Только в "ГП": Лед и пламя Саланга

Духи были мастерами провокаций. Прознав, что в таком-то кишлаке симпатизируют советским войскам, они приходили туда с огнеметом и, когда те приближались, начинали стрелять. Тогда прилетали вертушки и открывали ответный огонь. Вот только духов к тому моменту в кишлаке уже не было. Вполне понятны чувства, которые испытывало при этом местное население. Подполковник запаса Николай Лисогурский не любит рассуждать вслух, нужна ли была война в Афганистане. Она была и всё. Но вот о том, что подготовка к ней была недостаточной, — говорит…

Разнарядка на войну

Спецподготовкой могла похвастаться разве что десантура. У пацанов-срочников, призывавшихся на войну из городов и весей огромного Союза, такого опыта не было. Как, впрочем, у многих офицеров, которым учиться воевать пришлось уже в Афгане. Николай Лисогурский, тогда еще в звании майора, на знаменитый перевал Саланг попал из Сургута, где его бригада, переброшенная из Закарпатья, работала на строительстве нефтепровода Уренгой — Помары — Ужгород, помогая гражданским специалистам. При этом самые тяжелые подготовительные работы выполняли военные. О том, что пришла разнарядка в Афганистан, ему стало известно в феврале 1984 года. К этому времени локальный конфликт тянулся пять лет, и “черные тюльпаны” уже вернули на родину в цинковых гробах немало хороших парней. Известие о возможной отправке на войну взволновало: Лисогурский знал, что его кандидатура — единственная. Нужен был офицер с академическим образованием, а он как раз окончил Ленинградскую военную академию тыла и транспорта. Однако потом на целые месяцы всё как-то притихло, поэтому, когда комдив вызвал майора к себе и сообщил, что завтра в шесть часов утра того ждет самолет на Москву и собеседование с начальником тыла Вооруженных Сил СССР маршалом Куркоткиным, это стало в определенной мере неожиданным. Разговор с маршалом длился минут десять-пятнадцать. Затем Лисогурский получил несколько суток отпуска и десять дней, чтобы сдать все дела. Навестил родителей: и своих, и жены. О том, что уезжает в Афган, никому из них не сказал. Ну а жена, конечно, обо всем знала. И плакала. В Кабул, это было в июле, Николай Лисогурский попал через Новосибирск (штаб Северного военного округа) и Ташкент, где пришлось задержаться: начальник службы, который должен был его проинструктировать, как раз находился в Афганистане. Впрочем и этот инструктаж длился не более получаса. А в кабульском аэропорту встретили три бронетранспортера. Там, за счет инструктажей и прививок, можно было задержаться еще на неделю. Но на перевале майора Лисогурского очень ждали, и офицер, сменить которого он приехал, опасаясь, как бы по дороге ничего не случилось, выслал за сменщиком бронетехнику. С трапа самолета он сошел примерно в одиннадцать утра, а уже к вечеру был на Саланге, преодолев на броне 260 непростых километров. Тоннель в горах Гиндукуш был построен советскими специалистами задолго до афганской войны, еще в 60-х. Его протяженность составила 2,7 километра. Через перевал, на высоте 3,5 тысячи метров над уровнем моря, петляла дорога, связывающая Север и Центр страны. Ее называли “дорогой жизни”. По ней шли машины с грузами на Термез и Кабул. По ней же пакистанские пастухи гнали многотысячные стада овец и караваны верблюдов. Во время военного конфликта между правительством ДРА и моджахедами, она служила для доставки продовольствия и боеприпасов нашим войскам. На Саланге майор Лисогурский принял командование отдельным дорожно-комендантским батальоном. Он обеспечивал бесперебойное движение наших и афганских колонн через перевал и тоннель. Поначалу из-за разряженного воздуха было трудно дышать. Затем организм адаптировался. Человек, говорит Николай Лисогурский, ко всему привыкает. Даже к мысли, что могут убить, если такая угроза существует постоянно. Известно, что за каждого убитого советского военнослужащего полагалась награда, поэтому духи собирали доказательства. Подполковник запаса вспоминает, как однажды наши разведчики привели взятого в плен моджахеда и, вместе с ним, французского оператора. Говорили, что у него нашли чуть ли не три километра отснятой пленки.

Тоннель в один конец

К тому моменту, когда майор Лисогурский принял командование батальоном, движение через тоннель было односторонним. Сегодня машины шли в одну сторону, завтра — в другую. Первыми — наши колонны, и только потом афганские. Но так было не всегда. Вначале машины двигались в обе стороны. Однажды это привело к трагедии. Навстречу друг другу шли афганские колонны. В середине тоннеля одна из машин заглохла. Ехавшие следом пошли на обгон и столкнулись со встречным потоком — образовалась пробка. Двигателей, как того следовало, никто не заглушил. В это же время шла и наша колонна. Люди стали задыхаться от выхлопных газов. Тогда многие погибли. После этого случая стали выдавать специальные гопкалитовые патроны. Обычный фильтрующий противогаз от угарного газа не спасает. А вот в комплекте с патроном — защищает: гопкалит (смесь некоторых окислов металлов) поглощает СО2. По обе стороны тоннеля поставили посты, где водители вместе с патронами получали необходимый инструктаж. Одновременно пропускались лишь тридцать машин. Остальные ждали. За каждой тридцаткой шел уазик с офицером сопровождения. Через каждые 250 метров на стене тоннеля были начерчены большие белые круги, в них находились устройства громкоговорящей связи. Каждый круг был пронумерован. В случае поломки водитель подходил, нажимал на клавишу и сообщал диспетчеру, в районе какого круга это произошло. После этого колонна останавливалась, двигатели глушились. Обгон запрещался. И лишь когда офицер сопровождения выяснял причину поломки, он вновь организовывал движение. Колонна уходила, сломавшуюся машину брал на буксир один из мощных тягачей, дежуривших у обоих входов в тоннель. Там же находились и пожарные машины. Другой трагический случай произошел, когда Николай Лисогурский уже служил на Саланге. На самом перевале духи, как правило, по машинам не стреляли — нападали на подступах к нему. В летнее время на всех господствующих вершинах круглосуточно дежурили посты горно-стрелкового батальона. Но это была ранняя весна, март. Снег еще не сошел, и наших постов в горах не было. Через Саланг машины двигались только в светлое время суток. Двум нашим колоннам, шедшим на Кабул, пришлось, спустившись с перевала, остаться на ночевку. 50 машин было с горючим и 40 — с боеприпасами. Следом шли афганские наливники: машины с цистернами, также наполненными горючим. Обычно — на базе наших КамАЗов. Как только наливники достигли колонны с боеприпасами, душманы начали обстрел из гранатометов. Били по своим. Вначале один наливник загорелся, потом другой. Нашей колонне с горючим удалось уйти из-под огня. А вот та, что с боеприпасами, оказалось в западне. Афганские водители бросили свои машины и убежали вверх по перевалу. Горящие наливники освещали все вокруг. Видно было как днем. Огонь перекинулся на колонну с боеприпасами, она горела всю ночь. А там были и пятисоткилограммовые бомбы. Если они детонировали, то оставались огромные воронки. Но когда принялись взрываться реактивные снаряды для вертолетов, стало еще страшнее. Они просто разлетались в разные стороны. А неподалеку располагался наш гарнизон, где хранилось 400 тонн горючего, необходимого для дозаправки машин. Цистерны с топливом были лишь наполовину зарыты в землю. Чтобы избежать катастрофы, следовало увести несколько наливников — тогда между горящими машинами и колонной с боеприпасами получился бы разрыв. За руль наливников сели наши солдаты и офицеры. Они и увели неповоротливую, отягощенную прицепами технику на безопасное расстояние. Были и еще случаи. За тоннелем, по направлению на Кабул, построили галерею. Дорогу со стороны горы прикрывала крыша. С другой стороны была пропасть. Душманы решили взорвать галерею. Обычно по утрам перед началом движения первыми выезжали наши бронетранспортеры. Они проверяли, нет ли мин, безопасна ли трасса. Афганцы не стали дожидаться выхода бэтээров и отправились в путь. В это время с гор спустились душманы. Они остановили 20 наливников, вернули в галерею и подожгли. А водителей увели в горы и там отпустили. За руль опять пришлось садиться нашим солдатам и офицерам. У машин были повреждены колеса, поэтому их вытаскивали из галереи тягачами. Другая критическая ситуация возникла, когда афганская и наша колонны подходили к тоннелю с севера, со стороны Термеза. Везли, опять же, горючее. Начался обстрел, машины загорелись. Горящий бензин потек по дороге, полыхнули другие наливники. Объятую огнем технику пришлось сталкивать в пропасть БАТами — бульдозерными артиллерийскими тягачами на гусеничном ходу. Ими также управляли наши военнослужащие. Духи при этом не прекращали обстрела. Из-за горного эха невозможно было определить, откуда летят пули. Афганские военные колонны, конечно же, имели свою охрану, но она при вооруженных столкновениях зачастую разбегалась и, если вела ответный огонь, то с безопасного для себя расстояния.

Cнежный плен

Снег, рассказывает Николай Лисогурский, был не менее опасен, чем нападения душманов. Ведь лавины сходили с гор бесшумно. Видны были лишь клубы снежной пыли. Николай Семенович вспоминает: однажды снег начал падать 8 марта. Он опускался на землю большими хлопьями. Невиданная до тех пор картина. При этом ярко светило солнце. До 30 марта снегопад не прекращался. Высота снежных заносов доходила до шести метров. На перевале стояла артиллерийская батарея. По весне сход лавин провоцировали выстрелами из пушек. Не сразу пришел опыт. Бывало: сегодня постреляли и — ничего. А назавтра лавина сходила сама. Это подвергало большой опасности идущие через перевал колонны. Как-то раз такая вот лавина похоронила под собой три наших машины. Погибли двое военных и женщина, ехавшая по делам в Кабул. Задохнулись под снежной массой. Их смогли найти только к вечеру второго дня. Специально дрессированных собак-спасателей не было. Искали при помощи длинных металлических штырей. Когда натыкались на что-то твердое, думали — машина. Начинали откапывать: оказывалось — просто камень. Шли дальше. В тот раз не успели. Пропасть была не отвесной, но скат крутым. Машины утащило вниз метров на двести. Вместе с лавинами большую опасность приносил гололед. Особенно, когда техника спускалась вниз и ее заносило. Инструкция предлагала вывернуть руль и удариться о скалу. Тем самым спасти себя и груз. Это лучше, чем скатиться в бездну.

Наркотрафик

Афганистан, по сути, всегда был наркогосударством, источником наркотрафика. Поэтому афганские спецслужбы держали группу своих сотрудников на Саланге. Они проверяли идущие через него автобусы с местным населением. У наших такого права не было. Однажды в одном из автобусов удалось обнаружить 8 килограммов чистого героина — 4 пакета. В афганской группе работали и женщины. По местным обычаям только они могли обыскивать своих согражданок — мужчины, даже при исполнении, к ним прикоснуться не могли. И моджахеды этим пользовались. Надев чадру, они прятали в складках одежды и взрывчатку, и те же наркотики. Кое-кто из местных предлагал наркотики и нашим военнослужащим. Даже бесплатно. Ведь наркоман за дозу продаст и оружие, и технику. Это был один из подрывных методов работы западных спецслужб. Но на Саланге повального увлечения наркотой не было. Наши особисты тоже не дремали. Существовала своя агентурная сеть, при помощи которой тайное становилось явным. Тогда начиналась профилактика: писались (но, правда, далеко не всегда отправлялись) письма в Союз. Они зачитывались перед строем, и провинившийся мог сделать выбор: забыть о наркоте или позволить узнать о своем пагубном пристрастии родным и любимым.

Ледниковый период

На Саланге Николай Лисогурский пробыл два года. Там он получил звание подполковника. Афганское командование наградило его орденом Красного Знамени, свое — орденом Красной Звезды. Сегодня Николай Семенович работает начальником охраны на одном из гомельских предприятий. О Саланге говорит не только как о грозовом перевале. Рассказывает, что летом там царила спасительная прохлада, в то время как внизу, у подножия гор, нещадно палило солнце. Однажды Лисогурский отправился в отпуск, покинув Саланг как обычно на броне. Вещи, чтобы не запылились в пути, укутал полиэтиленом. Но от невыносимой жары тот просто расплавился. Быт на Саланге был обустроен, можно сказать, с комфортом. В то время как всюду питались консервами, здесь — свежим мясом. Оно доставлялось из Союза и хранилось в специальных холодильниках, оборудованных в скалах. В гарнизонах работали хлебопекарни. Были и свои прачечные, что спасало от вшей. А вода в горных реках, стекавших с ледников, отличалась кристальной чистотой. И все же… Есть вопрос, от которого у бывшего боевого командира по сей день сжимается сердце.

— Скажите, что во время службы на Саланге оказалось для вас самым трудным? — Отправлять родственникам погибших известия об их гибели…