Негоже, чтобы от хорошего человека не осталось следа на земле

Игорь оказался хорошим гидом. Побродив с ним по Невскому, полюбовавшись знаменитыми дворцами с воды на катере знакомого капитана, мы обошли все каналы. А ранним субботним утром выдвинулись в Новгород. Необъяснимое волнение, с которым я садился в автомобиль Игоря, списал на пушкинское Царское село и Павловск, которые мы должны проезжать. Полюбовались, повосторгались сияющим первозданными красками дворцом и прекрасным парком, посетовав на то, что вряд ли нечто подобное останется потомкам от нашего времени. Кроме больших денег, сосредоточенных в одних руках, и желания выстроить сказочные дворцы, нужно обладать еще хорошим вкусом и возможностью пригласить лучших мировых архитекторов, художников, садовых дизайнеров... 

Поехали дальше, но предчувствие чего-то очень важного для меня не проходило. Хотя сама эта встреча с Игорем, о существовании которого я не знал еще несколько месяцев назад и с которым мы неожиданно быстро и близко сошлись, была уже сродни чуду. В интернете он как-то наткнулся на мою книгу «Мы были в этой жизни», зачитался историей наших родных мест и людей, а потом разыскал меня в «Одноклассниках». Узнав, что я давно не был в Петербурге, мой онлайн-знакомец пригласил в гости. А потом был телефонный разговор, в котором он упомянул дачу в Новгородской области.

Дорога Игорю была знакома, машину он вел почти на автопилоте и рассказывал о себе. Оказалось, мы с его покойным отцом приятельствовали в далеком детстве, потом наши пути разошлись. Игорь женился на ленинградке, она с детства каждое лето гостила в нашей белорусской деревне у бабушки и жила через улицу. В Петербурге у Игоря небольшая компания, специализирующаяся на модернизации канализации и сантехнических сетей. Мне он похвастался, что приходилось заниматься реконструкцией в Петергофе, а также в ряде других исторических объектов Петербурга.

…Вдруг справа мелькнул дорожный знак «Спасская Полисть». 

Спасская Полисть… Откуда мне знакомо это название? И тут же вспомнил.

– Игорь, остановитесь, пожалуйста.

– Да, Эдуард Лукич, я забыл предупредить, что будем проезжать это место. Я помню из книги: здесь погиб ваш дядя. 

Дядя Леша, Алексей Сергеевич Шинкевич, младший и любимый брат моей мамы, безвестно пропал на войне. От армии он был освобожден из-за порока сердца, но ушел на фронт добровольцем. 

В детстве я часто видел, как мама стояла перед портретом дяди Леши будто перед иконой и что-то шептала. А песню «Алеша» про памятник русскому солдату-освободителю в Пловдиве не могла слушать без слез и в восемьдесят лет. Я тоже, кстати сказать, в свои восемьдесят не могу ее слушать без волнения. Хотя, конечно же, осведомлен, что власти Болгарии делают все, чтобы вычеркнуть из памяти народа и Алешу, и других советских солдат, освободивших страну от фашистов.

Сейчас думаю: если сестра так горько и долго переносила потерю брата, то как же мирились с таким горем миллионы советских женщин, потерявших в войну сыновей? (Обе мои бабушки скончались незадолго до начала войны.) 

Помню, как в начале июля 1941 года шел бой возле нашей деревни, а вот дядю Лешу не помню, хотя наверняка, уходя на фронт, он прощался с сестрой и качал на руках маленького племянника. Не помня дядю Лешу, я никогда не переставал его любить. Люблю и сейчас, хотя мне уже за восемьдесят, и дядя скорее я ему, погибшему в тридцать. Если не дед. Всегда хотелось узнать, где и как он погиб. Время от времени посылал запросы в Центральный архив Министерства обороны в Подольске в надежде, что какие-то сведения в конце концов всплывут. Получал отписки.

Мама до самой смерти не верила, что брат погиб, хотя будто был и свидетель из наших деревенских, сослуживец. Тот утверждал, что дядю убили, когда он пытался срастить кабель полевого телефона. «Похоронки-то нет? Нет!» – говорила мама. Вот один односельчанин вроде бы тоже погиб, даже похоронка пришла, а в конце пятидесятых обнаружился в Америке. Самое интересное, что и я, уже студент к этому времени, доверял этой маминой надежде. И тоже ждал.

Похоронку на красноармейца Шинкевича Алексея Сергеевича получил я. В 2011-м, двадцать два года спустя после маминой кончины. Прислал ее на мой электронный адрес Володя Говорушкин из далекого сибирского города Шелехов. Мы общались с ним в интернете, занимаясь поиском предков, и в этих поисках он был куда успешнее меня. Я попросил разыскать следы моего дяди. 

Невероятно, но вскоре я увидел этот печальный документ на мониторе. Шестьдесят восемь лет после того, как стандарт­ный армейский бланк заполнялся штабным писарем. Не исключено, что рядом рвались снаряды и свистели пули. 

Итак, красноармеец 1102-го полка 327-й дивизии Шинкевич Алексей Сергеевич убит 30 января 1942 года в бою за деревню Спасская Полисть. Похоронен в лесу восточнее этой деревни.

Почему же похоронка не дошла? В ней был ошибочно указан адрес получателя: Воронежская область вместо Гомельской, хотя район наш, Рогачевский, и деревня Остров тоже наша. Видно, не было точных данных под рукой, и писарь исходил из того, что 1102-й полк, как и вся 327-я дивизия, формировались в Воронеже.

Прочел о тех страшных боях на Волховском фронте в окрестностях деревень Спасская Полисть, Мясной Бор, Мостки и других в воспоминаниях командира дивизии генерала Антюфеева. Холодный ад: болото, непроходимый лес, тридцатипятиградусные морозы. Неподготовленную, наспех сформированную, плохо вооруженную и экипированную дивизию бросили на хорошо укрепленную немцами Спасскую Полисть, где каждый дом был превращен в дот. Тысячи и тысячи погибших. И только пять пожилых солдат в похоронной команде полка. Какие там похороны…

Поисковики еще в семидесятых годах десятками находили хорошо сохранившиеся в болотном мху тела красноармейцев и опускали их в братские могилы. 

Спасская Полисть, страшная полисть, страшная повесть… Между прочим, «полисть» давно утраченное слово, значащее «болото, трясина, топь».

Но был еще и Мясной Бор. (Во времена Петра I отсюда поставлялось мясо для строителей Петербурга.) И близлежащие деревни, вокруг которых тоже труднопроходимые болота и леса и которые в 1941–1942 годах старались взять штурмом, чтобы снять блокаду Ленинграда. Ценой многочисленных жертв, к не­счастью, напрасных. Блокада была прорвана только более чем через год, а окончательно лишь 27 января 1944 года. Точное количество погибших в этих местах неизвестно, но фигурирует даже цифра в 150 тысяч человек.

В деревне Мясной Бор сооружен мемориал погибшим в 1941–1944 годах красноармейцам. Говорят, это самое большое воинское кладбище в Европе. На гранитных и мраморных плитах выбито множество фамилий, под ними останки свыше 45 тысяч воинов, обнаруженных поисковиками объединения «Долина» за последние тридцать с лишним лет. Фамилии моего дяди среди них мы с Игорем не обнаружили. Поиски погибших продолжаются до сих пор, места для новых захоронений здесь уже нет, поэтому участники «Долины» планируют создать еще одно мемориальное кладбище.

Нет дорогой мне фамилии и на расположенном неподалеку официальном мемориале-памятнике «Любино поле». Помните, могила моего дяди по данным похоронки – где-то в лесу восточнее деревни Спасская Полисть. Мы были в этом лесу, вернее, пытались в него попасть. Вошли вглубь не более чем на пятнадцать метров от дороги. Дальше – непроходимые заросли кустарника и дикой колючей ежевики, под ногами хлюпает вода. И это летом, в августе. А это означает, что никто и никогда этой могилы не найдет, да и существует ли она? И все же, земля тебе пухом, дядя Леша!

Несмотря на то что я шестьдесят лет лелеял в себе желание узнать судьбу дяди Леши, но, если честно, мало что для этого делал. Да, несколько раз писал в архивы, так это скорее было для проформы, без особой надежды на результат. Судьба сама послала мне и Володю Говорушкина, и Игоря Политая. В результате я не только узнал, где и когда убит красноармеец Шинкевич, но и побывал на месте его гибели.

А не скрывается ли за словом «судьба» заветное желание моей матери? Не она ли ОТТУДА нашла возможность оказать мне содействие в осуществлении этой миссии? А что, «свет вялік, можа, і праўда» – такими словами мама часто встречала сообщения о чем-то невероятном. Недавно, кстати сказать, ученые на основании изучения ДНК установили, что в обыденной жизни мы переживаем не только свои стрессы, но и стрессы своих предков! Как и почему, можно только догадываться.

…Стою у родительской могилы на кладбище в родном Поболово. Молча рассказываю им новости о дяде Леше. И в ответ – горькое молчание. А потом улавливаю мамино желание: «А знаешь что, сынок? Ты пошли им эту похоронку, может быть, они учтут, и на новом кладбище появится фамилия Шинкевич А. С. Негоже, чтобы от хорошего человека не осталось следа на земле». 

Негоже, мама. 

Р.S. По сообщению военного комиссара Великого Новгорода, Новгородского и Батецкого районов В. Паутова, Алексей Сергеевич Шинкевич «увековечен внесением его фамилии в список паспорта № 44 на братскую могилу у деревни Мясной Бор Новгородского района… В администрацию Новгородского муниципального района и в администрацию Трубичинского сельского поселения направлено сообщение об увековечении, на основании которого фамилия Шинкевича А. С. будет занесена на мемориальную плиту братской могилы».