Алексей ЮКОВ — единственный в истории белорусского бокса абсолютный чемпион СССР. Сейчас ему 46. Внешне он похож на мультяшного героя: высоченный, безобидный, с добрыми глазами. Но у героев мультфильмов не бывает такой судьбы. В мультиках не больно. И не приходится так отчаянно сражаться с обстоятельствами, которые заведомо сильнее. Леша Юков был для бокса “гадким утенком”. Нескладный, долговязый тихоня имел прямо-таки маниакальное пристрастие к лепке и регулярно получал от родителей нагоняй за разбросанные по всему дому комочки пластилина. Однажды в пятом классе Леше захотелось — и старший брат привел его в детскую секцию бокса спорткомплекса Челябинского металлургического завода (родом Юков из Челябинска). Там мальчик стремился перебороть свою “комнатность”:
— Часто успеха в спорте добивается вовсе не тот, кто подает надежды (как говорят, скороспелый). Всегда что-то выйдет из закомплексованных детей, которые посредством спорта желают преодолеть свой комплекс.
А в Гомель он приехал в 1977 году вслед за тренером — Виктором Петровичем Барановым (потому что “авторитет тренера всегда значительно выше родительского”). Точнее, это была целая команда молодых амбициозных боксеров. Тренировались до одури. В перерывах между тренировками Юков лепил из пластилина козликов и лошадок. Одно было плохо: беспокоившие его и раньше боли в локтях начали усиливаться. Локти распухали. Баранов заставил показаться врачам. Оказалось, что Лешины суставы зарастают солями — бурсит. Но парень не бросил тренировки — слишком уж был фанатичен. Участвовал во всех плановых соревнованиях. С больными руками добился оглушительного успеха. Он не только единственный белорусский боксер, ставший абсолютным чемпионом СССР. Он еще шестикратный чемпион БССР, пятикратный чемпион всесоюзного общества “Динамо”, бронзовый призер VIII Спартакиады народов СССР, победитель многих международных турниров. Его любили болельщики, журналисты и товарищи по команде. Последние знали о том, какой ценой даются Алексею победы. И прозвали его “железный Юков” — за умение преодолевать боль и держать удар.
Но железо — не вечный металл. В 1985 году на турнире в Каунасе локтевой сустав левой руки боксера “заклинило” прямо во время боя. Тот бой Юков выиграл — одной правой. Но самый трудный поединок ждал его впереди. В 25 лет он ушел с ринга. В самом расцвете спортивных сил. Не представляя совершенно, как жить дальше.
А дальше — кратко. По существу. В 1984 году поступил на заочное отделение ГГУ на факультет физической культуры. Создал кооператив, от которого очень скоро остались лишь две гипсовые игрушки. Женился. Окончил университет. И… поступил в ПТУ художественных промыслов, чтобы постичь азы художественного мастерства, потому что понял, чем хотел бы заниматься всю оставшуюся жизнь.
Проучился там только два месяца: рисование преподавали раз в неделю, а политэкономию — три. А денег не было, работы тоже. Пошел со своими гипсовыми фигурками на Гомельскую фабрику игрушек. Был зачислен в штат разрисовщиком. Но и это длилось недолго. Виктор Петрович Баранов, уехавший в Польшу тренером, нашел там своему воспитаннику хирурга-кудесника, который брался за операцию на руках Юкова. Госпиталь был частный, операция стоила дорого. Баранов уговорил Спорткомитет Беларуси взять расходы на себя. Юкову сделали три операции, не дожидаясь расчета. Они не помогли. А белорусская сторона от обещаний по оплате отказалась.
После операций Юков остался в Польше. Работал в керамической мастерской за еду. Учился обращаться с глиной. Жил в подвале. Был 1992 год. В Барселоне шла Олимпиада. Ее символом была забавная зверюшка — волчонок, подозрительно смахивающий на лисичку. Аккумуляцией всех страданий бывшего спортсмена стало керамическое воплощение символа олимпийских игр. Только оно никому не было нужно. Закончился “польский период” банально: хозяин выгнал Юкова из мастерской, и тот вернулся в Беларусь.
В 33 года Юков, намаявшись в поисках места, где пригодились бы его сумасшедшие идеи, пришел с ними и своими игрушками на Добрушский фарфоровый завод. Попросил приютить его — на любых условиях.
Его взяли в лабораторию по изготовлению новых образцов. Поработав немного в лаборатории, спортивных и игрушечных дел мастер спросил разрешения арендовать небольшую площадь цеха. Юкову выделили помещение, смахивающее на чулан. Сейчас это мастерская. И, по выражению мастера, его дом родной. Я была в этом доме. Он похож на укромный уголок, о котором иногда мечтаешь в детстве, чтобы спрятаться на минутку. Алексей Юков прячется здесь почти 13 лет. Здесь жарко, пыльно и спокойно, как в панцире. Впрочем, ощущение “панциря” обманчиво. Самый большой, нет, единственный страх Юкова — остаться без всего этого.
На стеллажах вдоль стен — готовые работы, заготовки, формы. За перегородкой — сооруженный непонятно из чего диван, над ним — книжные полки. Евтушенко, Светлов, Фрейд, Купер, Булгаков — Алексей Геннадьевич читает запоем до сих пор. Своей библией называет роман братьев Стругацких “Трудно быть богом”. Вспоминает, как когда-то за трехтомник Светлова отдал последние деньги — в ущерб желудку. Советует мне обязательно прочесть Никитина.
Рядом с диваном — рабочий стол. Здесь Юков раскрашивает свои игрушки и покрывает их лаком. На столе особая подставка для рук — чтобы уверенно держать в них кисть. Да, забыла наглядно объяснить, что такое бурсит. Это подставка для рук, расческа, привязанная к палке, неспособность самостоятельно вымыть голову — руки не гнутся в локтях.
Кроме негнущихся рук Юкова, к его игрушкам не прикасаются ничьи. Все — от задумки до последнего штриха — он делает сам, на полставки модельщика. С мая он получает зарплату. Мне бы ее не хватило даже на один сапог из вожделенной пары, но Юков не жалуется — для него дело не в деньгах. Главное — оставаться здесь, иметь доступ к сырью и печам. Получает пенсию по инвалидности, говорит, что они с женой не голодают… Но мастера спортивной игрушки беспокоит его социальный статус:
— Когда боль поулеглась и я понял, чем хотел бы заниматься дальше, пришел по привычке в свое спортивное управление, а мне и говорят: “Ну нет у нас единицы “изготовитель спортивной игрушки”. Дело хорошее, парень ты талантливый, но по штатному расписанию не положено”. И по сегодняшний день вопрос “Кто я есть?” остается открытым. И ни один спортивный функционер не беседовал с директором завода о моем положении. Здесь я остаюсь инородным телом. А там я “когдатошний” абсолютный чемпион. Раз в год приглашают на турнир. Хорошо, конечно. Но меня коробит: могу же делать то, что называют словом “эксклюзив”. Ведь на любых спортивных форумах есть символ: какая-то игрушка.
Он прав. Вспоминаю недавно проходивший в Гомеле международный турнир по фигурному катанию “Золотая рысь”. Почему бы не заказать рысенка на коньках? Было бы уровнево, примерно так, как этот турнир позиционировался.
Заказы ему идут. Не так много, как хотелось бы. В основном из России. Для брянского, например, тренера юков-
ские волчата в перчатках — “фишка”, уникальность. Делал Юков сувениры и для отечественных заказчиков: БФСО “Динамо” и ХК “Гомель”. До недавнего времени с воодушевлением мастерил призы (фарфоровые перчатки, точные копии той хрустальной, 1983 года, за абсолютное чемпионство) на турнир “памяти Юкова” (это он так мрачно шутит). В этом году организаторы обошлись сервизами. Турнир на призы Алексея Юкова придумал когда-то Баранов — чтобы помочь как-то своему воспитаннику с оплатой аренды помещения, хоть и не одобрил его “нырок” на завод. Его вообще никто не одобрил.
— Но мне это было очень нужно. Я пережил такое унижение, что и сейчас краской покрываюсь, вспоминая. По сути, ходил и попрошайничал. Мне нужно было таскать ноги в мастерскую, шевелить руками. А мои 100 килограммов надо было как-то прокормить. Правда, я похудел тогда до 80 — столько я весил в 18 лет. Жены моих друзей, когда я приходил, первым делом бросались на кухню — чтобы меня покормить. Полтора года я жил на черном хлебе и повидле. То, что друзья-боксеры передавали мне из других республик, отвозил сыну-малышу. Себе оставлял буквально мизер, чтобы не сдохнуть с голоду.
Жена Юкова от него ушла. Вместе с сыном.
Сейчас у него другая жена. Юков ее боготворит. А с сыном не общается. Он не говорит об этом, но — я так думаю — это его самая невыносимая, наряду с боксом, потеря и бесконечная боль.
По причине переизбытка боли свое прошлое Юков вспоминать не любит. Говорит, что не хочет разжалобить сердобольных старушек, мол, все это ненужная лирика. Но о боксе готов говорить часами:
— Помимо функциональной выносливости, концентрации внимания и способности переносить определенный минимум нагрузок, в первую очередь психологических, необходимое боксеру качество — острота восприятия. И хороший тренер. Не бывает результата между чужими людьми.
Чувствую мгновенно — это Тренер. Наставник чемпионов. Крутоваты пути твои неисповедимые, Господи.
Тренером Юков поработал.
— Дело тренера на наборе — быть в зале и ждать, когда Он придет. Сам. Это в музыкальную школу бабушки или мамы детей приводят за ручку. С боксом другое. Все (дома, в школе, мальчишки-друзья) говорят: не ходи! Мол, бокс — страшный вид спорта. Но, несмотря на этот сбивающий фактор, они приходят — просто из-за того, что ПОЧЕМУ-ТО НАДО — и становятся потом звездами, легендами, героями. Первый принцип педагогики — активность воспитуемого: его сознательность, его желание учиться, достигать. Наш тренер, Виктор Петрович Баранов, говорил нам: “За уши в чемпионы не тянут”.
А Юков своим подопечным втолковывал это другими словами: “Можете обходиться без тренировок — обходитесь. Спорт — это любовь”.
Трех тренерских лет Юкову хватило. Зал бокса он покинул тогда, когда спорт потихоньку начали переводить на самообеспечение. Возить детей на соревнования за деньги родителей — неправильно. А учить детей тому, что не можешь полноценно показать — недостойно. Это была еще одна причина уйти.
Мне по-детски хочется нервно топнуть ногой и вернуть все, как было. Но это не тот случай. И от чувства безнадежной невозвратимости сжимаются руки в кулачки и задаются не самые лучшие вопросы:
— Не жалеете, что так все получилось?
Ругаю себя мысленно страшными словами. За несколько часов беседы успела понять, что Юков — из настоящих мужчин: не ноет, не жалуется, не сдается и ни за что в жизни не признается, что чего-то безумно жаль… Вдруг неожиданно для себя спрашиваю:
— Вам вообще снится бокс?
— По сегодняшний день. Это очень глубоко. Сначала я был просто поломан. Долго надеялся на чудо: что удастся как-то излечиться и вернуться. Даже в 90-м в Польшу ехал с этой мыслью… Есть такое понятие: человек состоялся. Плохо, если это случается в первой половине жизни. Живешь в молодости взмахом, взлетом, а на “потом” остается лишь доживание — приделывание второй половины. Спортивная игрушка соединяет две половинки моей жизни. Я нашел в ней то, что потерял вместе с боксом — себя. А жалеть… Что теперь жалеть? Знаете, в 34 года случайно наткнулся на четверостишие из “Песни о соколе”, которую проходил в школе в 8 классе. Для меня это стало откровением. В нем — вся моя жизнь:
Я славно пожил!..
Я знаю счастье!..
Я храбро бился!..
Я видел небо…
А я литературные шедевры к месту цитировать не умею. Но после беседы с Алексеем Геннадьевичем не могу отделаться от изящной мысли классика американской литературы Френсиса Скотта Фицджеральда: “Жизнь видишь лучше всего, когда наблюдаешь за ней из единственного окна”. Для Юкова этим окном стал спорт. В нем его жизнь. И не поймут его одержимость те, кто в поисках широкого кругозора мечется от одного окна к другому и, в конечном счете, вышибает дверь, так ничего и не разглядев.
— Все нормальные люди, те, что не ищут излишеств, по сути, живут полуудовлетворенными, такими и умирают, так и не узнав, что такое радость жизни. Наверное, по-своему я ущербен. Но другим быть уже не могу.
По-настоящему, на 100 процентов, Юков живет только тогда, когда придумывает новую игрушку. На 75 процентов — когда делает для нее форму. На 50 — когда тиражирует. И каждый вечер засыпает, как ребенок перед днем рождения, с мыслью “Скорей бы завтра”.
И не желает быть “личностью, которая не сломалась и нашла себя” — клоуном, положительным типажом. Или бывшим чемпионом, почивающим на лаврах. Или калекой, которому нужна помощь. Или свободным художником.
ОН ХОЧЕТ БЫТЬ РЕАЛИЗОВАН. ОН ХОЧЕТ БЫТЬ НУЖНЫМ.
Ирина ЧЕРНОБАЙ
