Необычный театр. У дома не четыре стены

Дом — это как? Тепло или холодно? Дом — это что? Кирпичи, бревна или вещи? Или, может, это твое тело?

Танцоры из Молдовы, Украины и Беларуси под руководством шведского режиссера-хореографа Бенно Воорхама поставили спектакль, который так и называется — «Дом». Участниками международного проекта стали воспитанники детских домов — а у кого еще может быть такое противоречивое и острое ощущение этой темы? Корреспондент «ГП» побеседовала с Инной АСЛАМОВОЙ. В этом спектакле она представляла нашу страну. — В белорусской части проекта участвовали ребята из Лидского детского дома. Насколько я знаю, вам пришлось выбирать шестерку лучших из почти 15 желавших танцевать. Сложно пришлось? И вообще, как сказать детям из детдома, что вот конкретно ты и ты не подходишь, а Петя и Маша — да? — Конечно, это тяжело. Только в Молдове у нас получилась счастливая ситуация, когда дети отсеялись сами собой. Но уже в Беларуси и Украине пришлось мучительно выбирать. Мы заранее объясняли ребятам, что проект не имеет ничего общего с соревнованием или тем более кастингом. Что возьмем тех, кто сможет ярче проявить себя за неделю репетиций. Поэтому я не совсем согласна с определением, что отобрали именно лучших. В проект попали те, кто сумел больше раскрыться за такой короткий промежуток времени. — Вы рассчитывали, что в будущем ребята захотят стать танцорами или такой цели не было? — Мы все хотели показать им пример другого рода отношений между людьми. Понятно, что взрослые зачастую общаются с детьми с позиции сверху вниз и почти никогда как с равными себе. Еще, как мне кажется, в Беларуси нет культуры тактильных отношений между взрослыми и детьми. Их нет даже в обычных семьях, потому что родители часто забывают сказать своим детям какие-то теплые слова, элементарно обнять, похлопать по плечу. А что уже говорить про детдома. И, наконец, мы показали детям, что есть творческие специальности. Ведь воспитатели ориентируют их на выбор доступных и при этом денежных профессий. На Украине одна девочка очень хотела бы стать танцором, но уверена, что директор детдома не разрешит ей подать заявление на хореографию. — Как это не разрешит? А что, они не могут сами выбирать себе профессию? — Мы тоже этому удивились, но, видимо, нет. С ними пообщаешься, вообще многое узнаешь. Оказывается, в детских домах есть проблемы с одеждой и обувью. Деньги на обувь, например, выделяются раз в три года. Но ведь нога у детей растет гораздо быстрее. И как быть? Говорят, помогают церковь и зарубежные организации. А карманных денег им выдают по 6 тысяч в месяц. Что ребенок может на них купить? — За время сотрудничества дети стали вам родными? — Да, расставаться было очень трудно. Все плакали. — И что дальше? Больше никогда с ними не увидитесь? — Общаемся по Интернету. Но в принципе с белорусскими детьми проект уже завершен. Не считая того, что мы пытаемся помочь одному мальчику восстановить слух. Есть вероятность, что парню поставили неправильный диагноз, и если так, скорее всего, ему сможет помочь операция. А вот украинским деткам повезло больше — с ними сейчас будет еще один мини-тур по городам Украины. — В Беларуси вы показывали этот спектакль во всех областных центрах и некоторых районных. Где больше всего понравилось? — В Минске здорово принимали. В Гомеле у нас предстояло два показа. Первый в рамках «Сожскага карагода», а второй — благотворительный. На втором — зал забили детьми шести — восьми лет, стоял дикий ор, школьники все время бегали. А в итоге директор одной школы возмутилась, что мы показали очень плохой спектакль — даже учителя ничего не поняли. Мне, конечно, неприятно. Но надеюсь, после поездки в Польшу я смогу с ней пообщаться.

— А первое выступление, в рамках «Сожскага карагода», хорошо прошло? — Да. Но на нем не было ни одного участника фестиваля. Вдумайтесь! Мне сейчас приводят тысячи причин, почему так произошло, но я не понимаю. У нас же нечасто показывают международные проекты по современной хореографии. И жаль, что нашему спектаклю не нашлось достойного места в рамках фестиваля, который претендует на статус международного фестиваля хореографического искусства. Он мог стать одним из центральных событий «Сожскага карагода». Но на деле ему было уделено ровно четыре слова в программке — «Международный проект „Дом“, спектакль». И всё. — Слышала, что в Бресте не одобрили вашу афишу? — Да, им не понравилось, что на афише мальчик с голым торсом. Они в этом что-то неладное заподозрили, начали делать какие-то странные предположения и догадки. — После спектаклей всегда бывает дискуссия со зрителями. Что запомнилось? — У детей часто спрашивали, считают ли они детский дом своим домом. Они отвечали, что нет. Еще многие говорили, что после проекта изменили свое отношение к взрослым в лучшую сторону. Мне запомнилось, что некоторые зрители в зале плакали, это трогательно. А наша юная танцовщица Вероника, отвечая на один из вопросов, сказала, что дом для нее это не четыре стены, а нечто гораздо большее. — А для вас лично дом — это что? — В начале проекта я думала, что это мое тело. А теперь не знаю. — Ну а что значит тело — дом? Грубо говоря, где ваша внешняя оболочка, там и дом? — Вот вы говорите оболочка, и как будто бы слегка пренебрежительно. В Беларуси вообще часто тело рассматривают как то, чем можно манипулировать. Мы не ощущаем его как свой собственный дом, где живут наши мысли и душа. Достаточно безжалостно с ним обходимся. Не любим его. И это странно. Потому что обычный дом со стенами содержим в чистоте, уделяем созданию уюта много внимания. А для меня вдруг в какой-то момент домом стало тело. Изменилось отношение к самой себе. Может потому, что у меня нет особой привязанности к какой-то стране. Я не коренная белоруска. У меня нет четкого ощущения Родины. Не могу сказать, что Казахстан, где я родилась, или Беларусь, где сейчас живу, это мой дом. Я чуть-чуть как будто бы не отсюда и не оттуда.