К 100-летию органов прокуратуры Республики Беларусь. Как преобразования в обществе отражались на судьбах людей

Начало 30-х годов прошлого века в СССР ознаменовалось курсом страны на индустриализацию в промышленности и коллективизацию в сельском хозяйстве. Ломались вековые, патриархальные устои на селе. Это не могло не вызвать недовольства среди крестьян, особенно среди зажиточной их части. Кулаков, не желавших вступать в колхоз, в административном порядке (по решению сельсоветов) вместе с семьями высылали в отдаленные районы Сибири или на Дальний Восток. А если сельчане еще и вредили колхозному строю – возбуждали уголовные дела и во внесудебном порядке «тройка» ОГПУ выносила приговоры. Не знали пощады те, кто в царское время занимал какие-то должности, имел большое хозяйство и немало гектаров земли.

Из семи жителей деревни Плесы Гомельского уезда по приговору от 3 апреля 1933 года только двое смогли избежать смертной казни – на 10 лет были отправлены в трудовые лагеря, а их семьи выселены в Северный край, все имущество перешло в местный колхоз. Через 25 лет реабилитировали, но… жизни не вернешь.

С принятием Конституции СССР 1936 года и Конституции БССР 1937 года завершилось законодательное оформление правового статуса прокуратуры.

Конституция СССР впервые в истории конституционного законодательства ввела понятие высшего надзора прокуратуры за точным исполнением законов. Большое значение для организации и деятельности прокуратуры имело то, что в статье 117 Конституции СССР закрепили принцип независимости: «Органы прокуратуры осуществляют свои функции независимо от каких бы то ни было местных органов власти, подчиняясь только Прокурору СССР».

Это в основном законе, а на деле? 

Без согласия партийных органов прокурором назначить не могли. Вот выписка из протокола заседания бюро Полесского обкома КП(б)Б от 14 октября 1938 года: «Утвердить прокурором Полесской области Скотченко Афанасия Михайловича, 1901 г. р., белоруса, из крестьян, члена КП(б)Б с 1926 г., партбилет № 0868659. Просить ЦК КП(б)Б утвердить это решение. Секретарь Полесского обкома КП(б)Б Маркин».

Давая характеристику на Скотченко, тот же обком пишет: «Имело место допущение ошибок в работе, на что бюро обкома ему указано, и последний указание обкома учел, имеющиеся недочеты в работе исправляет».

И так было до распада СССР.

В конце 1980-х, когда секретарь райкома партии попросил доложить материалы уголовного дела в отношении одного из руководителей хозяйства и я сказал об ответственности, он спросил: «Где это написано?» Я положил перед ним Уголовный кодекс. Прочтя статью, через весь стол секретарь райкома бросил его и произнес: «Возьмите свой кодекс!», ставя ударение на слове «свой».

С приходом на пост прокурора СССР в 1935 году Андрея Вышинского в судебных процессах тех лет был забыт принцип «презумпции невиновности».

Единственными и решающими доказательствами становились признания обвиняемых, хотя по существу то были самооговоры, на которые вынуждали различными методами.

Именно «практической потребностью» мотивировалось выдвижение Вышинским положения о том, что признание обвиняемого является лучшим и решающим доказательством его вины. Это дополнялось утверждением, озвученным им в 1937 году, что суд должен решать вопрос о вине не с точки зрения установления максимальной вероятности тех или иных факторов, подлежащих судебной оценке. На практике это означало, что можно осудить человека, вина которого не доказана, а лишь предполагается.

И пошел раскручиваться маховик массовых репрессий.

Уже со второй половины 1930-х годов густая сеть «троек» опутала практически всю страну. В черные списки врагов народа попали не только представители творческой интеллигенции, военные, ученые, церковные служители, но и прокуроры, чье мнение шло вразрез с генеральной линией правящей партии о средствах и методах построения социалистического общества в стране.

Среди них оказался Иван Ломако – с 1933 по 1938 год прокурор Лельчицкого района. 1 сентября 1937-го его арестовали по обвинению в том, что «будучи прокурором района, имел связь с разоблаченными врагами народа, проводил работу на явное возбуждение недовольства трудящихся масс и на вызов недоверия к органам Советской власти». С декабря того же года Ломако освободили из-под стражи под подписку о невыезде. Вскоре судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда БССР дело было возвращено в прокуратуру БССР на доследование, а через полтора месяца прекращено. Казалось бы, все подозрения сняты, все самое страшное позади. Однако 20 июня 1938 года Ломако вторично арестован управлением НКВД Полесской области по обвинению в причастности к правотроцкистской организации. Прокурору пришлось снова более четырех месяцев провести в застенках, пока дело не прекратили за недостаточностью доказательств.

Все это не прошло бесследно для здоровья. Вот как сам Иван Федорович рассказывал о тех событиях: «При допросах по отношению ко мне со стороны отдельных работников следствия были применены запрещенные методы пыток и издевательств, что в сильной степени отразилось на здоровье». Однако он не признался в надуманном обвинении, это и спасло жизнь. Но какой ценой… Полностью отказала правая рука.

Будучи сильным духом человеком, Ломако не сломался, не обозлился, а в дни оккупации Белоруссии немецко-фашистскими захватчиками работал на благо Родины.

Еще драматичнее судьба прокурора Жлобинского района Григория Лейнова: вместе с председателем райисполкома и секретарем райкома партии в 1937 году его обвинили в участии в контрреволюционной, троцкистской, диверсионно-террористической организации и 14 октября в Доме культуры железнодорожников Жлобина Военный трибунал Белорусского военного округа приговорил к «высшей мере социальной защиты» – расстрелу. За ходом процесса, на котором обвиняемым даже слова не дали сказать, в зале лично следил… нарком НКВД Берман. 

В 1938-м также был расстрелян первый председатель Гомельского губернского суда Исаак Драгунский, на момент казни прокурор Азовско-Черноморского края. Пострадали и другие правоохранители: начальник Гомельского городского отдела милиции Владимир Беганский, начальник районного отдела милиции Михаил Демченко.

Не вернулся из мест лишения свободы секретарь прокуратуры Гомельской области Логвин Якубов, который после участия в польской кампании 1939 года и Советско-финской войне 1940-го, якобы проводил антисоветскую пропаганду. В автобиографии старшего следователя прокуратуры Полесской области Иосифа Андриевского указано: 

«С 27 января 1938 года я был арестован и находился под стражей до 8 марта 1939 года, по каким причинам обвинения не знаю…»

Во второй половине 1938 года массовые репрессии пошли на убыль в связи с принятием 17 ноября 1938 года Постановления СНК и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Установили порядок, при котором начальники районных отделов НКВД до производства ареста выносили мотивированное постановление и представляли его на утверждение руководителям областных управлений. Начальники районных отделов милиции производили аресты по своей линии с санкции районного прокурора. Законченные производством уголовные дела должны были направляться в суд только через прокуратуру. 

С этого времени и прокуроры стали смелее использовать свои полномочия. В об­-ластном архиве общественных организаций имеется копия постановления прокурора Речицкого района Тращенко о прекращении уголовного дела в отношении Осмоловской, она в сентябре 1940-го сорвала 120 килограммов яблок в саду, который до 1937 года принадлежал ей и был реквизирован в пользу колхоза имени Ленина (деревня Прокисель).

Может возникнуть вопрос: сколько же жителей области пострадало во времена сталинских репрессий? Прокуратурой области эти дела в начале 1990-х изучены сплошным порядком. Реабилитировано 26 357 незаконно осужденных граждан. Страшная цифра, за которой стоят трагедии конкретных людей и их семей.

15 января 1938 года сессия Верховного Совета СССР утвердила постановление ЦИК БССР о ликвидации округов и создании в республике областей, в том числе Гомельской и Полесской. Первым прокурором Гомельской области стал Иосиф Котик, перед назначением возглавлявший прокуратуру города Гомеля, спустя год его сменил Никита Полярный, также имевший приличный прокурорский стаж.

В Мозыре прокуроры области долго не задерживались. Через несколько месяцев после назначения Александра Жихарева сменил Федор Коваленко, затем Афанасий Скотченко. 

А уже Великую Отечественную войну встретил Михаил Сидорович, которого на эту должность рекомендовал Полесский обком партии, так как Михаил Афанасьевич прежде работал вторым секретарем Лельчицкого РКП(б)Б.

Откуда же брать кадры районного звена, если в стране нехватка юристов? И пошло: учителя Льва Фельдмана – прокурором в Василевичи, заведующего сберкассой Израиля Цала – прокурором Ельского района. Коммерческого директора мебельной фабрики Сергея Агеева поставили прокурором в Мозырском районе, председателя профкома совхоза Хаима Качеровского направили возглавить прокуратуру Туровского района. Заведующий Наровлянским райпотребсоюзом Николай Жартун в своем районе пересел в кресло прокурора, ветеринару Александру Котову доверили прокуратуру Лельчицкого района. И неудивительно, что партийно-советские работники Иван Кулей, Сергей Рослик, Иосель Кагальников заняли прокурорские посты соответственно в Октябрьском, Домановичском и Житковичском районах. И только выпускник Минского юридического института Станислав Соколовский был направлен в Пет­риков райпрокурором.

Костяком аппарата прокуратуры Полесской области были опытные заместители руководителя: Семен Шабалин и Вульф Гордин, а также начальники отделов, имевшие опыт работы. И справлялись! В довоенном архиве Полесского обкома партии нет ни одного решения о неудовлетворительной работе прокуратуры.

Энтузиазм первых пятилеток был характерен тем, что женщины осваивали мужские профессии: садились за рычаги тракторов, за штурвалы самолетов. Пришли они и на службу в органы прокуратуры. Наравне с мужчинами расследовала жестокие убийства следователь прокуратуры Речицкого района Любовь Мамлина, в суде Мозырского района занимала принципиальную позицию государственный обвинитель Полина Ризо.

Неудивительно, что в прокурорскую профессию после войны вернулись только Кулей и Цал. Котов партизанил в Лельчицком районе, попал в плен, а после войны стал работать ветеринаром. Соколовский в начале войны был одним из организаторов партизанского движения в Петриковском районе. Судьба остальных неизвестна. Может, глядя на их фотографии, откликнутся родственники.

Осенью 1939 года государственная граница отодвинулась от Житковичей до Бреста. В связи с созданием прокуратур западных областей с востока были командированы опытные сотрудники: из прокуратуры Гомельской области в Белосток отправились Дмитрий Рудаков, Иван Летецкий, из Полесской области – Иван Поздняков. Прокурор Кормянского района Павел Афанасьев возглавил прокуратуру в Вилейке.

После войны к ним присоединились уроженцы Гомельщины: Юрий Гутман, Борис Заводник, Лев Левин, Людмила Садовничая. Долгие годы прокуратуру Гродненской области возглавлял потерявший на войне отца и выживший в оккупированной Речице Леонид Терещенко. Это их, формировавших правоохранительный блок Гродненщины, называли «восточниками».

Поэтому и нам, гомельчанам, 17 сентября как праздник единения белорусского народа очень близок. Ведь налаживать советскую власть в западные районы выехали из нашей области не только прокуроры, но и тысячи специалистов: учителя, врачи, советско-хозяйственные работники. Они оставили заметный след не только в экономике, но и упрочении правопорядка на исконно белорусской земле. Могу это утверждать, так как сам восемь лет прослужил прокурором Гродненской области.

P.S. Автор выражает благодарность Государственному архиву общественных объе­ди­нений Гомельской области за помощь в подготовке материала.

26 июля 1930 года постановлением ЦИК и СНК БССР в республике были ликвидированы округа. Все права и обязанности окружных органов власти передали районным. Надзор за законностью на местах стали осуществлять районные (участковые) прокуратуры. 25 апреля 1931 года ЦИК и СНК БССР приняли новое Положение о судоустройстве БССР, в соответствии с которым деятельность прокуратуры осуществлялась по отраслевому принципу. Она, как и ранее, находилась в составе Наркомюста, прокурор республики одновременно являлся и наркомом юстиции.