Последняя запись – приговорен к смерти. Из воспоминаний сына узника концлагеря

Пятиклассник Саша отдыхал на летних каникулах в деревне у бабушки. Станиславу Ивановичу дали отпуск, и он решил провести время с сыном. Взяв удочки и снасти, отправились к реке. Долгое время молчали, клева не было. Тишину нарушил голос отца:

– Знаешь, сын, а ведь этого всего могло и не быть…

Саша вопросительно посмотрел на него.

– Хочу тебе кое-что рассказать, – после недолгой паузы добавил Станислав Иванович. В его голосе чувствовалось волнение.

– Ты наверняка знаешь, Саша, что я был на войне, – начал он свой рассказ. – Но до того как взять в руки оружие, мне пришлось многое пережить. Я был 15-летним подростком, когда началась война. Твоя бабушка, Варвара Прокофьевна, хотела вывезти меня и твою тетку Зинаиду из города. Поскольку все знали, что твой дед, Иван Гаврилович, военный, коммунист, мы сожгли все наши документы и семейные фотографии, чтобы не подвергать семью опасности.

Поезд, в котором ехала семья Рекашёвых, захватили немцы. Они вытаскивали людей из вагонов и сортировали по полу и возрасту. Мать с сестрой остались в оккупированном городе, а Станислава с ровесниками отправили в Германию. По приезде ждала очередная сортировка: отбирали внешне здоровых и сильных парней для работ на местной фаб рике. Жили подростки в бараках, за колючей проволокой, кормили их баландой два раза в день, хлебом наполовину с опилками. С раннего утра до позднего вечера работали: таскали тяжелые ящики. Тех, кто не выдерживал и падал без сил, избивали палками. Совсем слабых пристреливали на месте. В лагере Станислав сдружился с Василием – сыном шахтера с Донбасса. Вместе они подготовили побег и ночью, обманув охрану, сбежали. Была холодная осень, бежать пришлось босиком – немцы на ночь забирали обувь. Друзья стали пробиваться на восток, ночами шли, днем прятались в лесах. Но далеко уйти не смогли: овчарки взяли след. Фашисты долго, до потери сознания, избивали беглецов, затем несколько дней держали в карцере без еды и воды. Позже вернули в бараки и допустили к работе. В один из дней

их вызвал к себе начальник лагеря.

В кабинете за большим столом сидели изрядно выпившие немецкие офицеры. Стол был заставлен едой: картошка, пиво, жареная колбаса, белый хлеб. Для голодных подростков видеть это было настоящей пыткой.

– Ну что, нравится? Это всё может быть вашим, – ехидно заявил начальник лагеря. – Всего-то нужно подписать бумагу о вступлении в школу абвера. И потом ешьте, пейте сколько душе угодно. Вам выдадут немецкую форму, поставят на довольствие, переведут в чистые казармы. Вас будут обучать, а затем направят в Советы для выполнения диверсионных заданий. Всё это время вы ни в чем не будете нуждаться. Нужна только ваша подпись. Ваш ответ?

– Нет!

– Нет??? Увести, – рявкнул начальник лагеря.

Подростков выволокли из кабинета и бросили в камеру. Били долго, пока на тощих телах не осталось живого места, после чего затащили в барак и швырнули на пол. Потом еще много раз вызывали, заставляли подписать бумагу. Многие узники не выдерживали, соглашались, но Станислав с другом продолжали твердо стоять на своем.

Лютый холод обжигал мальчишеские ступни: как и в первый раз, бежали босиком. На улице стояла весна, пьянящий запах свободы придавал силы. Выдохнули, когда перестали слышать лай собак. Накануне побега удалось раздобыть немного махорки, которая сбила овчарок со следа. Переплыли ледяную реку и отправились дальше. Без еды, босиком, по холоду… Силы были на исходе. Набрели на какое-то селение. Убедившись, что в одном из домов никто не живет, ночью пробрались в него, выдавив стекло. Решились включить свет. Нашли еду и сухую одежду, поели, согрелись и уснули. На беду ребят свет увидели в соседских домах, сознательные граждане доложили в гестапо. Сонных и обессиленных их привезли уже не в лагерь, а в тюрьму. И снова допросы, избиения. Гестаповцы не знали пощады, в зверских пытках им не было равных. Избивали до потери сознания, затем обливали водой, приводили в чувства и снова били. Так продолжалось несколько дней. Позже парней привели к какому-то офицеру, последовало очередное предложение вступить в школу абвера. Ответ был прежним: нет! Подростков бросили в камеру смертников, где находилось человек 15. Каждый день дверь открывалась, входили солдаты, забирали по два-три человека. Назад никто не возвращался.

– Страшнее всего то, – вспоминает слова отца Александр, – что ребята слышали нечеловеческие вопли, которые доносились из других камер днем и ночью. Люди кричали так, будто из них доставали кишки. Долгие годы отец продолжал слышать эти ужасные крики в своих ночных кошмарах.

Друзья понимали: их ожидает не просто расстрел. Пришел день, когда в камере остались лишь Станислав и Василий. Услышав приближающийся стук солдатских сапог, они обнялись на прощание. Сомнений не было – шли за ними. По щекам ребят бежали слезы. Шаги смолкли рядом с их камерой. Звук открывающейся двери заставил сердца пленников биться в сумасшедшем ритме. Время замерло…

Яркий свет, ударивший в лицо товарищей, не позволял разглядеть солдат, стоявших на пороге камеры, но по их речи стало ясно одно – это не немцы! Говорящие на непонятном языке жестами показывали: вы свободны. От переводчика узнали, что спасли их американцы. Они накормили ребят, дали одежду, отправили в палатку отсыпаться. Когда бывшие пленники пришли в себя, американцы предложили вступить в их армию и вместе отправиться мстить немцам за свои искалеченные жизни. Но друзья наотрез отказались и попросили передать их русским. Мальчишкам дали время подумать. Так они провели в американском лагере несколько недель. Потом им сообщили, что неподалеку войска русских и американцев воссоединились, их могут передать соотечественникам. В дорогу дали несколько банок тушенки, набили карманы шоколадом и повезли в расположение русских.

После этого начались бесконечные проверки – Смерш, НКВД, контрразведка, МГБ. Пошли допросы, их подозревали в предательстве и шпионаже. Проверить показания бывших узников не представлялось возможным. Но сама судьба встала на защиту ребят. После очередного допроса Станислава вели в камеру по длинному коридору. Взглядом встретился с проходящим мимо офицером и узнал сослуживца отца:

– Дядя Петя, это я, Стасик!

Полковник остановился, он тоже узнал мальчишку. Стал выяснять, что случилось. Тот рассказал про лагерь, побеги и всё остальное. Вместе с полковником вернулись к следователю, проводившему допрос.

– Я лично знаю этого парня, – заявил полковник, – воевал с его отцом, который погиб под Воронежем.

Именно в этот момент Станислав узнал о смерти отца. 

Полковник лично поручился за Станислава и Василия, с которым они стали как братья. Друзьям на тот момент исполнилось по 19 лет, им выдали форму, автоматы ППШ и отправили в штрафбат, на передовую.

В предместьях Берлина шла бойня, в которой парням предстояло пройти боевое крещение. Отсутствие военного опыта привело к тому, что в первом же бою Василия на глазах друга скосило пулеметной очередью.

До конца войны Станислав Иванович служил в стрелковом батальоне. Успел героически проявить себя – захватил немецкий опорный пункт, за что после войны был направлен в Пятигорск, в школу подготовки командиров пулеметного взвода. После окончания ему присвоено звание сержанта, был замкомандира пулеметного взвода – командиром пулеметного расчета. В 1950 году уволен из рядов Советской армии в запас.

Станислав Иванович постепенно привыкал к мирной жизни, но военное прошлое напомнило о себе – его вновь вызвали в КГБ, сообщив, что следствие не закончено, требовалось установить причины нахождения Рекашёва на территории Германии. К сожалению, свидетелями тех событий были лишь друг Василий, погибший в первом бою, и сослуживец отца. Позже выяснилось, что полковника на тот момент тоже не было в живых, он погиб 8 мая 1945 года, за день до Великой Победы.

Но всё встало на свои места. Как вспоминает Александр, отца вызвали в военкомат, откуда он вернулся в приподнятом настроении. Семье пояснил: с него сняты все подозрения. Оказалось, что американцы, захватив город Кассель, обнаружили немецкие архивы из концлагеря и передали русским. Документы переслали в Москву, начали переводить и рассылать по инстанциям. В военкомат пришла информация о личном деле Станислава Ивановича Рекашёва. Заведено оно в концлагере, продолжено в тюрьме. Последняя запись в личном деле: приговорен к смерти.

После окончания вуза Станислав Иванович преподавал физику и математику в училище речного флота, затем перешел в центр стандартизации и метрологии, где работал до выхода на заслуженный отдых. Отмечен многими дипломами и наградами. Умер в марте 2015 года, за неделю до своего 89-летия.