — Ну раз конец света отменяется, то традиционный вопрос для всех музыкантов, которые добились, кажется, всего, чего хотели. О чем-нибудь в плане творчества еще мечтаете? — Вообще мечты должны быть недосягаемы, мне кажется, — говорит Шклярский. — По ходу размышления над мечтой у человека может появиться что-то реальное, на что он опирается, что ему нравится. И поэтому у нас не мечты скорее, а какие-то воплощения ожиданий. Всё связано так или иначе с музыкой. Новые программы, новые декорации. Одно дело те же декорации придумать, другое дело — воплотить так, чтобы реально было перевозить их из города в город. — Кстати о декорациях. С прошлых концертов в Гомеле помните что-нибудь помимо того, что ваш ходулист упал на сцене из-за установленного “неучтенного” фонаря и сломал руку? — Ха-ха-ха, — смеются оба. — Это было самое яркое впечатление, конечно, потому что ему по контракту надо было лететь в Германию и как-то выступать. Но он изловчился и смог дотянуть концерт до конца со сломанной рукой и там выступить. И, кстати, он снова здесь. Триумфальное возвращение в Гомель! Надо сказать, ничего удивительного, что это впечатление об одном из концертов у музыкантов самое яркое. Оно как-то сильно нарушило привычный ход вещей. Пошатнуло мироустройство. Кроме шуток, концерты группы — они не драйвовые. Они похожи на космос — вероятно, так и задумано. Красивые, холодные и по-вселенски упорядоченные. Начало — минута в минуту. Перерыв строго регламентирован. Песни “на добавку” — даже после почти двухчасового выступления — обязательно. В количестве трех штук. Причудливые декорации, диковинные механизмы, придуманные лидером группы, персонажи, оживляющие действо: клоун беспощадный из одноименной песни, шарманщик, выпускающий из своей шарманки мыльные пузыри, некий франт в парике, уже упомянутый ходулист. А сами музыканты держатся весьма отстраненно от зрителей. Все как один — в темных очках. Никакого общения с залом. Эдмунд Шклярский заговорил первый раз, объявляя перерыв. Мыслью по древу при этом не растекался. Был краток: “Перерыв 15 минут”. Второе и последнее его изречение на концерте — финальное “спасибо”. Марат Корчемный, правда, тоже однажды говорил. Когда зал подпевал (единственный раз за полчаса) хиту “Фиолетово-черный” — повторяя только это слово, бас-гитарист “Пикника” в паузах монотонно призывал: “Громче!” Спели, как и обещали, самые известные песни. И “Египтянина”, и “Мышеловку”, и “Шамана”, и “Королевство кривых”, и “Серебра”, и много еще чего. Но и из “Певца декаданса” спели немало. Вещи из нового альбома как-то неуловимо отличались от остальных. Вроде и в канве предыдущего творчества группы, но что-то есть особенное. Может быть, то, что местами действительно сквозит в них Серебряный век. Тексты у меня со стихами Мандельштама ассоциируются. “И, тоненький бисквит ломая, тончайших пальцев белизна”, — это Мандельштам. “Бежит капелька за капелькой, на руке оставив след, чем тебе не украшение, не рубиновый браслет”, — это уже Шклярский. Первый, правда, написал еще “Видит Бог, есть музыка над нами”, то есть верил, надо полагать, что искусство всемогуще. Зато со вторым 21 декабря было бы не страшно, наверное.