Гомельчанин Александр Песенко поделился с нами сокровенным — письмами деда с Первой мировой войны (читайте в «Гомельскай праўдзе» от 10 ноября этого года). Вместе с ними показал другие реликвии: похищенную его отцом немецкую карту времен Великой Отечественной войны и отцовский дневник, который он вел в лагере военнопленных под Брауншвейгом. Историю реликвий дополнит рассказ Александра Васильевича о том, что творили фашистские захватчики в его родных местах на границе Гомельщины и Брянщины.
Опоздали на три часа
Александр Песенко долгие годы собирал сведения об истории родного края, селе Добродеевка, близлежащих деревнях и поселках, в том числе в пору военного лихолетья. Если Первая мировая до этих мест (современная граница Добрушского района Гомельщины и Злынковского Брянщины) докатилась только наборами крестьян в войска, то Великая Отечественная война прошлась огненным колесом.
Июльская битва на Курской дуге, ставшая крупнейшим танковым сражением в истории, переломала хребет фашистской Германии. В августе 1943-го острие огромного фронта наступления советских войск (от Великих Лук до Азовского моря) было направлено на Гомель.
На пути у отступавших захватчиков оказались населенные пункты Добродеевского сельсовета: Медвежье, Саньково, Совицкий Лог, Любин, Камень, Добродеевка. Как и многие другие деревни и села России, Украины, Беларуси, одним фактом существования они вызывали озлобление тех, кого гнали на запад — назад, в логово. Пока не побежденных, но надломленных, и оттого особенно агрессивных.
Рассказ о событиях в районе Добродеевки осенью 1943-го основан на свидетельствах односельчан Александра Песенко, живых свидетелей бесчинств и зверств фашистов.
Немецкая воинская часть отступала по дороге Малый Вышков — Добродеевка на грузовиках и лошадях. Одна из машин забуксовала в песке. Ее сожгли после безуспешных попыток вытащить. Остов машины был позже перенесен к мосту через речку Злынка. По словам Александра Васильевича, он и сейчас там лежит, напоминая о страшных 1940-х.
В Добродеевке немецкие солдаты, как и за два года до этого, врывались в хаты, требуя провизии. По рассказу жительницы села Моженной, к ней вламывались дважды. Первые поживились, вторым не хватило. Хату подожгли.
На соседней улице солдаты спалили большое гумно. Как назло, стояла сухая ветреная погода. Большинство построек в селе было крыто соломой. Загорелись дома Пилипцовых, Молчановых, Шилободов, Журавлевых, Справцевых. Всего 27 сентября 1943 года в Добродеевке сгорело 14 дворов.
Тем же вечером, когда хаты догорали, в село вошли красноармейцы — грязные, голодные. Несмотря на весь ужас положения, их встретили радостно, поделились молоком, салом, овощами — всем, что уцелело. Освободители сожалели, что не смогли войти в село тремя часами ранее и спасти дома.
Жгли, пытали, убивали
Куда более тяжелая участь постигла Медвежье и Саньково. Еще в августе немцы узнали о связи жителей этих населенных пунктов с партизанами. Туда пришел отряд карателей. Согнав людей в центр, фашисты сожгли все постройки. В Санькове, например, сгорело 90 домов, ферма, контора, клуб. Жителей построили в колонны и отконвоировали в Добруш, в тюрьму гестапо.
Саньковского старосту Севастьяна Справцева как главного связного расстреляли вместе с женой Евдокией. Известно, что Севастьян брал вину только на себя, не выдав никого из односельчан.
Перед расстрелом, вспоминают жители, старосту сильно избили, а затем под стрекот камеры немецкой кинохроники прямой наводкой палили в его дом из орудия.
Поселок Совицкий Лог фашисты сжечь не успели — помешали красноармейцы. Завязался короткий ружейно-пулеметный бой, подключились минометы. После первой же атаки наших солдат гитлеровцы бежали в лес. На возвышенном месте, где окопался враг, остались лежать четверо наших бойцов и 15 немецких. Красноармейцев похоронили на деревенском кладбище, немцев — в их же окопах.
Интересны показания жителей села Камень, встретивших в те дни отступавших власовцев. Их батальон притаился в лесу на 30 подводах. Выпытывали у местных, где скрываются партизаны, уверяя, что хотят к ним присоединиться.
Клочок Родины в матрасе
27 сентября запечатлен в памяти жителей Добродеевского сельсовета днем радости и счастья. Невзирая на сожженные дома, уведенный скот, перспективу голода и холода, а также на пачки похоронок, приходившие к ним до победного мая 1945-го.
По сведениям Александра Песенко, 265 жителей сельсовета пали на фронтах Великой Отечественной войны, 66 вернулись инвалидами. Нет цены мирному труду сельчан после освобождения, поднявшему из пепелищ и хаты, и хозяйства.
Добродеевка — немаленькое село, но все, как водится, друг друга знают. Хорошо знают семью Песенко, щедрую на представителей мужского рода. У Луки Песенко было четверо сыновей: Андрей, Афанасий, Василий и Семен. Дорогами Великой Отечественной войны пришлось пройти всем братьям. Об их вкладе в общую победу теперь напоминают солдатские письма — опаленные войной треугольники. В письме к брату Афанасию на фронт Андрей пишет:
«Наша часть осенью 1943 года проходила с боями южнее Новозыбкова и Злынки и села Добродеевка, но заглянуть домой меня не отпустили, а как хотелось увидеть родных и близких...»
Андрею так и не пришлось их увидеть — он погиб в боях под Варшавой в январе 1945-го. Других братьев война не забрала, они вернулись домой.
Василий Песенко служил артиллеристом, был командиром взвода. Летом 1942-го, во время обороны Севастополя, попал плен. Его поместили в лагерь военнопленных под Брауншвейгом. В городе размещались военные объекты и предприятия, поэтому начиная с 1943-го его активно бомбили. В условиях постоянной угрозы с воздуха и напряжения на подступающих фронтах наладить конвейер смерти наподобие Освенцима в Брауншвейге не удалось. Летом 1944 года после налета американцев в лагере рвануло бензохранилище. В суматохе Василий забрел в административное помещение и вырезал фрагмент из лежавшей на столе военной карты. Резал не наобум — это фрагмент с территорией Гомельщины и Брянщины.
На обратной стороне карты Василий Песенко записал:
«В плену она напоминала мне о моей Родине с. Добродеевка, пос. Медвежье, Злынке, Новозыбкове, г. Гомель. Это то, что у меня осталось от плена, а котелок, деревянные ботинки, номер на шее из фанерки 18777 где-то остались в Германии».
Напечатанная немецкими картографами на немецкой бумаге карта поддерживала Василия в плену, грела душу в неуютном бараке, за тысячу километров от Добродеевки. Он хранил ее до освобождения и привез с собой на Родину.
Уцелел и блокнотик Василия Лукича. В нем скрупулезные автобиографические данные, обстоятельства обороны Севастополя, взятия в плен. Отдельно узник по памяти конспектировал знания, полученные в артиллерийской учебной части.
В дневнике есть запись о побеге. В бегах находился больше месяца: с 20 октября по 27 ноября 1943-го. Его поймали немецкие и украинские полицейские недалеко от польско-белорусской границы.
В лагере он провел три года. Был освобожден американскими войсками в апреле 1945-го. Василия Лукича не стало 21 год назад.
Еще в советское время Александр Васильевич поставил цель: побывать на могилах близких родственников, разбросанных судьбой и войной на большой территории. Долг совести перед дядей Андреем Лукичом он исполнил в 2011-м. Не зная польского языка, съездил в городок Макув-Мазовецки, что в 60 километрах от Варшавы. Место захоронения № 286 в полях за Вислой сонной уточнил еще перед смертью его отец.
Эпилог
В поселке Медвежье существовала традиция: в День Победы на сцене клуба ставили три длинные скамьи. Две передние — для тех, кто не вернулся с войны. На третью садились оставшиеся в живых партизаны и бойцы.
Третья скамья давно опустела, не только в Медвежьем. Рано или поздно она опустеет везде. Но в памяти народа — русского, белорусского, украинского, многих других — навсегда останутся страшная война, Великая Победа и те, кто шел к этой Победе, веря в нее с первого дня.
