Илья Вельджанович ВЕЛЬДЖАНОВ — белорусский и туркменский государственный деятель, дипломат и военный. Первый в Туркменистане генерал-лейтенант Вооруженных Сил СССР. Родился 17 июня 1934 года в г. Кызыл-Арвате (Туркменская ССР). Окончил Ташкентское общевойсковое училище, две военные академии — имени Фрунзе и Генерального штаба Вооруженных Сил СССР имени Ворошилова, а также высшие академические курсы руководящего состава Вооруженных Сил СССР.
Служил на различных должностях в группе советских войск в ГДР, в Приволжском, Закавказском, Среднеазиатском, Туркестанском, Белорусском военных округах. В 1984 — 1988 годах — заместитель командующего войсками КБВО.
Был советником командующего особым военным округом во Вьетнаме и главным военным советником в КНДР. Из армии уволился в 1992 году в звании генерал-лейтенанта Вооруженных Сил.
С 1994 года 12 лет бессменно возглавлял дипломатическую миссию Туркменистана в Беларуси, являлся дуайеном дипкорпуса, аккредитованного в нашей стране. С апреля 1992 по сентябрь 2007 года — Постоянный Полномочный Представитель Туркменистана в уставных и других органах СНГ.
После отставки живет в Минске, имеет белорусское гражданство. В настоящее время возглавляет минскую городскую организацию Белорусского союза офицеров. Кавалер 11 орденов, в их числе — два ордена Красной Звезды. Имеет звания: почетный академик Всемирной Академии наук комплексной безопасности, почетный профессор БНТУ, профессор Института современных знаний.
Будучи на должности заместителя командующего Белорусским военным округом, в августе — сентябре 1986 года И. В. Вельджанов командовал белорусским сектором военной группировки, участвовавшей в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Каждый из нас по жизненному пути тащит на спине свой особый груз. Успехов и неудач, восторгов и потрясений, больших планов и маленьких свершений. И, конечно же, воспоминаний. У кого их больше, у кого меньше, как уж отмерено судьбой. Генерал-лейтенант в отставке Илья Вельджанов — один из тех, кому, как говорится, хватило хлебнуть превратностей судьбы большой ложкой.
В его обширнейшем багаже жизненных воспоминаний есть и чернобыльская ноша. Илья Вельджанович в 1986-м командовал белорусским сектором воинской группировки, задействованной на ликвидации последствий чернобыльской катастрофы. О той небольшой по времени, но очень непростой командировке наш разговор.
— Илья Вельджанович, каким по тяжести оказался для Вас чернобыльский груз?
— Чернобыль был испытанием моих возможностей как-то повлиять на ситуацию, которая складывалась в мире по отношению к нам. Уже ощущалось дыхание распада великой страны, и громадная по масштабам катастрофа могла его значительно ускорить. Я делал все, что было в моих силах, чтобы хоть как-то замедлить этот процесс. Скажу, часто то, что советовали нам зарубежные благодетели в то время в плане ликвидации последствий катастрофы, могло обернуться большими бедами в будущем. Так, нам настоятельно рекомендовали со всей зараженной радиацией территории белорусского сектора снять плодородный слой и захоронить его в специально оборудованных могильниках. Таких могильников планировалось сделать больше сотни, и каждый стоимостью в миллионы долларов. Подобные планы можно было расценивать как явный подрыв экономического состояния страны, ведь огромные территории Белоруссии, и так не блиставшие особым плодородием, превращались в песчаную пустыню, настоящий Каракум. Добавьте сюда громадные затраты на проведение самих работ. Я сделал всё, чтобы не допустить реализации такого проекта. Доказывал его абсурдность, вредность, организовал комиссию из специалистов, в том числе и из Москвы, приглашал из Минска высоких чиновников. И убедил в своей правоте. А как иначе, ведь это моя страна, она взрастила, воспитала и вывела меня, детдомовца, как говорится, в люди. Больно было смотреть на то, как могли навредить ей. Или приведу еще один подобный пример. Уже когда занимался дипломатической работой, ко мне неоднократно поступали предложения от западных руководителей принять средства для укрепления саркофага над АЭС. Этот вариант я сразу отверг: ведь такая нагрузка на уже имеющуюся конструкцию в случае взрыва могла привести к огромным разрушениям вокруг. Убеждал дать средства на развитие науки (чтобы ученые могли разобраться в причинах катастрофы), на реабилитацию ликвидаторов, строительство жилья для переселенцев.
Но такое предложение не приняли.
— Что представлял собой в людском отношении белорусский сектор воинской группировки, задействованной на переднем рубеже ликвидации последствий катастрофы?
— Белорусский сектор состоял из семи полков, в каждом из которых насчитывалось более чем по три тысячи человек. Три полка были непосредственно от Белорусского военного округа и по одному — от Прибалтийского, Уральского, Северокавказского и Среднеазиатского округов. Представьте, какая это масса людей, причем в основном не срочники, а призванные на сборы, так называемые партизаны, то есть уже мужики, отслужившие срочную службу, со сформировавшимися взглядами, устроившиеся в жизни, семейные. И управлять ими было очень непросто. Что ни день, то министру обороны СССР докладывали об очередном ЧП в секторе. А у меня по службе был определенный опыт по наведению порядка. В свое время, получив под командование в Германии самую отстающую дивизию, я сделал ее самой лучшей в ГСВГ. Были и другие аналогичные примеры. Вот мне и сделали предложение: мало того, что навести порядок и подтянуть дисциплину, так еще и укрыть людей, обустроить военные городки, причем создав всю инфраструктуру. Размещались ведь в палатках, а был уже август 1986-го, на носу осень, а там и холода с белыми мухами.
На все про все у меня был срок до октября — в это время я как замкомандующего округом должен был прибыть на сборы Вооруженных Сил СССР в Алма-Ату. Прежде чем что-то делать, неделю присматривался, объездил весь сектор и только потом стал принимать решения.
— Ваши решения, думаю, до сих пор вспоминают. Ведь нереально было за короткий срок построить столько всего?..
— Ну, вы меня плохо знаете. Реально!
Я организовал круглосуточную работу по строительству городков. Позвонил каждому командующему округом, чьи полки были в моем подчинении, и обрисовал ситуацию: ваши люди скоро начнут мерзнуть, необходимо срочно помочь с обустройством нормальных военных городков, нужны специалисты и материалы. И пошло. Даже соревнование между округами организовал. Не поверите, самолетами людей и материалы возили. 29 сентября я уже докладывал командующему: принимайте городки.
А начинал с малого. Управление полками организовали непосредственно в загрязненной зоне: поначалу в Пирках, что в Брагинском районе, а потом в Хойниках. Таким образом, я находился в центре расположения подразделений. До меня руководство группировкой питалось в отдельной комнате, отгороженной в общей столовой. Я приказал накрывать и мне, и подчиненным в общем зале, чтобы солдаты видели, что мы едим и из какого котла. Далее я добился организации четкого индивидуального дозиметрического контроля. Командирам полков и всем офицерам выдали прямопоказывающие дозиметры. И каждый день они снимали показания у бойцов до обработки и после, а потом записывали их в специальный журнал. Как только получил человек максимально установленную дозу в 25 бэр, на работы он больше не допускался.
— Вам ставят в заслугу и жесткую борьбу с мародерством, ведь соблазн был большой: люди покидали свои дома с одними документами и все нажитое оставалось на месте, правда, покрытое радиоактивной пылью...
— Вот в этой пыли всё и дело. Была большая вероятность, что радиоактивное добро стараниями мародеров расползется по всему Союзу. А это страшно, ведь радиация не кусает, не жжет, не имеет запаха, а действует исподтишка. Поэтому нужно было действовать жестко. Я издал специальный приказ по группировке относительно мародерства и наказания за него. И каждый ознакомился под роспись. Всех, кто уезжал домой, стали проверять. Есть, скажем, фотоаппарат, покажи чек из магазина на него, расскажи, где и когда купил. Нет чека — вещь изымаем и возбуждаем уголовное дело. И таким образом удалось это дело взять под контроль.
— Илья Вельджанович, в конце 70-х Вы, имея четкую перспективу стать во главе военного округа, отказались формировать армию для последующего ввода ее в Афганистан. А спустя несколько лет по первому приказу и понимая всю степень опасности такой командировки, отправились в самое пекло чернобыльской зоны, где получили дозу облучения в 20 бэр из 25 предельно допустимых. Почему такие разные решения принимали?
— Я отказался вводить войска в Афганистан потому, что знал традиции этого народа. И понимал, что если мы начнем вмешиваться во внутренние дела государства, то станем врагами как непосредственно афганцев, так и многочисленных осевших в этой стране после Октябрьской революции национальных диаспор из наших среднеазиатских республик. Если бы советские войска просто встали на границе с Пакистаном или Ираном, защищая Афганистан от вмешательства извне, не отказывался бы от службы там. Хотя, знаете, с годами я стал думать иначе. Возможно, мое присутствие и участие в афганских событиях помогло бы избежать столь многочисленных жертв. Во всяком случае я уж точно не остался бы безучастным к происходящему.
Что касается Чернобыля, то это была наша общая беда, не зависящая от народа. И мы, люди разных национальностей, работавшие там, выполняли общечеловеческий долг.
— Но ведь случалось всякое. Например, в один прекрасный день полк Прибалтийского округа отказался выходить на работы по дезактивации. Мол, это проблемы белорусов и украинцев, они эту кашу пусть расхлебывают, а наши дома далеко. И Вам за 20 минут удалось уговорить три тысячи негативно настроенных мужиков идти в радиационное пекло. Каким образом это сделали?
— Этот случай был, к счастью, единственным в своем роде. Военные осознавали и свою ответственность за качественное выполнение поставленных задач, и какое важное для всех нас дело делают. А перед строем прибалтийского полка я, помню, сказал буквально следующее: вы — люди военные, уже служили, давали присягу защищать Отечество и обязаны выполнять приказ. Тем более что одно дуновение ветра — и радиация будет там, где живут ваши семьи, ваши дети. Моя родина, Туркмения, — далеко, туда ничего не дойдет, но ведь я же с вами. Вы защищаете не Украину и не Белоруссию, а всех нас. Для радиации границ нет — стену между странами не поставишь. Заставлять насильно никого не буду, это дело добровольное. Поэтому, добровольцы, — пять шагов вперед. Весь полк сделал эти пять шагов. Я дал команду составить четкий график очередности выхода на работы и вместе с первой партией в 200 человек поехал на промплощадку атомной станции. Водитель мой, родом из Борисова, 20-летний парень в то время, сейчас уже инвалид, ходит с палочкой. Мы с ним созваниваемся периодически. А у меня здоровье, видно, иное, покрепче оказалось.
— Как складывались отношения с местным населением, гражданскими специалистами?
— Нормальные были отношения. Мы как могли помогали с эвакуацией, переселением. А вообще, многие люди, конечно, не имели представления, что такое радиация, и не осознавали ее опасность. Помню, как приехал в зону, чтобы ознакомиться с делами группировки, смотрю: в саду женщина рвет яблоки и начинает их есть тут же, немытыми. Говорю, надо бы помыть их, радиация же. Она откровенно не понимала меня. А когда гражданские к нам приезжали, я давал команду дозиметры прятать.
Не хотелось пугать людей.
