Хореограф и танцовщица Инна Асламова — о проблемах развития современного танца, финансовом кризисе и летучих мышах.Инна Асламова — хореограф, педагог, танцовщица, основатель и
художественный руководитель группы современной хореографии “Квадро”.
В 2002 году получила премию “За лучшую хорео-графию” за одноактный
балет “Иллюзия развития” (IFMC, Витебск, Беларусь). В 2003-м —
специальную премию за одноактный балет “Перед лицом неба” (IFMC,
Витебск, Беларусь). В 2004-м стала победителем конкурса хореографов
(BBF-4, Даугавпилс, Латвия).
— Знаю, вы недавно были в Москве. Показывали там новые работы?
— Да. С российским хореографом Дашей Бузовкиной мы сочинили дуэт — спектакль называется “Когда собака не слушается”. В нем попытались поработать со своими собственными и чужими страхами, комплексами.
— Какими, например?
— Люди по-разному реагируют на контемпорари (направление в современном танце — прим. авт.). Особенно когда впервые видят эту эстетику. Кто-то сразу ее принимает, кому-то нужно время. Но есть и такие, которые не стесняются в выражениях, выкрикивают с места обидные реплики. Поэтому танцорам иногда приходится абстрагироваться от происходящего, чтобы дальше показывать спектакль тем, кто хочет его увидеть. В дуэте же “Когда собака не слушается” мы, напротив, вовлекаем зрителей в постановку, просим их выйти к нам на сцену. Обычно они наотрез отказываются. Тогда мы начинаем уговаривать их выйти — сулим за это деньги или становимся на колени. А когда кто-то наконец решается, мы говорим: спасибо, не надо. Потому что когда человек реально готов что-то сделать, ему уже этого делать и не нужно.
— Когда гомельский зритель увидит эту постановку?
— Не знаю. Даша Бузовкина живет и работает в Москве. Чтобы она появилась в нашем городе, нужно, как минимум, оплатить ее проезд и проживание. В мае 2008 года в ГЦК выступали два очень хороших польских театра танца (имеется в виду вечер хореографии “Польский вектор” — прим. авт.). Зрителей на это мероприятие пришло мало, поэтому окупить проезд и проживание иностранных артистов за счет реализации билетов нам не удалось. И ничего другого не оставалось, как компенсировать расходы поляков из собственного кармана.
— Какие еще проблемы, кроме отсутствия финансирования, на ваш взгляд, мешают развитию современной хореографии в Гомеле?
— Не только в Гомеле, но и вообще в Беларуси нет залов для контемпорари и других направлений современного танца. А в Европе и России сейчас принято показывать такие постановки в камерных помещениях, где нет разделения между сценой и залом, нет задника и кулис. И посадочных мест немного — 100, максимум 200, поэтому атмосфера присутствия зрителя в работе гораздо более ощутима. А со сцены ГЦК при всем желании я с трудом могу различить, что делается в 10-м ряду. Меж тем энергетический обмен между танцорами и публикой очень важен. Хочется, выбрасывая свои эмоции в зал, видеть там зеркало, которое будет их интерпретировать и отдавать обратно.
Наслаждаться знанием друг друга
— Группа “Квадро” существует 12 лет. По-вашему, раньше на постановки приходило больше зрителей?
— Конечно, больше. Но могу заметить, что отток зрителей происходит не только в танцах. Недавно была на блюзовых концертах. Думала, это уж точно должно быть интересно молодежи. Но и там увидела полупустые залы. Обидно, что в городе, где столько вузов, такой “интерес” к современному искусству. С другой стороны, знаю, что гомельчане активно посещают концерты классической музыки, драматический театр, да и выступления народных коллективов проходят при аншлагах.
— В других странах, скажем, в соседних с Беларусью, интерес к современному искусству выражен ярче?
— В Москве фестиваль ЦЕХ (фестиваль российских театров танца — прим. авт.) два последних года собирает полные залы. Более того, его организаторы уверены, что финансовый кризис еще более усилит увлечение публики современной хореографией.
— Почему?
— Просто люди начнут понимать, что материальное — тлен, и перестанут отдавать этому столько времени. Будут чаще задумываться о смысле жизни и вечных ценностях. А в контемпорари как раз интеллект и философия имеют очень большое значение.
— Вы сейчас намекаете на элитарность современной хореографии? Это что, искусство для избранных?
— Может, раньше у меня и были иллюзии, что только человек с высшим образованием, знающий историю искусства, сможет понять и переварить контемпорари. Но сейчас уверена, что это не так. Иначе как объяснить, что некоторые люди, которые занимаются компьютерным дизайном (а это же тоже как-то связано с искусством) абсолютно не считывают эту энергию? Ну, как летучая мышь объяснит нам, что она слышит ультразвук, если у нее уши для этого приспособлены, а у нас нет? То же самое у иных людей — нет в них этих вибраций и нет у них этих антенн. Но я не говорю, что это плохо. Может, просто они воспринимают другие виды искусства и развиваются через них. А бывает, человек вообще не понимает, о чем постановка, но она ему просто понравилась. Он считал ее, не анализируя компоненты, а целым комплексом. И это даже более ценно для меня.
— Этому можно научиться?
— Думаю, современный танец — именно тот вид искусства, который более всего способствует тому, чтобы человек начал учиться считывать информацию по-другому. Посмотрев хороший спектакль, я иногда не хочу какое-то время вообще ничего говорить, чтобы сохранить вот это целостное ощущение о нем. Как в притче: ученики предложили встретиться своим мудрым учителям, чтобы насладиться их умной беседой. Учителя просидели целый час молча, потом молча поклонились друг другу и разошлись. Ученики негодовали: как же так, мы надеялись насладиться беседой. На что один из учителей сказал: ну что же делать? Я посмотрел в его глаза и понял, что он знает, а он посмотрел в мои глаза и понял, что я знаю. И мы наслаждались знанием друг друга. Поэтому иногда даже не важно, о чем говорит человек, ты просто считываешь информацию потоком и тебе этого достаточно.
— Говорят, вы танцоров так подбираете: посмотрите в глаза и решаете, подходит человек или нет...
— Стараюсь делать именно так. Но тоже могу ошибаться. Бывает, вижу, что у человека есть в глазах мысль, но она потом не развивается до такой степени, как я предполагала.
Танцующий Бог
— У вас есть ученики?
— Одна из моих танцовщиц работает в хореографической школе и преподает современный танец. Остальные тоже талантливы, но собственные спектакли ставить не хотят. Я им предлагаю миниатюру поставить для “Квадро”, но они отказываются. Когда мы начинали, не было даже внятной информации о том, что такое современная хореография, но мы пробовали, старались развиваться. Дети, которые у меня воспитывались (ансамбль “Диалоги” — прим. авт.), и сами за границу ездили, были там на фестивалях, и сюда к ним именитые педагоги приезжали давать мастер-классы, но театр почему-то их не забрал. “Диалоги” вообще разошлись кто куда — в бассейн плавать, на лавочке сидеть. Из всего состава осталось три человека. Они сейчас у меня в “Квадро” работают.
— Вам жаль усилий, которые пришлось затратить на их воспитание?
— Нет. Я попробовала работать с детьми и поняла, что могу это делать. Мне было интересно с ними до какого-то периода. Пока дети маленькие, они очень свободно чувствуют себя в искусстве — творчество льется из них потоком.
— Морис Бежар говорил, что танец — самый близкий к Богу вид искусства. Вы с этим согласны?
— Может быть. Потому что танец невозможно положить в стол или повесить в рамочку. Это не ноты и не живопись. Художник или писатель оставил наследие — оно несет энергию. Не поняли его при жизни, потом прочитали, посмотрели и осознали, что это был гений. А танец происходит только здесь и сейчас — ты один раз его посмотрел, и больше он никогда не повторится. И Бог так же творит, двигается, каждую секунду создавая вокруг себя новое пространство. Поэтому, к сожалению, невозможно оценить хореографов, которые были до тебя. Ты смотришь видео и не знаешь, что там было с энергией на самом деле.
— Получается неблагодарная такая профессия?
— Да. Но, наверное, в этом есть какой-то смысл, раз природа так устроила. Может, как у Мураками в “Dance, Dance, Dance” — просто танцуй, не останавливайся, и не ищи в этом смысла, его там никогда не было и не будет.
Не приходя в сознание
— Но ведь в постановках того же “Тодеса” есть смысл и он вполне понятен, хотя это и модерн…
— Танцоры “Тодеса” выкладываются на сцене, очень профессионально работают телом, показывают его красоту. Хотя, по моему мнению, этот балет нельзя отнести к модерну. Зато никто, я думаю, не будет спорить, что есть другие коллективы, которые собирают полные залы, при этом не вкладывая в постановку номеров ни душу, ни интеллект. Но публика же ходит на их концерты. Почему? Как сказала одна моя подруга: некоторые люди проживают жизнь, не приходя в сознание.
— А как вы понимаете, что движетесь в правильном направлении? На что ориентируетесь?
— Смотрю, что происходит в других странах. Изучаю тенденции, по которым развивается современный танец. А ориентиры у меня только внутренние. Потому что каждый танцор должен быть для себя самым строгим судьей.
— Может ли человек без классического образования научиться танцевать?
— Может. Потому что понятие о танце очень разное. Есть такой скандинавский хореограф Йо Стромгрен — в его постановках актеры делают очень красивые линии, создают образы, но многие это вообще не считают танцем. А другие уверены, что и мы сейчас с вами, обмениваясь мыслями и смыслами, на самом деле танцуем.
Наталья СТАРЧЕНКО
