Моя боль не утихает: об ужасах трагедии в Озаричах рассказала живой свидетель немецких расправ

Тамара Александровна родилась в 1936 году. Младшая дочка в семье, а всего детей было пятеро. Отец Александр Васильевич ушел на фронт, работал в санитарном поезде. Был тяжело ранен при освобождении Калининграда. Немецкий самолет прорвался и нанес авиаудар – осколок снаряда попал мужчине в спину, но он выжил. Мама Анна Илларионовна погибла под бомбежками.

– Я помню те дни, когда немцы выгоняли нас из домов, – вспоминает Тамара Лавецкая. – Они ездили по городу и через громкоговорители объявляли, чтобы мы выходили на центральную улицу – Первомайскую. С собой разрешали брать только ценные вещи. Откуда они у нас? Одежда да еда. Захватчики обещали, что отправят туда, где будет работа и питание. Врали! Жители Жлобина соединились в большую колонну. Была вся наша семья – я, братья с сестрой, бабушки и дедушки по папиной и маминой линиям. А еще семья бабушкиной сестры – бабушка Соня, ее дочка и трое внуков. По обе стороны колонны – немцы с автоматами. Когда дошли до железнодорожных путей, нас стали заталкивать в вагоны. Такие составы мы называли телятниками – внутри не было ничего. Сколько так ехали, набитые в вагоне, как селедка в банке, сложно сказать.

Весной 1944 года маленькой Тамаре было всего восемь лет. Но все моменты 80-летней давности она помнит отчетливо. Как выходили из вагонов, как у каждого забирали все, что было. Котомки за плечами немцы просто срезали. Тех, кто сопротивлялся, расстреливали без слов. Потом людей, в основном это были женщины, дети и старики, погнали в лес. Весенняя дорога разбита машинами, на которых немцы вывозили лес. Было невыносимо идти – снег вперемешку с землей образовывал грязевую кашу. Люди еле шли. Матери несли на плечах своих малышей, на руках еще по одному, а за подол их одежды держались старшие дети. Женщины начинали отставать, от бессилия выходили на обочину.

– И тогда начинались автоматные очереди. Не церемонились ни с кем, матерей расстреливали вместе с детьми. Отдыхали только ночью, а весь день шли. Так продолжалось почти трое суток. Этот путь люди назвали дорогой жизни и смерти. Мы, дети, вопросов не задавали, все понимали, – со слезами на глазах рассказывает Тамара Александровна. – Когда добрались до лагеря, увидели тысячи людей под открытым небом. Никакой защиты от ветра, снега и мороза. Кругом колючая проволока, по периметру мины, а в середине – болото. Становишься на снег и проваливаешься в воду. Днем мог идти мокрый снег с дождем, ночью наступали морозы. Не передать словами тот кошмар – умирали целыми семьями. 50 тысяч узников немцы заразили тифом. Мы должны были стать живым щитом на пути советских войск, передать солдатам болезнь. Еды и питьевой воды не было. Пили прямо из луж, ели снег. В этом болоте росла трава, выдернешь, там луковица – сладкая. Ее и грызли. Помню эти страшные дни – кругом множество трупов. Не было даже куда присесть. Тела складывали друг на друга и садились на них, потому что это было самое сухое место в том аду.

Лагерь смерти унес жизнь почти 20 тысяч узников. Выжившие, истощенные и в тифозном бреду, лежали на земле под дождем и снегом. Такую картину увидели советские солдаты, освободившие 19 марта узников Озаричей. Для них развернули военно-полевые госпитали. Забрали всю одежду, сожгли, людей остригли, потому что в лагере было огромное количество вшей. Жлобинчанка вспоминает, что они на волосах в целые плетенки собирались.

– Пережить те дни многие не смогли. Из нашей семьи остались в живых восьмилетняя я, 11-летний брат, 13-летняя сестра и бабушка Соня (сестра нашей бабушки), ей тогда было 54 года. Она нас и растила, мы стали для нее как родные. К несчастью, ее дочка и внуки тоже умерли в лагере, – делится трагическими воспоминаниями Тамара Александровна. – Помню, что в военном госпитале посреди палатки стояла буржуйка, на ней большой чайник. Женщина в годах наливала нам из него что-то похожее на густой чай – такая горкатуха была! И не отходила, ждала, пока все выпьем. Говорила, что это очищает от тифа. В госпитале пробыли месяц, потом нас перевезли в Буда-Кошелевский район и поселили у местных жителей. Давали таблетки и гуманитарную помощь. После вернулись домой, где сильно голодали.

Когда закончилась война, маленькая Тамара пошла в школу. Все было разбито: вместо парты было что-то наподобие нее – две бочки из-под керосина и доски. Писали на всем подряд, что у кого было. Нормальное помещение появилось у детей чуть позже.

– Самое главное – в школе кормили. Давали четвертинку хлебного кусочка, чуть-чуть посыпанного солью, и ложку рыбьего жира. Как мы этого ждали, вы не представляете! Дома ведь нечего было есть, – рассказала жлобинчанка. – Мы ездили в Красный Берег, где немцы разбомбили крахмальный завод. Везде валялся картофельный жмых, его собирали и пекли блины. Еще в деревне Стрешин у бабушки Сони жила знакомая. Эта женщина и ее соседи помогали нам, делились едой, кто сколько мог. Так и выживали.

Окончив 10 классов школы, Тамара Лавецкая поступила в автодорожный техникум, после пошла работать в автобусный парк, где трудилась почти 50 лет. Собеседница признается, что руководство держит с ней хорошую связь, не забывают и всегда спрашивают, нужно ли что-то. Приглашают Тамару Александровну в рабочие коллективы, учреждения образования и библиотеки, где она беседует с детьми и взрослыми. Бывает частым гостем в музее «Дети и война», который открыт в 1995 году в средней школе № 11 и посвящен бывшим малолетним узникам.

– На Жлобинщине нас таких осталось 11 человек, постоянно общаемся, созваниваемся, а Клавдия Бойкачёва мне стала как сестра, – делится личным Тамара Александровна. – Каждый год бываю в мемориальном комплексе узникам Озаричского лагеря смерти. Там пробирает холодок по спине, а моя боль никогда не утихает. Хочу попросить всех: берегите мир, любите Родину и защищайте ее, чтобы не было войны. Желаю всем мирного неба и здоровья. Чтобы мы и дальше могли спокойно отпускать своих детей и внуков играть на улицу и не боялись за них. Такую картину я хочу видеть до конца своих дней. Не дай бог белорусам столкнуться с тем, что пришлось пережить нам 80 лет назад!